За экраном
Шрифт:
– Иосиф Виссарионович велел прибить, – поясняет женщина, – так как дерево терлось о перила и болело…
Дальше нас ведут опять по узенькой дорожке к мостику, через канал, залитый водой. Вдоль канала – аллея берез, она идет к малиннику и к озеру. Озеро довольно большое. Посредине озера – островок. На нем была бахча: Сталин здесь, под Москвой, выращивал арбузы. Вот откуда, видимо, такой интерес к Мичурину.
– Иосиф Виссарионович любил угощать приезжих собственными арбузами и дынями, – сообщает сопровождающая.
– Ну и как, вызревали? – спрашивает кто-то из нас.
– Есть, видимо, можно было – ели, – а я сама не пробовала.
В общем, как можно
По словам женщины, снимали урожай. Виноградник этот Сталин очень любил – видимо, память о Гори.
Рядом большая оранжерея – туда нас не повели, да мы и не стремились, хотелось поскорее осмотреть дом, пока он не превращен в музей, по уже намеченной экспозиции. Спешим к дому. Дорожки асфальтированы, их много. Вечером освещены фонарями на очень низеньких, по колено, столбиках – чтоб освещали только путь. Женщина показывает любимые дорожки хозяина – они подсвечены низкими рефлекторами. Вот скамейки наиболее любимые. Дорожки узкие. Гулял один.
В дом входим не оттуда, откуда обычно входили посетители, а со стороны, через большую террасу. Здесь Сталин раздевался, снимал доху или шинель и шел прямо в комнаты.
Две первые комнаты, через которые входили посетители, назывались резервными. Там же принимали почту. Сейчас здесь лежали экспонаты будущего музея, какие-то вещи, видимо, тоже из музея подарков и из Кремля, несколько щитов, на них – биография и документы. Подхожу к одному из щитов. Это высказывания Сталина о роли личности в истории. Вот цитата из его письма в Детгиз: он рекомендует сжечь книгу, в которой писательница проводит мысль, что люди уже родятся вождями. Письмо заканчивается словами «культ личности – эсеровская теория».
Из этих комнат нас ведут в переднюю, откуда приезжавшие, как правило, входили в дом.
С левой стороны от входа очень простенькая вешалка. На ней висит доха, рядом – треух, стоят валенки-катанки. Рядом коричневое драповое пальто и шляпа.
Спрашиваем: чьи? Сталина ведь в пальто и шляпе отродясь никто не видел.
Женщина говорит, что очень редко надевал. В фондах есть снимок: Сталин в шляпе, рядом – Микоян.
На вешалке и знакомое по миллионам снимков пальто защитного цвета, и сталинский картуз, первых пятилеток. Дальше – военное генеральское коверкотовое пальто.
Напротив вешалки – зеркало из «Мосдрева». Перед ним Сталин иногда брился. У стены одинокий стул. Во время войны в передней были развешаны карты, Сталин становился на стул и рассматривал линии фронтов, отмечал карандашом.
Из передней переходим в столовую: это большая светлая комната, выходящая окнами в сад. Она разделена на две части, конец ее представляет собою «фонарь», отделенный от столовой раздвижной дверью. Частенько даже зимой, открыв окна в сад, там сидел Сталин в дохе и треухе – писал или читал, просматривал бумаги. В самой столовой стоит большой обеденный стол, покрытый белой скатертью. Буфет, в нем – немного самой необходимой посуды: чашки, блюдца, две бутылки боржома. Нарзан. Рядом на столике электрический чайник. Чайница. Ночью, чтоб не будить прислугу, сам грел себе чай и пил один за огромным столом. На столе – несколько цветных карандашей, среди них больше всего черных карандашей «Пятилетка», которыми чаще всего он и писал.
Я видел заметки этим карандашом на сценариях «Клятвы», «Третьего удара», «Сталинградской битвы»…
Рядом знаменитая, воспетая поэтами,
сталинская трубка, папиросы «Герцеговина флор», спички. На маленьком столике рядом – тоже карандаши, папиросы, бумага стопкой.Стены в столовой сверху донизу отделаны карельской березой.
Из столовой проходим в большой зал. Это такая же большая комната, только без «фонаря». Почти всю комнату занимает стол. Обычно здесь происходили заседания Политбюро, часто – Верховной ставки.
У стены два дивана, простых, учрежденческих, дерматиновых. Один из них застлан. Простое одеяло, подушка, маленькая думка. У дивана стул, на стуле – тоже учрежденческая лампа, как у меня в главке, какие-то пузырьки.
– На этом диване умер наш вождь, – говорит женщина. – Так пока все и оставили.
На стенах зала несколько литографий картин, вырезанных из «Огонька», в простеньких рамочках, или застекленных. В глубине небольшой портрет Ленина, под ним – бра. Рядом известная картина Яр-Кравченко «Горький читает свою сказку „Девушка и смерть“».
Слева – репинские «Запорожцы», пишущие письмо турецкому султану, и «Теркин» Непринцева, и еще чья-то картина: молодые Ворошилов и Буденный верхом на конях, в буденовках.
У входа два замечательных китайских панно: дерево и прыгающий тигр. Это подарок Мао Цзэдуна.
В углу радиола и много пластинок. Особенно много народных песен. На некоторых отметки – «плюс», «минус» или просто «дрянь!».
Магнитофон «Днепр» – иногда слушал записанные на пленку соловьиные трели.
В другом конце зала у стены маленький столик, на нем – два телефона, белый и черный. На столике карандаши, стопка бумаги, на одном листке что-то написано рукой Сталина черным карандашом. Черные жирные, ровные буквы. Что-то не успел дописать…
Перед столиком кресло, тоже обыкновенное, учрежденческое, как в кабинетах начальников средней руки. К ножкам кресла подбиты чурбачки, даже некрашеные: низко было сидеть.
Сидя за этим столиком, Сталин говорил с Кремлем, получал информацию, давал указания. Связь прямая.
Дальше спальня: небольшая комната, деревянная кровать под темный дуб. Рядом с кроватью – диван и платяной шкаф. Напротив – небольшой книжный шкаф, почти как этажерка, застекленный. В углу рояль красного дерева.
Женщина, увидев наши удивленные взгляды, объясняет:
– Рояль стоял в столовой, на нем часто играл Жданов. А после его смерти Иосиф Виссарионович дал указание перенести рояль сюда. Больше на нем никто не играл… Вообще это трудно назвать спальней, – продолжает женщина, – не только потому, что здесь книжный шкаф, но и потому, что Сталин почти никогда не спал на одном месте постоянно. Он спал и на диване в спальне, и на диванах в столовой, и в большом зале. Часто сам себе стелил. Обычно вечером без зова к нему никто не входил.
Просим разрешения посмотреть, что в платяном шкафу.
– Как было, – говорит женщина.
Открываем шкаф. Почти все полки пусты, на одной лежит небольшая стопка белья. Белье полотняное, старомодное, видимо, специально пошитое. На груди сорочек строчка. На вешалке – парадный мундир генералиссимуса, один генеральский с маршальскими погонами и штатский, всем знакомая «сталинка», брюки, сапоги и генеральские штиблеты. Вот и все.
Подхожу к книжному шкафу – книг очень мало, несколько десятков. Запомнил: Маркс и Энгельс (собрание сочинений), Ленин (собрание сочинений, второе издание), Сталин «Вопросы ленинизма», «Энциклопедия» – не «Большая советская», а Гранат, «Всемирная история» Вебера, еще несколько – помнится, по военным вопросам две-три книги. Женщина говорит: