За последним вздохом

По его перекошенной роже Сильвана сама поняла, что это предложение излишне.

— Я клянусь, никогда не оставлю ни одного из Отрекшихся Тьме! — воскликнула она, сверкая алыми глазами. — Те, кто служит мне, защищены от нее! Мы спасемся все вместе!

Фанатичка или хорошо притворяется — Кольтира не мог сказать точно. Может, Сильвана действительно верит, что она их спасительница. Все-таки делала новых Отрекшихся по минимуму: не поднимала все кладбища для захвата мира, а только для упрочнения своего королевства. Хотя начни она превращать в нежить всех подряд — народы Азерота живо это пресекут.

— А если я расскажу всем, что ты делаешь? — мрачно огрызнулся Кольтира, даже не потрудившись придать словам тон угрозы.

— Не прикидывайся глупее, чем есть, — отмахнулась королева.

Они уставились друг на друга: недовольные, злые, разочарованные, ни на медяшку не доверяющие.

Сильвана первой отвела взгляд. Кликнула стражницу, велела отвести Кольтиру в темницу: как обычно, остыть и подумать о своих манерах. Решетка закрылась за его спиной: стальная, не саронитовая, и даже, вроде бы, без чар. Недосмотр, намек, насмешка?

А на следующий день стражник принес ему кубок. Молча водрузил на примитивно сколоченный стол и ушел, снова оставляя наедине со своими мыслями.

Кольтира поднял, повертел мерзкую вещицу в пальцах. Темный металл, черепа, кости, искаженные ужасом и болью лица на гравировке, острые шипы. Из такого нужно пить яд. Впрочем, прозрачно-зеленое зелье, заполнявшее кубок, тоже несло смерть тому, кто посмеет испить его. Просто не физическую.

Кольтира качнул кубок, и густое зелье медленно колыхнулось, на миг скрыв искусно выкованное на внутренней поверхности кубка лицо, застывшее в бесконечном немом крике. Вот такая смерть, которая окончит прежнюю нежизнь, но позволит начать новую — о да, она знала, что ему предложить. И главное — когда это сделать.

Зелье забвения. Плод трехлетней работы ее алхимиков.

Он торчал здесь, в Подгороде, потому что она этого захотела — и все же он пришел сюда сам. Решетку не трудно сломать, а охранники не остановят его, если он пожелает покинуть ее город. Ей это не нужно. Она знала, что ему некуда идти. Не к кому. Никто его не ждет. Могли бы ждать, но он сам все испортил.

И потому так манило холодное содержимое кубка.

Никто не требовал, чтобы он выпил это зелье. Она могла бы заставить его. Воспользоваться своей силой — антимагический купол блокирует ее способности банши, но Кольтира не сможет удерживать его вечно.

Можно выплеснуть зелье на пол, чтобы не соблазняло доступностью простого и легкого выхода. Но тогда ее слуги на следующий день так же молча принесут новую порцию. Он поставил кубок на стол, и по зеленому кругу поверхности зелья пошли круги.

Перестанет ли монстр быть монстром, если стереть ему память? Не принесет ли он в тысячу раз больше зла в этот мир, если станет послушным орудием королевы нежити?

Терпение Сильваны может истощиться уже завтра, и тогда она потребует принять решение со всеми последствиями выбора. А может длиться бесконечно — ей некуда торопиться. И она знает, что все равно все в итоге будет так, как она решила. Что ж, умение так или иначе добиваться своей цели — это одно из качеств, всегда восхищавшее его в ней.

Он взял кубок, в тысячный раз повернул его в руке и поставил на место. Выпить? Вылить? Потребовать встречи с Сильваной и разозлить ее, чтобы придумала другую месть? Сказать, что отказывается это пить? Она говорила, что в умении трахать мозг другим ему нет равных. Однако сейчас Кольтира был готов признать, что до ее мастерства ему далеко.

Несколько глотков — и начнется совершенно другая нежизнь. Он уже не раз начинал все с начала и порядком запутался в прошлых правилах, целях и желаниях. И наделал ошибок. А теперь может избавиться от груза прошлого. Кольтира уже видел это зелье в действии и, пожалуй, не отказался бы от такого же результата для себя. Он станет другим. Почти что чистый лист — рисуй, что хочешь. Не совсем, конечно. Покладистый характер она ему не нарисует, да и не так уж и много она собиралась изменить в нем.

Она обещала, что избавит его от сомнений, сожалений и страхов, ненужных привязанностей — всего того, что тянет назад. Вот оно, доказательство того, что она держит слово — покоится в кубке и притягивает взгляд из любого угла темницы. Сильвана говорила, что даст ему смысл и цель. Она может, она уже сделала это однажды. Отделит добро от зла, сделает мир простым и понятным.

Королева позволит Кольтире чувствовать себя нужным. Только она — кому он еще сдался-то? Да и ей не так уж он и нужен — однако же вот, возится с ним, не прогоняет. Как бродячую собаку подобрала и забавляется, проверяя свои силы: одомашнит, сделает ручным, или придется на цепи держать? Не придется. Никуда он от нее не денется.

Если бы был жив кто-то из родных, Кольтира бы ни за что не согласился забыть о них. Если бы Этас все еще был готов считать его своим другом. Или кто-то из Черного Клинка. Кольтира не прилагал усилий, чтобы сблизиться с Датурой, Джейд и Керитозом или помириться с Зор’бе, — но если бы сейчас знал, что есть кто-то, кого расстроит его «смерть»…

Почти месяц Кольтира кружил вокруг этого кубка, то раздумывая, то запрещая себе о мысли о нем.

Три года назад, когда Сильвана только завела речь о подобном зелье, он был готов умереть или пойти на любые меры, лишь бы снова не стать ничего не понимающим слугой чужой воли, не потерять себя, свою память и способность принимать решения. А теперь подумывал о том, чтобы пойти на это добровольно.

Глядя на зелье, Кольтира не раз ощутил отвращение к самому себе за то, что даже без давления Короля-Лича сам отказывался от своей воли, вручал себя сумасшедшей, ненормальной стерве. Отец бы… Но какая, к троллям, разница? Некому осуждать или уважать его выбор. Некому оплакивать его. Некому остановить.

— За твой успех, моя королева.

Первый глоток был совершенно безвкусным, как вода. Немертвым сложно почувствовать вкус и запах, но ему казалось, что столь мощное зелье должно хоть как-то ощущаться.

Он снова уставился на кубок. Надо решиться и допить эту мерзость до конца, но он вовсе не был уверен, что поступает правильно.

Поняв, что к темнице приближается сильный немертвый, Кольтира вдруг подумал, что это Тассариан. Это было нелепо, бывший командир сейчас наслаждался мирной нежизнью в Западном краю: счастливый, свободный от горьких воспоминаний и чувства вины за убитых. Но Тассариан же приходил сюда за ним однажды…

Нежить приблизилась, и Кольтира узнал Клеа. Она неслышно вошла в темницу и остановилась, обхватив себя руками, будто замерзла. Кольтира поставил кубок на стол, и Клеа уставилась на рельефный узор или зелье, а не на того, к кому пришла.

— Клеа…

Она молчала. Отступила на полшага, когда он попытался ее обнять, но не сбежала, не залепила ему пощечину, не стала обвинять. Просто стояла и пялилась на это зелье. Кольтира чувствовал ее осуждение, но не мог понять причину. Потому что он тянет, не решается выпить его? Или потому что в принципе рассматривает такой трусливый вариант? Или не в зелье дело, а Клеа просто не хочет смотреть на него, на предателя, бросившего ее одну.

— Как я должен поступить? Не молчи!

Это будет новое предательство, верно? Он забудет ее, забудет Этаса — и не сможет рассказать ему о коварстве Сильваны. Да он и сейчас не может, Этас не станет с ним встречаться и слушать…