За все в ответе

Т а н я. Теперь такие женихи пошли, что сами на бутылку клянчат, где уж им о нарядах для жены думать.

Ф е д о р. Небось Петр по полтысячи в месяц зашибает?

На крыльцо вышел П а в л и к.

П а в л и к. Ма-ам, а где галстук, вроде белесый такой?

У л ь я н а. Там, где бросил, на спинке кровати.

П а в л и к вернулся в дом.

Ф е д о р. Зазнался наш Петр, мог бы и навестить.

Л и д а. Я же говорю — от работы его не оторвешь. У вас, у Ангелов, у всех один характер.

Т а н я. Корреспондент из области приехал, со мной говорил — хотел очерк о нашем отце писать. Да, видно, передумал, что-то ему не понравилось. И Федор тоже не понравился. Бурбон, говорит, а не человек.

У л ь я н а (сыну). Это почему же он так… о тебе?

Ф е д о р. Да я как следует и не расслышал, о чем он спрашивал. Вот и сказал — в перерыве, мол. Сам он бурбон. Работаешь, а он под руку лезет.

Т а н я. И сюда приходил. Может, и сегодня появится.

У л ь я н а. Надо отцу сказать.

Т а н я. А может, и не придет…

У л ь я н а. Тебя не разберешь: то придет, то не придет.

Врывается песня «Мой дед — разбойник»:

«Мой дедушка, разбойник, разбойник, разбойник, Был в самом деле очень знаменит. Кто мимо дедушки пройдет, Все деньги сразу отдает. Иначе будет бит, Иначе будет бит. Где ж ты, времечко лихое, Когда можно было жить разбоем, да, да?!»

Опять своего черта включил.

Т а н я (подходит к телефону, набирает номер). Ванек, Ванек! Выключи, дурак, бегемотию. Дай пообедать. Слышишь? (Кладет трубку. Лиде.) Это наш сосед Ванек Крячко забавляется…

Песня обрывается.

Л и д а. Послушался!

У л ь я н а. Он уже отца за ворот хватает… Такого разбойника — поискать надо. Танюшки нашей, правда, побаивается.

Ф е д о р. Тань, съездила бы завтра на базар?

Т а н я. Кому отец скажет, тот и поедет.

Л и д а. «Кому отец скажет»! Наш сын тоже уже распевает песенку, которую вы в детстве пели… Как это? (Пробует вспомнить, напевает.)

«И сказала мама: «Шалостям конец. Не дурите, дети, вон идет отец!» И сказала мама: «Шалостям конец. Ешьте, дети, быстро, вон идет отец!»

Сами сочинили или где-то слышали?

Ф е д о р. Это еще не вся песня. Она долго поется… (Запевает.)

«И сказала мама: «Шалостям конец, За работу, дети, вон идет отец…»

Т а н я. Этот куплет Федор небось на всю жизнь запомнил. Когда-то он санки свои поломал, а чинить не хотел. Так отец ему всыпал.

У л ь я н а. Всем понемножку доставалось. Разве что Павлика немного миловали.

Т а н я. Любимчик.

Именно в этот момент входит П а в л и к.

П а в л и к (Тане). Завяжи, пожалуйста, галстук.

Т а н я (завязывает). Пора бы уж и самому научиться.

П а в л и к. Узел пошире.

Т а н я. Что с тобой? Ты словно украл что-то: руки трясутся и глаза — как у цыгана на ярмарке. Боишься, что за тройку тебе влетит?

У л ь я н а. Молчи, отец услышит — обед пропадет. Павлик, а стипендию не отберут?

П а в л и к. Нет.

У л ь я н а. И то хорошо. Таня, зови отца — пора обедать.

Т а н я (подходит к пристройке, стучит кулаком в дверь). Господин президент, кушать подано!

Л и д а. Петр рассказывал: никогда не видел, чтобы отец отдыхал… Все что-то мастерит.

Из пристройки выходит П л а т о н. Видно, когда-то сильный был человек. Лицо суровое, усталое. Подходит к умывальнику, моет руки.

Павлик выносит полотенце.

Л и д а. Простите, конечно, за бестактность, но не утерплю, скажу. Вот смотрю: Ульяна Ахтисьевна готовит обед, Федор — что-то мастерит. Отец молча моет руки, а Павлик наготове полотенчико держит. Точно так все было и в прошлый мой приезд. Я словно во второй раз смотрю тот же самый фильм.

Т а н я. А какой же следующий кадр?

Л и д а. Наверное, Ульяна Ахтисьевна скажет: «Пора обедать, ставьте стулья».

У л ь я н а. И то правда. Берите, дети, стулья. Федор, принеси Лиде.

Л и д а. Не будем нарушать традицию. Каждый сам себе принесет.

Павлик, Таня, Лида несут себе стулья. Федор принес матери. Себе ставит починенный. Павлик тащит большое самодельное кресло, ставит его в центре — для главы семьи. Все рассаживаются.

Л и д а (достает бутылку вина). Крымское.

Ф е д о р. Не обед, а просто пиршество.

Т а н я. А перед пиршеством — экспроприация, или, говоря обычным языком, грабеж среди бела дня.

П л а т о н (садится в кресло). Вино?

Л и д а. Это я из Крыма. Сегодня ведь суббота.

Т а н я. День зарплаты — почти праздник.

П л а т о н. Вино не для обеда. (Достает блокнот, надевает очки.)

Л и д а. Даже блокнот тот же самый!

Т а н я. С папиным почерком этого блокнота на всю оставшуюся жизнь хватит. Не буквы, не цифры, а маковые зернышки.

Ф е д о р (подходит к отцу, достает из кармана деньги, отдает). Двести тридцать.

Отец берет деньги, пересчитывает.

У л ь я н а. Стыдно сыну не верить.

П л а т о н. А вдруг кассир недодал? Пересчитывать деньги не стыдно, а вот приносить двести тридцать рублей, словно юнец ты безусый, стыдно!