Зачем?

– Ты чувствуешь, что я чувствую?
– робко спросил он у птицы.

– Да...

Она вдруг встрепенулась вся, вытянула шею, посмотрела по сторонам, словно выбирая путь, взмахнула прозрачно-перламутровыми крылами, вылетела через окно и исчезла в толще ливневой тучи.

– Потерпи, сынок.
– Иван Иванович погладил сына по опустевшему плечу.
– Я думаю, и ты узнал любовь, и тоже сначала было больно, да?

– Да, - вздохнул Васька.
– Я теперь с наслаждением говорю ей мама... Даже представить нельзя, какими болванами, пнями бесчувственными, вообще дубьём были мы всего какой-то год назад!

– Не то слово, - вдруг подала голос зелёная птица, самая молчаливая. Она вообще несколько дней не говорила. Только дремала или чистила изумрудные пёрышки.

– Ну давай же, признавайся наконец: ты-то кто такая?
– нетерпеливо воскликнул Васька.
– Ты полетишь с нами? И вообще - что ты означаешь?

– Я - душа Михаила, учёного, который придумал препарат бессмертия...
– шёпотом призналась птица и перелетела с плеча Ивана Ивановича на верхнюю деку больших настенных часов.

Васька с отцом рванулись к её нежной шейке, но, опомнившись, опустили сжатые кулаки.

– Понятно, почему ты на мне сидела, - сказал Ужов.
– Меня ж в бумаги записали как изобретателя. Коллега! Оказывается, вот кто виноват. А я тебя поначалу совсем не раскусил!

– Я в худшем положении, чем вы оба, не беспокойся!
– утешила Ужовых изумрудная красавица.
– Меня уже совсем нету на Земле. Я выпил антивакцину...

– Так она всё-таки есть?
– громко закричали все. Даже Федька прибежал с работы, с вопросом на лице.

– Была. Я всё выпил - и растворился в воздухе. В вашей московской квартире. Извините. Я хотел вам помочь, но не успел. Всё перепутал. Ну как мне выпросить у вас прощение?!
– Птица, похоже, говорила искренне.

– Рецепт помнишь?
– строго спросил Иван Иванович.

Молчание.

– Говори, зелень!
– заорал Васька.

– Помню, - еле слышно ответила птица.
– Но это бесполезное знание. Без уникальной лаборатории нашего института сделать нельзя ни вакцину, ни антивакцину. Я хотел поговорить с Марией Ионовной... когда был жив. Но не успел. Она хотела найти лабораторию, пригрозила Аристарху... но тоже не успела. Вы ведь знаете, как её... ужасно... поймали?

– Знаю, знаю!
– кричал на птицу Васька.
– Но только потому знаю, что у меня дальновидение открылось, пропади оно пропадом! Что теперь делать-то? Сфантазируй ещё что-нибудь, гений хренов!

– Я не могу. Я теперь безмозглая сущность, неприкаянная. У меня мозг умер вместе с телом... Я распадусь на бессмысленные части, это очень скоро. Но вы - могущественны. У вас ещё есть время исправить дело. Летите в Москву. Там что-то начинается, - печально говорила, сидя на часах, зелёная с фиолетовыми перышками на шейке сущность бывшего Михаила, бывшей птицы, бывшая видимой - и вдруг стала невидимой. Растворилась.

– Господи!
– Дуня принялась крестится.
– Куда она делась? В часы?

– Ага, вместо кукушки будет!
– Васькина ярость.

– В какие-нибудь демоны подался, - резюме Ивана Ивановича.

Дуня прижала к себе покрепче свою красную птицу, Федька потянулся к своей синей. Но синяя птица, хлопнув его крылом по шее, погрозила, как несмышлёнышу, забывшему вымыть руки перед едой:

– С тобой, Фёдор, на все века всё ясно. Восстанавливай флору Земли до первозданности, помнишь свой урок? То-то же. Марш на двор! Я буду посещать тебя и принимать работу.
– И она улетела. Скорее всего за новым красным вином.

Ужовы, Дуня, Фёдор и приумолкнувшая красная птица сели за стол. Ужовым предстоял неведомый путь. Дуня поминутно вздрагивала, горестная, пресыщенная впечатлениями. Долго молчали.

Фёдор принял красного вина, заготовленного ему синей птицей для важной работы, и пошёл к двери. Остановившись в проёме, он обернулся и сказал Ваське:

– Никогда не пьянствуй! А то заставят чего похуже, чем мне. Например, восстанавливать фауну...
– И отправился на трудовую уриновахту.

– Хороший у тебя муж, Дунечка, - сказал Иван Иванович немного погодя.
– С юмором.

– Да, Иван Иванович, - безучастно отозвалась Дуня.
– Вам пора. Давайте я вас поцелую, ребятки! Вы уж там как-нибудь спасите, пожалуйста, человечество от этой заразы...

Ужовы обняли Дуню и вежливо погладили её птицу, которая продолжала таинственно помалкивать и почему-то никуда не рвалась. Васька обошёл комнаты, попрощался с каждым уголком, с каждым горшком, с цветами, с часами, с сундуком, на котором спал все эти дни. Иван Иванович следил за сыном и ждал какого-то сигнала. По всему выходило, что они уже давно должны быть в походе и в полёте, но они ещё здесь. Почему-то.

Дуня опять всхлипнула. Красная птица нежно ткнулась клювом в её щёку, утешая лаской. Дуня всхлипнула громче.

– Пап, - сказал Васька после какого-то длинного размышления.
– А что эта красная подруга вся из себя такая загадочная? У всех пострадавших - уроки по смыслу жизни, драмы и даже трагедии, - он кивнул на настенные часы, впитавшие в себя изумрудную сущность гениального и простодушного Михаила, - а наша последняя красотка прям как не родная! Ты кто?

Красная птица потупилась. Иван Иванович задумался. Подошёл к ней и, взяв за клюв, притянул к своему лицу. И заглянул в глаза.

– Вот ты какой, цветочек аленький!
– Иван Иванович оттолкнул птицу и выпрямился.
– Это, Васенька, наш дорогой Мар Марыч! Не правда ли, уважаемый?

– Что?
– изумился Васька.
– А впрочем, что уж там... Ну и как вам, гражданин неудачник, в таком виде живётся? Опять к женщинам пристаёте? Ну и ну! Во дела, а, пап?
– Васька подпрыгнул и немного полетал вокруг птицы.
– Всё получил, боров, что хотел?

Красная птица побагровела. Спрятала голову под крыло, съёжилась.

– Вы о ком, мужики?
– заинтересовалась Дуня, чуть отодвигаясь от своей возлюбленной птицы.

Васька объяснил. Со всеми подробностями.

– Бедненький...
– жалобно протянула Дуня, снова хватая птицу и прижимая к самому сердцу.
– Бабу хотел, вечности хотел, а получил фруктовым ножом по горлу. Ничегошеньки не успел... Милый ты мой!

– Дуня, да он же бандит был, на немереных бабках сидел, на нём туча загубленных душ! Вон перья-то какие кровавые!
– Васька сердито наблюдал за объятиями Дуни с бывшим Мар Марычем.