Зачем?

– А как же соседи?
– поинтересовался Иван Иванович.

– Ну, соседей-то у нас три калеки... А вот как-то раз участковый заходил, дурацкие вопросы задавал. Естественно. Ведь раньше ни одна душа на свете не заподозрила бы Федьку в любви к цветам и вообще в любви. А тут он, видите ли, ходит фертом, рожа светится, орхидея в петлице, - умора! Короче, мы участкового таким мартини с текилой накачали, что он теперь как Федьку видит - фуражку снимает.

– Да-а...
– сказали отец и сын.
– Да-а...

Из соседней комнаты проскрипели шаги, кряхтнул кашель, дверь распахнулась - и явился счастливый мужик Федька. Заспанный, лохматый, зевающий посекундно, он тем не менее являл собой великую радужную картину; особенно глаза. Из них лилось солнце.

– Дунь, а Дунь, я до ветру...
– И пошёл он на двор, а возбуждённые свидетели прильнули к окнам в ожидании чуда.

Федька честно метил в угол, где стоял дощатый нужник. По дороге он покачнулся, а терпеть не было сил, Федька дёрнул полотняные штаны - и потекло. Лицо Фёдора стало прекрасным, он зажмурился, как школьник перед получением золотой медали.

Когда жидкость вытекла, Федька рванул к нужнику за следующей надобностью, а за пять - семь минут его отсутствия на многострадальной клумбе появились дополнительные товары: голубые и томные, как утреннее небо в турпоходе, ирисы, лохматые ромашки величиной с подсолнух, розы без шипов...

– Ой!
– сказала Дуня.
– Ещё новости! Таких цветков ещё не было!

– Да-с, - покачал головой Иван Иванович, на грани нового смехового приступа.

– Бляха-муха!
– воскликнул Васька.
– Ну и везёт же некоторым! Может, я тоже попробую? У вас нету ещё какой-нибудь заброшенной клумбы?

– Вася!
– с лёгкой укоризной сказал Иван Иванович.
– Мы в гостях!

– Папа!
– с утяжелённой укоризной сказал Вася.
– За гостеприимство чем-то надо платить, а чем? Тем паче мы не знаем, надолго ли мы здесь. Полную неопределённость надо сократить хотя бы до неполной.

Иван Иванович собрался было произнести речь о политкорректности, о конспирации и о других ценных вениках, но помешала Дуня:

– А и правда, пусть малец попробует. Клумба не клумба, но уголок за сараем, где вы приземлились, имеется. С улицы его не видно. Разок попробует, никакого ущерба хозяйству не будет. Ну а если получится как у Федьки - заживём, ребята!

Мечтательность и нега отразились на Дунином челе. Она будто увидела новые горизонты: отремонтированный дом, корову, козу, пчёл, десяток новых платьев...

Васька не мог позволить даме бесплодно мечтать в присутствии двух мужчин, наделённых особыми возможностями. Он вышел вон и скрылся за указанным сараем. Через пять минут он вернулся в дом и сел:

– Ждём.

Вернулся и Федька. Иван Иванович попросил его дать что-нибудь почитать, а то совсем одичать можно. Мужчины удалились в Федькину спальню-библиотеку, Дуня занялась уборкой, а Васька ждал и ждал, глядя прямо перед собой, но ничего в упор не видя. Он столько сил и души вложил в недавнее мочеиспускание, что неполучение результата могло крепко обидеть его детский ум.

Домыв посуду, Дуня ласково предложила донельзя напряжённому Ваське вместе прогуляться за сарай в разведку. Васька взволновался.

Шли медленно. Васька страшился творческого, так сказать, бесплодия; Дуня мечтала о корове. В небе далеко за лесом громыхнул гром. Сарай приближался. Спутники обошли поленницу дров, бочку с дождевой водой, вышли к цели. Увидели. Как реагировать?

Изумрудный газончик. В центре - маленький колодец. По периметру газончика покачивается красная кайма дивной красоты - живая изгородь из бегонии махровой.

– У вас, Дуня, очень плодородная земля, - галантно проговорил Васька сразу после выхода из ступора. Откашлялся.
– Я за папой сбегаю, а вы посторожите всё это. Я боюсь... проснуться.

Дуня молча кивнула, плюхнулась на обрубок толстенного бревна и схватилась за сердце. За лесом громыхнуло ещё раз. Упали первые капли. Солнышко спряталось, птички умолкли, кроме одной, которая слетела с неба и присела близ Дуни на поленницу.

Длинные, прозрачные, посверкивающие перламутром перья и сладкоголосое нежное посвистывание поначалу сбили Дуню с толку. Женщина перекрестилась, но невиданная птица с длинной изящной шеей и пёстрым, пышным, почти павлиньим хвостом - не исчезла. Она подпрыгнула вплотную к Дуне и ласково клюнула её в руку, словно поцеловала-поздоровалась.

Дуня опасливо перевела взоры на то, что ещё четверть часа назад было заброшенным куском засарайной почвы площадью примерно два на два метра.

Дождик, усиливающийся с каждой секундой, усиливал и те сверхъестественные эффекты, что посеял Васька. Вода небесная усердно подгоняла развитие жизни в новоявленном оазисе. Бегонии - "розы без шипов" - подросли.

Подошли Иван Иванович с абсолютно трезвым Фёдором. Васька бережно держал хозяина этой земли за руку, переживая за его душевное здоровье. Дуня привстала, а прозрачно-перламутровая птица перелетела на Васькино плечо.

Гроза разошлась вовсю, но собрание, молча созерцающее явление за сараем, не чувствовало её. Первым очнулся Иван Иванович:

– Вась, ты породил этого попугая? Ну, да ты болтун известный...

– Разве такие попугаи бывают?
– Васька осторожно погладил птицу, а она в ответ тихонько тюкнула его в запястье крупным золотистым клювом.

– Дунь, а Дунь, - полушёпотом позвал жену Фёдор.
– На нашей станции такую птицу не купят. Может, в зоопарк?

– В нашем медвежьем углу, Федя, всё - зоопарк. Везде, - назидательно сказала Дуня, не в силах оторваться от разворачивающегося на участке зрелища.
– Я её лучше в курятник уберу. Красавица какая!..

– Я буду здесь!
– напевно-хрустально сообщила птица.
– Я нашла воду бессмертия.

Публика воззрилась на Ивана Ивановича. Доктор наук порылся в памяти:

– Вспомнил! В тринадцатом веке был поэт Фарид Уд-Дина Аттар. В его сочинении "Совет птиц" попугай ищет воду бессмертия! Но при чём тут Россия?

– Ну и что? Он... Она... не совсем попугай, - заметила Дуня, возжаждавшая всё-таки как-нибудь приватизировать прекрасную птицу.

– Ой! Смотрите! Ещё!
– Васька показал на землю.

Из маленького серебряного колодца, образовавшегося на месте Васькиного творчества, выпорхнули одна за другой ещё три птицы, похожие на перламутрового попугая-первооткрывателя, и сели на плечи собравшихся, по одной на каждого. Федькина птица вообще оказалась синей. Дунькина - алой. Ивану Ивановичу досталась зеленоватая, с фиолетовым пушком на горле.

Переливчатая Васькина подруга отличалась от остальных особой шелковистостью и рассудительностью. Она сказала:

– Друзья мои! Настало время. Вы обязаны. И вам помогут.