Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

135

этотъ клочекъ съ терновыми втками, булавками и стекломъ надо повсить въ трубу. Это вызоветъ у вора нестерпимыя боли во всхъ членахъ тла¹). Во всхъ тхъ случаяхъ, гд чарованію подвергается какая-нибудь вещь, имющая отношеніе къ человку, котораго желаютъ зачаровать, обрядъ до нкоторой степени перестаетъ быть просто изобразительной чарой: колдунъ въ такихъ случаяхъ какъ бы прямо дйствуетъ физически на другого человка. Если при кровотеченіи изъ носа собранную въ яичную скорлупку кровь бросить на горячіе угли, то кровь остановится. Засыханіе крови въ скорлупк изображаетъ засыханіе крови въ носу²). Но въ то же самое время кровь въ носу какъ бы на самомъ дл подвергается дйствію горячихъ углей: они сушатъ кровь, вытекшую изъ носа, слдовательно, сушатъ и ту, что осталась еще въ носу. — Ограничусь этими примрами; ихъ вполн достаточно, чтобы показать, какъ широко въ народ практикуется симпатическая магія, выражающаяся въ дйствіи изображающемъ.

Не мене распространенъ и другой видъ — передача свойствъ одного предмета другому. Посмотримъ. Съ одной стороны, вра въ то, что часть обладаетъ свойствомъ цлаго³), а съ другой — вра въ возможность передачи этихъ свойствъ простымъ прикосновеніемъ⁴) были причиною возникновенія амулетовъ. Не буду распространяться объ этомъ общеизвстномъ явленіи. Возьму лучше случаи, гд играютъ роль не постоянные амулеты, а предметы, къ которымъ прибгаютъ только въ опредленные моменты. Особенною популярностью въ этомъ отношеніи пользуются останки умершаго. Дикіе подаютъ умершихъ родственниковъ съ цлью пріобртенія ихъ добрыхъ свойствъ⁵). Сообщаемые Фрэзеромъ въ упоминавшейся выше работ случаи поданія „человко-боговъ“ покоятся на той же психологической

136

основ. Это — своеобразное „пріобщеніе“. Подающій пріобртаетъ свойства подаемаго. Отголоски такого врованія до сихъ поръ встрчаются въ народныхъ поэтическихъ произведеніяхъ. Напримръ, въ сказк сила богатыря передается другому съ его выпитою кровью¹). Святогоръ передаетъ свою силу со своей пной²). Если можно передавать и получать такимъ образомь хорошія качества, то можно передавать и дурныя. Болзнь можно перевести съ одного человка на другого при помощи слюны или волосъ больного³). Точно такъ же можно передать болзнь и черезъ блье больного. Въ бль, въ какомъ человкъ захворалъ лихорадкою, выйти на распутье и тамъ снявъ его оставить. Кто подниметъ, на того и перейдетъ лихорадка⁴). Въ сказк королевны хотятъ умыться кровью красавицы, чтобы самимъ сдлаться красавицами⁵). Когда одинъ человкъ „пріобщается“ частью другого, то между ними устанавливается какая-то связь, какое-то единство. Поэтому, если желаютъ пріобрсти чью-нибудь любовь, то стараются свою кровь или потъ, передать съ пищей этому человку⁶). Если допустить существованіе такого „закона природы“, то нтъ ничего удивительнаго, что фельдшеръ, которому, вмсто его отрубленной руки, приросла рука вора, самъ сдлался воромъ⁷). Симпатическое родство между двумя существами можетъ установиться даже благодаря одной лишь общности именъ. Младенецъ, носящій имя преподобнаго, будетъ счастливъ, мученика — несчастливъ⁸). Выше мы видли, что въ заговорахъ отмчается то свойство покойника, что онъ онмлъ, оцпенлъ и боли не чувствуетъ. Поэтому-то при разныхъ боляхъ и стараются какъ-нибудь притти въ соприкосновеніе

137

съ покойникомъ, чтобы получить его завидныя качества. Останки покойника считаются талисманами¹). Желая получить исцленіе, кусаютъ палецъ трупа, прикасаются къ трупу²). Трутъ пальцемъ покойника больной зубъ³). Мертвая рука цлебна⁴). Лчатъ могильными косточками⁵). Такъ какъ гвоздь въ гробу иметъ нкоторое отношеніе къ покойнику, то и онъ обладаетъ тми же свойствами⁶). Зубъ покойника помогаетъ отъ головной боли⁷). Зубъ умершаго насильственной смертью цлебенъ. Имъ древніе римляне совтовали накалывать десны⁸). Они же лчили эпилептиковъ кровью и тломъ гладіаторовъ⁹). Если ту палку, которой мряли гробъ покойника, подсунуть подъ крышу чужого дома, то и тамъ будетъ покойникъ¹⁰). Когда дутъ пахать, нельзя садиться на дальней лавк, потому что на эту скамью ставятъ покойника¹¹). Повидимому, „мертвенность“ черезъ скамью и пахаря можетъ передаться земл. Зубную боль можно вылчить, тмъ или инымъ способомъ придя въ соприкосновеніе съ животнымъ, обладающимъ хорошими зубами. Древніе лчили зубы, накалывая десны зубами собаки, ящерицы или ужа¹²). Жеваніе волчьяго зуба помогаетъ легкому прорзыванію зубовъ у ребенка¹³). Въ Россіи волчій зубъ вшаютъ дтямъ на шею для зуборощенія¹⁴). Иногда въ мышиныхъ гнздахъ находятся камушки, изгрызенные мышатами; камушки эти у малорусовъ служатъ средствомъ отъ зубной

138

боли¹). Древніе совтовали отъ зубной боли есть крысу дважды въ мсяцъ²). Нмцы также врятъ, что мыши и крысы — врное средство противъ зубной боли³). Чтобы вылчить зубы, надо откусить отъ того хлба, какой ла мышь, или откусить голову мыши⁴). Вутке замчаетъ по поводу цлебныхъ свойствъ мыши, что она была у язычниковъ-германцевъ священнымъ животнымъ, такъ какъ ея срая шкурка изображала тучу, а блые зубы — молнію въ тучахъ⁵). Такъ же думалъ и Аанасьевъ. Это крайность миологовъ. Дло просто въ томъ, что у мыши очень хорошіе зубы, въ чемъ земледльцамъ и хозяевамъ приходится очень часто убждаться на горькомъ опыт. Отсюда и желаніе воспользоваться ихъ завиднымъ качествомъ. — У румынъ отъ безплодія мужъ стъ заячьи яички, жена — заячью матку⁶). Понятно, почему новобрачныхъ, передъ тмъ какъ вводятъ ихъ въ спальню, кормятъ птухомъ⁷). Смыслъ этого обряда становится еще ясне, когда молодыхъ кормятъ птухомъ въ постели⁸). — Въ Колумбіи неродихамъ даютъ пить отваръ гнзда осъ и мухъ, потому что эти наскомыя размножаются въ большомъ количеств⁹). Свойства подаемаго животнаго передаются и ребенку. Беременная женщина не должна сть свинины, чтобы у ребенка не выросла щетина вмсто волосъ. Родителямъ даже смотрть нельзя на гориллу, иначе родится горилла вмсто ребенка¹⁰). Не даютъ дтямъ рыбы, чтобы не были нмыми¹¹). Силу одного живого существа можно передать другому. У побждающаго птуха отрзаютъ

139

перья съ кончика хвоста, закатываютъ ихъ въ хлбъ и кормятъ этимъ хлбомъ побжденнаго птуха. Побждавшій прежде будетъ поддаваться побжденному¹). Въ сказк герой при помощи соколинаго перушка самъ обращается въ сокола, при помощи львинаго когтя — въ льва, при помощи рыбьей чешуйки — въ рыбу²). По арабскому поврію, намазываніе тла саломъ льва длаетъ человка мужественнымъ и гонитъ передь нимъ дикихъ животныхъ³). Въданномъ случа наблюденіе едва ли ошибочно. Вра въ возможность заимствовать ото льва его силу, конечно, придаетъ человку мужество, а запахъ львинаго сала отгоняетъ животныхъ. Но это совпаденіе чисто случайное. Приведу другіе примры. Нельзя бить ребенка сухой вткой — изсохнетъ⁴). Пуповину новорожденнаго мальчика перерзываютъ на книг, чтобы былъ грамотный, двочки — на прядильномъ гребн, чтобы была искусная пряха⁵). — Въ Новой Зеландіи, съ цлью придать мальчику твердость, даютъ ему глотать камушки⁶). — Армяне кладутъ камень между втвями дерева, чтобы плоды его окрпли⁷). — У насъ камни кладутъ на капустныя грядки, чтобы капуста была тверже⁸). — Чтобы поссорить парня съ двушкой, надо бросить между ними песку, взятаго съ мста, гд подрались два птуха⁹). Носить при себ голубиное сердце — врная дорога къ любви. Это знали и древніе римляне:Si tecum habueris cor columnis, omnes te ament¹⁰).

Въ большинств приведенныхъ примровъ желанное свойство воспринималось человкомъ отъ другого предмета. Но гораздо распространенне, кажется, обратное

140

явленіе — передача нежелательнаго свойства (болзни) отъ человка чему-нибудь другому. Какъ помимо воли человка на него могутъ переходить различныя свойства другихъ живыхъ существъ и предметовъ, такъ и обратно: свойства человка сами собой передаются окружающим его предметамъ. По представленію дикарей племени Баганда, неродиха мшаетъ плодородію сада ея мужа, а женщина, часто рожающая, наоборотъ, увеличиваетъ плодородіе сада¹). Естественно, что примитивный человкъ старается использовать такое взаимодйствіе вещей в свою пользу. Почему, наприм., не попробовать передать такимъ образомъ кому-нибудь свою болзнь? Передавать можно другому человку, животному, неодушевленнымъ предметамъ. Кажется — всему, чему угодно. Особенно часто болзнь передается животнымъ. Въ Германіи больной лихорадкой идетъ въ лсъ, отыскиваетъ гнздо куличка съ маленькими птенцами, беретъ одного и носитъ при себ нкоторое время. Потомъ опять относитъ птичку въ гнздо, думая, что съ ней онъ относитъ и лихорадку²). Или же носитъ на ше живыхъ пауковъ, жабу и потомъ бросаетъ ихъ въ воду³). Больной желтухой носитъ на груди линя и потомъ бросаетъ его въ текучую воду⁴). Сука должна перескочить черезъ ребенка больного сухоткой, и онъ выздороветъ⁵). Поросенокъ долженъ пройти чрезъ больного⁶). Вертятъ больного ребенка вокругъ туши осла⁷). Негры переводятъ болзнь на курицу⁸). Евреи вертятъ вокругъ головы черную курицу, разрываютъ ее надъ больнымъ и зарываютъ. Когда курица сгніетъ и боль пройдетъ⁹). Отъ „собачьей старости“ въ бан парятъ вникомъ ребенка

141

и щенка. Если щенокъ посл этого сдохнетъ, ребенокъ поправится¹). Отъ сухотъ — больного купаютъ вмст съ котомъ или псомъ, котораго потомъ выбрасываютъ далеко за домъ²). Ногти, срзанные съ рукъ больного, вмст съ хлбомъ даютъ псу³). Древніе передавали болзнь щенку, прижимая его къ больному мсту⁴). Но возможно и обратное дйствіе: передача силы животнаго человку. У румынъ больной ложится на животъ, a медвдь наступаетъ ему на спину⁵). Можно болзнь передать дереву, сдлавши въ немъ дыру и забивши туда что-нибудь, принадлежащее больному⁶), чаще всего его волосы или ногти⁷). Въ Польш просверливаютъ дыру въ дерев и забиваютъ туда ногти⁸). Во Франціи проводятъ больного черезъ дубъ или бузину, потомъ обрзки его ногтей засовываютъ за кору дерева⁹). Ячмень трутъ ячменнымъ зерномъ и бросаютъ его въ чужое колодце¹⁰). Вбиваютъ боль въ дыру въ яблон, груш, дубу¹¹). Забиваютъ боль въ дыру осиновымъ колышкомъ¹²). Отъ зубной боли цлуютъ рябину¹³). Грызутъ съ тою же цлью сосну¹⁴). Вбиваютъ гвоздь въ вербу¹⁵). Верба сохнетъ — человкъ поправляется. Рубаху больного вшаютъ на дерево: кто ее возьметъ, тотъ и заболетъ, а хозяинъ поправится¹⁶). Обмываютъ больного и воду выливаютъ на плетень. Туда же перейдетъ и

142

болзнь¹). Болзнь переводится на какой-нибудь предметъ, и затмъ предметъ этотъ уничтожается²).

Вс вышеприведенные примры показываютъ, что чарованіе дйствіемъ, какъ изобразительнымъ, такъ и передающимъ свойства и качества предметовъ, вполн самостоятельно и независимо отъ слова. Когда мы эти виды чаръ встрчаемъ въ соединеніи со словомъ, то они также играютъ роль вполн самостоятельную, вовсе не ограничивающуюся простой иллюстраціей пожеланія, выраженнаго въ словесной формул. Значитъ, въ параллелистическихъ заговорахъ съ дйствіемъ мы имемъ два элемента, одинаково обладающихъ магической силой. Какой же изъ нихъ долженъ считаться боле сильнымъ, основнымъ? Существуетъ еще одинъ видъ заговоровъ съ обрядомъ; онъ дастъ отвтъ на нашъ вопросъ. Это коротенькія формулки-заговоры, поясняющія дйствіе. Он намъ покажутъ, какъ слились слово и дйствіе, и какую роль при этомъ играло слово. Покажутъ, что роль его при дйствіи первоначально была чисто служебная. Слово первоначально только поясняло дйствіе.

При засканіи „утина“, больной ложится ницъ черезъ порогъ, и, когда онъ такъ лежитъ, лкарка-старуха кладетъ на спину ему вникъ и ударяетъ по немъ остріемъ топора. Больной спрашиваетъ: „Что счешь?“ Лкарка отвчаетъ: „Утинъ ску“. „Ски крпче!“ говоритъ больной³). Что это такое? Очевидно, драматическое изображеніе засканія топоромъ болзни. Лкарка заскаетъ болзнь, a діалогъ только поясняетъ смыслъ совершающагося дйствія. Болзни можно выгонять и безъ словъ. Больного можно просто на просто выпороть осиновыми прутьями⁴). Кликушъ порютъ кнутомъ, чтобы бсъ изъ нихъ вышелъ⁵). Стегаютъ больного прутьями вереска⁶). Эпилептиковъ

143

стегаютъ вникомъ¹). При падучей немочи бьютъ травой чертополохомъ²). Нахлестываютъ по стнамъ вицами, выгоняя изъ дому горячку³). Совершенно аналогиченъ съ обрядомъ засканія „утина“ другой обрядъ — ношеніе больного ребенка въ кузницу. Кузнецъ кладетъ его на наковальню и длаетъ видъ, что выколачиваетъ молотомъ болзнь, подымая и опуская молотъ надъ ребенкомъ⁴). Слово во всхъ подобныхъ случаяхъ не при чемъ. Но естественно, что, если смыслъ дйствія почему либо окажется не совсмъ ясенъ, то его придется пояснить. Это важно не тольно для паціента, но и для самого чарующаго. Пояснительныя формулы при магическомъ обряд появляются въ результат раздвоенія сознанія чарующаго. Сознаніе его начало различать, что предметъ, на который направлена чара, не тождествененъ съ предметомъ, на какой онъ хочетъ воздйствовать. Раньше въ его сознаніи было совпаденіе этихъ двухъ предметовъ; теперь оно нарушено. Восковая фигура, напримръ, уже не тождественна человку. Отсюда — стремленіе опредлить точне смыслъ дйствія, начинающаго возбуждать сомнніе въ своей цлесообразности. Поясненіе возникаетъ психологически необходимо. Оно сначала создается въ ум чарующаго въ форм сужденія, отвчающаго на возникшее сомнніе. Затмъ сужденіе это выражается словомъ. Отчасти этому способствуетъ напряженность душевнаго состоянія чарующаго. Она заставляетъ человка высказать владющую имъ мысль. Отголосокъ подобныхъ явленій встрчается и у насъ когда мы, подъ вліяніемъ напряженнаго душевнаго состоянія, невольно вслухъ высказываемъ свои желанія или наблюденія. Отчасти же заставляетъ человка высказаться вслухъ увренность, что слова его могутъ быть услышены существомъ, противъ котораго направлены чары. И вотъ онъ подтверждаетъ что онъ длаетъ именно то-то, а не что-либо другое. Такъ, напр., установился обычай лчить отъ „собачьей старости“ при помощи перепеканія. У изобртателя