Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Итакъ, древнія священныя формулы, обладая тою же магической силой, какую имютъ современные заговоры-молитвы, однако нуждались для дйствительности своей силы кое въ чемъ постороннемъ слову. Въ нераздльномъ могуществ слова появляется брешь. Ему приходится длиться своею властью. Прежде всего займемся разсмотрніемъ того, какую роль играло при слов дйствіе. Начать

120

надо съ него, во-первыхъ, потому, что оно самый серіозный соперникъ слова, а во-вторыхъ, потому, что современное состояніе заговора представляетъ боле данныхъ для выясненія роли именно этого элемента въ чарованіи на ряду со словомъ, чмъ другихъ. Интересно было бы прослдить, какъ устанавливалась,взаимная связь между молитвою и обрядомъ наблюдаемая въ такой яркой форм у древнихъ. Наврно бы при этомъ оказались интересныя параллели съ отношеніемъ тхъ же элементовъ въ заговор. Укажу только на упоминавшуюся уже работу Фрэзера. Въ ней авторъ пытается установить происхожденіе нкоторыхъ древнихъ религіозныхъ культовъ изъ агрикультурныхъ обрядовъ, а эти послдніе въ свою очередь объясняетъ, какъ чары для обезпеченія дождя и урожая. Онъ говоритъ, что вс эти весеннія и купальскія празднества — „магическія чары, имющія цлью произвести результатъ, который он драматически изображаютъ“¹). Свою теорію авторъ подтверждаетъ массою фактовъ. Подчеркиваю отмченную имъ черту драматическаго изображенія. Съ нею мы еще встртимся въ заговорахъ. Насколько велика роль дйствія при заговорахъ, видно уже при самомъ бгломъ обзор заговорной литературы. Слдуетъ различать дв формы соединенія слова и дйствія. Одна, такъ сказать, неорганическая. Въ этомъ случа ни изъ текста заговора не видно, почему онъ сопровождается опредленнымъ дйствіемъ, ни изъ дйствія не видно, почему при немъ эти именно слова, а не другія. Вторая форма связи — органическая. Здсь дйствіе и слово представляютъ какъ бы два параллельныхъ ряда, два способа выраженія одной и той же мысли. Послдняя форма и дала поводъ къ опредленію заговора, данному Потебней. Придерживаясь плана перехода отъ видовъ заговора, гд слово боле свободно отъ примси другихъ элементовъ, къ видамъ, въ какихъ самостоятельность его постепенно исчезаетъ, слдовало бы теперь разсмотрть заговоры съ эпическимъ элементомъ. Хотя громадное большинство ихъ утратило параллельное дйствіе, но все-таки

121

слды его часто видны еще въ эпилеской части. Однако лучше будетъ пока оставить эти заговоры въ сторон, такъ какъ вопросъ о томъ, дйствительно ли они сохранили указаніе на утерянное дйствіе, является пока спорнымъ. Поэтому я обойду эпическіе заговоры, а перейду прямо къ параллелистическимъ формуламъ безъ эпической части. Эти заговоры, съ одной стороны, стоятъ въ самой тсной связи съ эпическими заговорами, а съ другой, часто сохраняютъ при себ дйствіе или же, если утрачиваютъ, то слды прежняго существованія его безспорны. Посл же того, какъ будетъ установлено, что присутствіе дйствія при заговор было нкогда необходимымъ условіемъ, вернусь къ эпическимъ формуламъ и постараюсь показать, что и въ нихъ часто сохраняются слды забытаго дйствія. Потебня, поясняя психологію возникновенія заговора, приводитъ такой примръ. Когда хочешь заговорить матокъ, чтобы сидли, „найди приколень що коня припинають, и вийми ёго из землі и мов так: „як тоє бидло було припъяте, немогло пійти від того міста нігде, так би мои матки немогли вийти від пасіки, від мене Р. Б.“¹). Здсь дйствіе и слово выражаютъ одну мысль. Потебня думаетъ, что дйствіе предназначено только выразить мысль боле ярко. По его толкованію, въ сущности дло опять сводится къ тому же Wunsch, о которомъ говорилъ Крушевскій. Сила заговора — въ выраженіи желанія. Дйствіе играетъ только служебную роль, представляя изъ себя какъ бы только боле яркую иллюстрацію этого желанія. Врядъ ли это такъ. Сопоставляя этотъ примръ съ рядомъ другихъ, ему подобныхъ, можно замтить, что дйствію придавалось большее значеніе, чмъ простая иллюстрація мысли. Между дйствіемъ и предметомъ, на который направляются чары, усматривается какая-то связь. Связь между двумя явленіями. И если въ одномъ произвести какую-нибудь перемну, то соотвтственная перемна послдуетъ и въ другомъ. Въ примр Потебни это не такъ ясно видно. Дйствіе здсь какъ бы заслоняется словомъ. Поищемъ другихъ примровъ, гд бы оно опредленне

122

выступало въ своей роли. У Романова заговоръ отъ „вогнику“ читается такъ: „Огнища, огнища, возьми свое вогнища. Якъ етому огню згорць и потухнуць, ничого ня быць, такъ и етой боли у раба божа кабъ ня було, — и обсохнуць и обсыпатца“. Казаць, обводзючи кружка вогника первымъ угарочкомъ зъ лучины“¹). Здсь ясне видно, что между двумя явленіями усматривается какая-то связь, и при совершеніи одного ждутъ совершенія и другого. Лучина погоритъ, потухнетъ и осыплется. Такъ же и вогникъ: погоритъ, потухнетъ и осыплется. Таковъ же смыслъ и другого обряда, наблюдающагося при лченіи „огника“. Больного ребенка подводятъ къ топящейся печк и хлопкомъ, сначала зажженнымъ, потомъ потушеннымъ въ саж, мажутъ больное мсто²).

Если хочешь вывести моромъ скотину, то долженъ кудель пряжи прясть наоборотъ и говорить: „jak sie to wrzeciono kreci, niechaj sie bydlo i owce wykreca z domu N.“³).

Ячмень лчатъ такъ. Бросаютъ въ печь зерна ячменя и говорятъ: „Якъ сей ячминь сгорае, такъ нароженому, молитвеному, хрещеному N ячминець изъ глазъ исхожае“⁴).

Чтобы ленъ росъ высокъ, въ пашню весной втыкаютъ кленовыя втки, приговаривая: jak dziarewo klon, daj nam, Boze, lon“⁵)!

Чтобы поселить раздоръ между мужемъ и женой, надо взять сучекъ двойняжку, разломить его надвое, одну часть сжечь, а другую закопать въ землю съ приговоромъ: „Какъ двумъ этимъ часточкамъ не сростись и не сойтись, такъ же раб божіей (им. р.) съ рабомъ божимь (им. р.) не сходиться и не встрчаться навчно“⁶).

Въ 1676 г. разбиралось дло о колдовств по жалоб попа. Аринка „украла у попадьи кокошникъ да подубрусникъ и тотъ кокошникъ и подубрусникъ съ наговоромъ

123

свекровь ея велла положить подъ столбъ и говорить: „каковъ де тяжекъ столбъ, такъ де бы и поподь было тяжело“¹).

Отъ зоба. Ударяютъ по зобу камнемъ и бросаютъ его въ воду, говоря: „Gott gebe, dass der Kropf verschwinde, wie dieser Stein verschwindet“²).

Во всхъ вышеприведенныхъ примрахъ дйствіе какъ бы изображаетъ собой тотъ результатъ, какой долженъ за нимъ послдовать. Этимъ ярко подчеркивается его значеніе. Если дйствіе и не играетъ здсь боле важной роли, чмъ слово, то во всякомъ случа вполн равноцнно съ нимъ. Примръ Потебни даетъ поводъ къ ошибк въ опредленіи значенія дйствія потому, что онъ представляетъ нсколько иной видъ дйствія, сопровождающаго слово. Въ приведенныхъ случаяхъ дйствіе изображало ожидаемый результатъ. У Потебни этого нтъ. Въ его примр дйствіе ничего не изображаетъ. Тутъ дло не въ имитаціи желаннаго, а — въ существующемъ уже на лицо (для сознанія заговаривающаго) качеств предмета, фигурирующаго при заговор. Извстный предметъ обладаетъ даннымъ свойствомъ. То же свойство желательно и въ другомъ предмет. И вотъ стараются это свойство передать, перевести съ одного предмета на другой. Въ прикольн человкъ усмотрлъ способность удерживать около себя лошадей. Ему желательно, чтобы и паска точно такъ же удерживала пчелъ. И вотъ является попытка передать свойство прикольня паск. Какъ же оно передается? Въ примр Потебни никакого дйствія, передающаго свойство, нтъ. Свойство передается однимъ только словомъ, a дйствіе не играетъ почти никакой роли: человкъ только беретъ въ руки приколень. На томъ дйствіе и останавливается. Поэтому-то и пришлось его объяснять, какъ только боле яркое выраженіе желаннаго образа. Дло въ томъ, что примръ взятъ неудачный. Неудаченъ онъ потому, что представляетъ собою дйствіе уже въ процесс отмиранія. Первоначально знахарь

124

не ограничивался тмъ, что находилъприколень и бралъ его въ руки. Нтъ, онъ, наврное, длалъ больше: несъ выдернутый изъ земли приколень на пчельникъ и тамъ вбивалъ его. А словъ при этомъ онъ, быть можетъ, никакихъ и не произносилъ. Утверждаю я это на основаніи аналогіи съ другимъ пріемомъ удерживать пчелъ, очень сходнымъ съ разбираемымъ. Знахари совтуютъ, „когда ударятъ къ утрени на Великъ день, быть на колокольн и, посл перваго удара, отломить кусокъ мди отъ колокола. Этотъ кусокъ мди приносятъ на паску и кладутъ въ сердовой улей“¹). Роль куска мди здсь совершенно аналогична съ ролью прикольня. Приколень около себя скотину держитъ — на звонъ колокола идутъ богомольцы; особенно много — на Великъ день. Что именно эта ассоціація играла здсь роль, видно изъ „пчелиныхъ словъ“. Вотъ это-то свойство привлекать къ себ, держать около себя и хотятъ передать паск. Только въ одномъ случа дйствіе сохранилось цликомъ и не требуетъ поясненія, а въ другомъ наполовину позабылось и нуждается въ поясненіи. Получается какъ разъ обратное тому, что утверждалъ Потебня: не дйствіе служитъ поясненіемъ слова, а слово поясненіемъ дйствія. Наконецъ, мы имемъ и прямое указаніе на то, что вбиваніе колышка среди паски дйствительно происходило. Въ томъ же сборник, откуда беретъ примръ Потебня, читаемъ „науку коли ховати бджолы“. „Третёго дня по Покров, и затыкати ихъ вовною, а втыкати на средопостную недлю у середу, а коли будетъ студно, то только порушъ ульи назадъ, а на Святого Олекся человка Божія пооттикай добре и пробей коломъ посред паски, и вложи тую вовну, и мувъ такъ: „Якъ тая вовна не можетъ выйти зъ моеи паски… такъ бы мои бджолы“…²).

Для подобнаго обряда, вроятно, первоначально и требовался приколень. Дйствіе въ примр Потебни отмерло въ самой существенной своей части: нтъ передачи. А передача — характерный признакъ для всхъ аналогичныхъ обрядовъ при заговорахъ. Слдующіе примры это подтвердятъ. Для того, чтобы „установить золотникъ“,

125

обводятъ вникомъ вокругъ живота больного, нажимая и приговаривая: „Крпко бярёзка на корни стоиць, такъ стань золотникъ на своимъ мсьци того кряпчй“¹). Свойство дерева передается „золотнику“ черезъ прикосновеніе. Что простымъ соприкосновеніемъ можно передавать всевозможныя свойства одного предмета другому, мы это еще не разъ увидимъ. Боле того: не всегда даже требуется непосредственное соприкосновеніе. Чары, напр., произведенныя надъ рубахой, отзовутся на ея владльц, хотя бы онъ ее даже и не видлъ посл того, какъ она подверглась чарамъ. Вспомнимъ процессъ о подубрусник. Довольно и того, что вещь иметъ отношеніе къ человку, какъ его собственность. Это явленіе достаточно извстное, чтобы о немъ много говорить. Психологическія основы его не разъ уже выяснялись изслдователями. Посмотримъ другіе примры заговоровъ, передающихъ качества. Чтобы корова стояла спокойно, надо построгать съ хлвнаго столба стружекъ и положить ихъ въ ведро и напоить корову, приговаривая: „Как этот столп стоит, не шатнетси и не ворохнетси, с места не подаетси, так бы моя милая скотинка стояла, не шатнуласи и не ворохонуласи“²).

Въ сыту для пчелъ варятъ живыхъ муравьевъ и траву „лазоревые васильки“. Ставя подъ улей, приговариваютъ: „Какъ муравей въ кочк силенъ, такъ бы моя пчела сильна была, и какъ сей цвтъ и трава прежде всякаго цвту и травы выходитъ, такъ бы моя пчела прежде всякой чужой пчелы на работу шла“³).

Отъ головной боли камень прикладываютъ къ голов и говорятъ: qu’elle soit dure comme la pierre⁴)! Чтобы курица была несчй, хозяйка беретъ первое яйцо, снесенное молодкой, проводитъ имъ трижды вокругъ головы мужа и говоритъ: „Сколько у (им. хозяина) на голов волосъ, столько бы у рябушки (чернушки и пр.) зародышковъ, а у меня грошиковъ“⁵).

126

При головной боли рукой покойника обводятъ голову и говорятъ: „Какъ твоя рука замерла, такъ пусть замретъ моя голова“¹). Съ подобными же словами употребляется кость падали при ломот въ костяхъ²). — Чтобы погубить кого-нибудь со всмъ хозяйствомъ, надо въ углы дома и и хозяйственныхъ построекъ засунуть сухіе дубовые листья и говорить: „jak te li'scie uschly, tak z calym domom niech schnie (imie) gospodarz i dzieci jego“³).

Маришка-чародйкаНашептала на листочки лазуревыИ бросала на Добрыню Никитича:„Какъ сохнутъ листочки лазуревы,Такъ сохни по Маришк Добрынюшка,По мн по Маришк курв стравниц“ 4 ).

Торговые люди, чтобы купцовъ привлечь, должны медомъ умываться, наговореннымъ такъ: „какъ пчелы ярыя роятца, да слетаютца, такъ бы къ торговымъ людямъ для ихъ товаровъ купцы сходились“⁵).