Заколдованная Элла

Можно попросить Чара отречься от престола в пользу сестры. Если станет известно, что он никогда не станет королем, скорее всего, негодяи не изберут его своей мишенью. Но как мне попросить о подобном, мягко говоря, одолжении? Как он к этому отнесется? И не получится ли, что он отведет опасность от себя, но навлечет на сестру?

Можно пожениться тайно… Глупости. Тайное всегда становится явным.

Я решила придумать другие варианты, но ничего не приходило в голову. Пока я проклята, мне нельзя замуж за Чара. Но если когда-нибудь, через месяц или через двадцать лет, мне удастся избавиться от проклятия, я разыщу Чара и завоюю его снова, если он будет свободен. Неважно, на что мне придется пойти, неважно, сколько времени это займет. А сейчас мой единственный шанс — заставить его меня бросить.

* * *

Когда я наконец придумала, как поступить, и села писать, то погубила три листа бумаги, закапав их слезами, и четвертый — когда забыла, что надо писать с ошибками.

Мой драгоценный принц Чармант!

Ваше последнее письмо к моей сводной сестрице прочитала моя матушка ее сиятельство Ольга и я сама. Эллы и нашей кухарки Мэнди нет дома, и некому было его палучить.

Эллы нет дома, поскольку она сбежала, а кухарку прихватила с собой. Она оставила записку, которую я прилагаю к письму для азнакамления.

Вы в ней очень обманулись. Она взяла себе в привычку читать нам ваши письма вслух и похвалялась ими, поскольку ставила себе в заслугу, что ей пишет особа королевской крови.

Некоторое время она тешила себя надеждами стать королевой, но не даждалась вашего предложения и принила другое. Узнай она, что было в вашем последнем письме, и у нее наверняка случился бы очередной дикий припадок злости, которыми она так знаменита. Едва ли ей нравилось жить у нас из милости, и она мечтала поквитаться с нами, обеспечив себе такую роскошь и великолепие, на которые мы не могли рассчитывать, — хотя меня наш стиль жизни вполне устраивает.

Ваше письмо доставили через четыре дня посли побега Эллы. Я сразу узнала о побеге, поскольку у графа Дембийского был бал и всe спрашивали, почему Эллы нет. Граф, которого считали ее нареченным, пришел ко мне за утешением, и я сказала ему то же самое, что сейчас говорю вам: не думайте больше об этой хитрой лисе, ведь она о вас уже забыла.

Сожалею, если огорчила вас, но надеюсь, что вы будете несколько утешены теплыми чувствами, которые питает к вам ваша почитательница.

Ваш ангел-утешитель Хетти

Я оторвала полстраницы и сочинила обещанную записку от самой себя — уже своим собственным почерком.

Это первые строки, которые я пишу в роли замужней дамы. Вы знаете моего мужа, но имени его я писать не буду — скажу лишь, что он очень стар, очень богат и живет далеко от Фрелла. И очень глуп, раз назвал меня своей невестой. Настанет день — а он настанет довольно скоро, — когда я стану единоличной хозяйкой огромного поместья. Писать вам я больше не буду, вы сами меня заметите. Когда мой муж умрет, я наведаюсь во Фрелл. Если вы заметите карету, до которой другим как до звезд, загляните внутрь. И там, улыбаясь своим драгоценностям и смеясь над всем светом, буду сидеть я — Элла.

Гнев Чара на учителя покажется сущим пустяком по сравнению с тем, что с ним будет, когда он прочитает эти строки. Он возненавидит меня на веки вечные.

* * *

Утром Мэнди отправила мое послание — думала, это обычное письмо. Я не говорила ей, что Чар сделал мне предложение: вдруг она решит, что я должна была согласиться? Я-то, конечно, поступила правильно, тут и сомневаться нечего, но отговорить меня сейчас было бы проще простого.

Едва Мэнди ушла с письмом, я рухнула перед очагом и расплакалась. Через полчаса она вернулась — а я все не могла успокоиться.

Она обняла меня:

— Родная, что стряслось?

Несколько минут я от рыданий не могла произнести ни слова. Когда же мне удалось взять себя в руки, я все ей рассказала.

— Я правильно поступила? — выдавила я в конце.

— А ну-ка, за мной, госпожа! — Мэнди схватила меня за руку и поволокла в свою комнату — в коридоре мы повстречались с несколькими слугами. Добравшись до места, Мэнди затворила дверь и повернулась ко мне. — Госпожа, ты все сделала правильно. А теперь я тоже намерена все сделать правильно — давно пора. Спрячься за занавеску, мое солнышко.

Я помедлила, сопротивляясь порыву послушаться.

— Зачем?

— Я собираюсь поквитаться с Люсиндой по полной. И хочу, чтобы ты все видела, но не хочу, чтобы она видела тебя.

Я спряталась.

— Люсинда! Ты мне нужна!

По комнате разлился аромат сирени. Я едва не ахнула. Сквозь грубую домотканую занавеску был виден силуэт Люсинды.

— Вот уж и не чаяла дожить до того дня, когда меня вызовет домовая. Я в восторге. Чем могу помочь, милочка:

— Я тебе не милочка. — Мэнди вздохнула. — Но ты угадала. Мне нужна твоя помощь.

— Обожаю помогать!

Пользуясь тем, что меня никто не видит, я скорчила ей рожу попротивнее.

— Я с самого бала фей собираюсь с духом, все хочу с тобой словечком перемолвиться.

— Только попроси, и все будет!

Голос у Мэнди стал грустный.

— На балу я поспорила с Кирби.

— Ах, ну зачем же? Вот я никогда ни с кем не спорю.

— А мне случается. Мы поспорили о тебе. Кирби говорит, надо посоветовать тебе самой испытать, каково быть белкой и каково всех слушаться. Если ты по-честному попробуешь пожить так сама — три месяца белкой, три месяца в послушании, — то поймешь наконец, хороши твои дары или нет.

— Мне нет нужды испытывать на себе собственные дары, я и без того знаю — они великолепны!

— Вот и я сказала Кирби, что ты именно так и ответишь. Ладно, пойду похвастаюсь Кирби, что я выиграла спор. Я сказала — ты смертельно боишься оказаться неправой и нипочем не согласишься попробовать дары на себе.

Люсинда исчезла. Наверное, жутко разозлилась на Мэнди и не хотела продолжать разговор, решила я. Но тут Мэнди рассмеялась:

— Не забудь потом побыть послушной, крошка. На тебе орешек. Я отправлю тебя в уютный парк.

Пауза.

— Выходи, госпожа.

— Она правда превратилась в белку?! — робко спросила я, высунувшись из-за занавески.

— Правда-правда! — Мэнди все хохотала.

— По-твоему, это ее чему-нибудь научит?

— Если нет, значит она даже тупее, чем я думала.

— А вдруг ее кто-нибудь съест?!

— Жаль мне того хищника. — Она хихикнула в кулак. — Живот у него разболится — просто ужас.

— А если она все поймет, то отберет дары?

— Может, да, а может, и нет. Я хочу положить конец ее проказам. А свое проклятие ты попробуй снять самостоятельно.

— Но если она поймет, как заблуждалась, то захочет разрушить чары!

— Возможно. Но это опять будет колдовство по-серьезному. — Мэнди прижала меня к себе. — Ох, лапочка, я-то знаю, что делает с тобой ее ворожба!

Я высвободилась:

— Ничего ты не знаешь! Все твердишь про колдовство по-серьезному, а сама только что взяла и вызвала Люсинду!

— К твоему сведению, госпожа, между собой мы, феи, сообщаемся безо всякого серьезного колдовства!

— Не называй меня госпожой, ты называла так маму!

— Теперь ты тоже госпожа. Если бы ты подумала только о себе и вышла за принца, кому-нибудь обязательно пришло бы в голову навредить и ему, и Киррии, тут к гадалке не ходи. Лапочка моя, ты настоящая героиня.

— Лучше бы мне быть его женой, чем героиней! — Я бросилась поперек Мэндиной кровати и снова разревелась.

Мэнди села рядом и стала гладить меня по спине, приговаривая:

— Прелесть моя, солнышко мое, госпожа моя. Может, все еще и уладится. — Она пересела поближе. Раздался шелест, и Мэнди воскликнула: — Ой, что это? Совсем забыла! Когда я отправляла твое письмо, тебе пришло другое. — И она вытащила из кармана фартука письмо.