Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

– Ну, э, я о том... он был тупой задницей, верно. Но думаю, он пытался сделать самое лучшее, что мог в сложившихся условиях. Если это что-то значит.

– Не значит. Его Легенда будет стерта до конца времен.
– Голос стал еще мягче.
– Как и обещал Хрил, Его Воля исполнена. Вы были лишь Его сосудом, как и я.

– Не стал бы заходить так далеко...

– Уже зашли. Но не бесчестие дяди привело меня к вам. Я лишь... надеялась, что вы можете...

Она, наконец, пошевелилась: начала медленно падать, в последний миг удержавшись за край стола. Рука поднялась к краю капюшона, дрожащая, и скрылась под вуалью.

– Хочу, чтобы вы сказали...
– Дыхание прервалось.
– Хочу лишь знать... мне нужно знать...

– Ага?

Она вздернула голову, рука откинула вуаль с лица. Блестящие глаза стали красноватыми, слезы текли по впалым щекам.

– Почему вы не застрелили меня?

Настало время молчать ему. Тишина разинула пасть между ними.

Он отошла к окну, массируя рукой затылок.

Он смотрел. Просто смотрел. Не мигая. Не дыша. Даже не думая.

– Таково было ваше намерение, верно? Убить меня.
– Она говорила с ясными лучами света меж прутьев решетки.
– Вот зачем вы пришли на площадь Ткача утром. Зачем пронесли этот замечательный пистоль. Зачем целили мне в лицо.

– Я...
– Он потряс головой, будто проснулся.
– ... был как в тумане. Тот взрыв... ну сами знаете. Очнулся и не понял, в какое пекло попал.

– Это не ответ.
– Она повернулась лицом к камере, оперлась о стол. Дерево застонало от силы сжатых пальцев. Было некое мерцание в ее позе: словно безжалостно подавляемая дрожь.
– Говорите правду.

– Какую правду вы имеете в виду?

– Любую, вами предложенную.

Он пожал плечами, извиняясь, что честность не принесет блага.
– Я уже собирался.

– Да.

– Это было лучшей идеей, что я нашел. Единственной. День Успения...
– Он встретил ее воспаленный взгляд.
– Дерьмо, что случилось в день Успения... его не должно было случиться. Включая вас.

– И всё же...
– Доска на краю стола оторвалась с коротким резким взвизгом. Она подняла расщепленную деревяшку, будто не понимая, что это. Бросила на пол. Скорее дала упасть.
– И всё же...

– Ага.

– Вы спасли мне жизнь.
– Безжизненный тон окрасился вялой меланхолией.
– Спасли мне жизнь.

Ну, типа. Может быть. Плечи дернулись.
– Казалось, это вежливо.

Она опустила голову, и край капюшона затенил красные глаза.
– Прошу...
– сказала она мягко.
– Я задаю честный вопрос. И хочу узнать, почему вы отдали мне оружие, а не воспользовались им. Прошу уважить меня, ответив столь же честно.

Не было причин, по которым он должен был ответить. Ни малейших.

Она ждала.

Наконец он вздохнул: - Может, вы напомнили мне... кого-то.

– Ах.

Недвижность в белом. Соляной столб.

– И та особа... была вам важна?

– Ага. Думаю, да.
– Он понял, что смотрит на покрытые шрамами руки.
– Но не так важна, как должна была бы.

Голова поднялась на бесконечно малую долю.
– Так она мертва.

– Уже давно.

– Вы убили ее?

– Пошла на хрен.

– Я лишь...

– Давай переведу, а? "Пошла на хрен" по-артански значит "не буду говорить".

Подобие кивка, и снова подбородок ее опустился. Он ощутил себя задницей. Впрочем, давно привык.

Она уставилась за решетку окна. На время остался лишь ветерок и медленный ритм барабанщика, треск тележных колес и отдаленный стук подков.

Потом она произнесла: - Та женщина, которую я вам напомнила... это случайно не Марада Яркая-как-Солнце? Марада, Рыцарь Тартелл из Кевлинз-Лип?

– Гм...
– Он покосился, удивленный, настороженный.
– Ага. Точно.

– Я надеялась.
– Она почти прислонила скрытую капюшоном голову к прутьям.
– Рыцарь Тартелл иногда гостила в имении дяди. Я восхищалась ею без меры. Ее Легенда бережно хранима Орденом; в свои дни она считалась отличным кандидатом в Поборники.

Он ощутил себя... таким мелким.
– Помню.

– Она привозила мне подарки из необычайных стран, а сказания о ее подвигах среди моих сверстников, детей, достигали мифических пропорций. Хотя нам прямо запрещали ими интересоваться. Причины, полагаю, вы вполне можете представить.

Он мог. Пару лет сам был одной из причин.

– Когда же я выросла достаточно, получила доступ, Легенда о том, как были Сломлены Черные Ножи стала, гм, ранящим чтением. Думаю, вы тоже знаете причину.

Он закашлялся, словно что-то застряло в горле. Лучше, чем отвечать.

– Именно Рыцарь Тартелл и побудила меня тренироваться, ища Даров Хрила.

Он изобразил, будто проглотил помеху.
– Она была такая. У нее был... э, подход. Могла заставить вас поверить, что вы можете всё. Одной своей улыбкой.

– Отсюда и эпитет. Не только по причине признанной красоты, но и за характер. Не было никого более теплого, доброго, готового рассмеяться шутке; но и гнев ее вошел в предания. Как само солнце, она могла поцеловать - или сжечь. Великолепная женщина и величайшая среди рыцарей.

– Да уж.

– Сами понимаете, какая это лесть - сравнение с ней.
– Она подошла к прутьям камеры. Казалось, глаза ее истекают кровью.
– Так вы находите меня очень похожей? Точно?

"Охх, срань". Он достаточно знал женщин, чтобы понять: такая милая беседа может в мгновение ока превратиться в падение к озеру пылающего говна.
– Гм, ну... ага, я тут...

– Но как такое может быть? Вы находите меня столь же теплой? Доброй?
– Ее тон стал резче.
– Я полна веселья? Или мои милые черты напомнили ее?

Дым загустел внутри головы. Дым горящего навоза.
– Слушайте, я лишь...

– Я не обрела титулования, знаете? Кроме тех прозвищ, что летят в спину, если все считают, будто я не услышу. Челюсть Топором. Мрачная Ворона. Стальная Щелка. Знаете, что я больше не ношу шлем?

– Что-то слышал...

– Не надеваю с того дня, как подслушала болтовню двух горожан. "Верно, рыцарям положено идти в бой в полных доспехах, но только глянь на ее лицо! Шлем для нее не закон, а благодать!" А второй отвечает: "Будь она столь же умной, сколь сильной, снимала бы его в бою и надевала в постели".