Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2)

"Иисусе, кто затащил меня в эту срань?" Он глядел в потолок и выше. "Позор, если ты".

Посмотрел на нее снова и решил, что в пылающее говно лучше плюхаться лицом.
– Знаете, для девицы, воспитанной приторно, до тошноты вежливыми хриллианцами, вам следует иметь манеры получше.

Она подскочила, будто ударенная.

– Когда задаете парню вопрос, не будет ли учтиво закрыть рот, пока он не ответит?

Она стояла у решетки, воспаленные глаза сулили беспощадный вызов. Ответ должен быть поистине хорошим.

Он понял, что имеет хороший ответ. Более чем хороший - полезный. Поможет ее обработать. Ради всего наилучшего.

Это даже не ложь.

– Всё потому, что вы так же несчастны.

Гневный вызов уступал место озадаченному унынию.
– О, - произнесла она тихо, но тут же брови сошлись, подбородок пополз вверх и он понял, что услышит.

– Не знаю, - сказал он быстро.
– Она не рассказывала.

– Но... она казалась такой...

Он глубоко, медленно вдохнул.
– Знаю лишь, что у нее были... проблемы. Эмоциональные. Глубокие. Такие, с которыми никто не может справиться. Быть Марадой - той, которую вы знали, идеалом Благородного Рыцарства, полной радости и великодушия, невероятно могучей и так далее и тем более - вот был ее ответ на проблемы. Так она выживала, хотя что-то грызло ее изнутри. Думаю, потому она была лучшей. Это был единственный ее ответ.

Она смотрела в ладони.
– И как, интересно, вы всё узнали?

– Не узнал. Ну, кое-что узнал, но мне было, честно говоря, всё равно.
– Хотя залезть между ног всегда был готов. Он дернул плечами, этот шрам всегда причинял боль.
– Я был почти что ребенком. Сам имел проблемы.

Руки сжали решетку, прутья стонали.
– Значит, вас озарило слишком... поздно.

– Почти всегда так.

– В боли, - пробормотала она, снова клоня голову и скрывая глаза, - она могла лишь пересоздавать себя.

Похоже, она нашла в своих словах грустное утешение, будто неожиданно разрешила загадку.
– Единственным путем бегства от боли было... стать кем-то иным. Кем-то, кто никогда не ощутит... такой...

Ах. Он знал, на какой они оказались странице.
– Нечто подобное пробовали многие из нас.

В ответ он повернулась спиной.

– До сблева обидно понять, что не сработало.

С легким вздохом она начала сползать по прутьям; вскинула руки, чтобы удержаться.
– И как...
– Голос был придушенным. Смазанным.
– Как Марада справилась с таким... открытием.

– Не справилась. Не... смогла, думаю. Для нее было слишком.
– Память жгла и сейчас. Обрабатывая ее, он обрабатывал и себя.
– Она... сделала кое-что глупое и позволила себя убить.

– Да, Ялитрейя. Искала с вами корону Дал"каннита Тысячерукого.

– Ага.

– Вы были рядом, когда она умирала?

– Нет.
– Ему пришлось опустить глаза к полу.
– Опоздал.

На целые дни. Воспоминания вызвали головокружение и тошноту.

– Ее Легенда... безмолвствует... относительно смерти.

– Смерть ее была уродлива. "В каком бы пекле не горел Берн, там недостаточно горячо". Хуже, чем у Черных Ножей. Хуже, чем вы могли бы вообразить.

– А вы...
– Голос стал шепотом, полным печали - словно она взывала к нему издалека.
– Вы стали бы спасать ее, если бы могли? Не от смерти. От боли.

– Ох, дерьмо... выдохнул он.
– Иисус Христос-страдалец, что я за трепаный идиот...

Очевидно. Столь очевидно, что слепец увидел бы с другой стороны города.

Когда она поняла, кто явился... это показалось ей подарком Небес. Тайная встреча, наедине и без оружия, в главном святилище Ордена. Искупалась в крови героев, чтобы смыть грехи...

Передала заряженный автомат человеку, который убивает всё, что ходит, летает и ползает в поганой грязи.

А когда он не стал...

Сделка. Сделка с человеком, убившим бога. Обоюдная выгода.

Ведь она знала, что он предпочитает работать в одиночку, а наниматели его долго не живут.

Иисусе.

Он языком вывел отмычку и напильник из-за щеки. Трюк предстоял нешуточный.

Откашлялся и выплюнул инструменты в кулак.

– Для Марады? Я сделал бы всё, что угодно.
– Он начал с левого наручника, работая наощупь, говоря, чтобы скрыть скрежет металла о металл.
– Что бы ни говорил ваш дядя, я не монстр.

– Надеюсь, я уже это разглядела.

Обруч раскрылся, он перешел ко второму.
– Не знаю ее Легенды. Не знаю, что она говорила о... гм, о нас. Был один... момент... в темноте.

– Она пишет, что вы отказались лишить ее жизни.

Тут было трудно возразить.
– Да.

– Пишет, что темнота позволила ей высказать такое, чего она никогда не произнесла бы в свете дня. Позволила видеть себя со стороны. Она говорит, это было испытание. Ее добродетели, смелости и веры. Самое откровенное, какое она переживала.

Голос был едва слышен.
– И единственной причиной ее успехов были вы. Ваша вера в нее дала ей силы поверить в себя.

Снова во рту был тот вкус.
– Было вовсе не так.

– Для нее - так.

– Хорошо. Ладно, ага, - сказал он, как будто слова могли уменьшить боль.
– Полагаю, она не стала бы врать.

– Разумеется.

– Это просто...
– Ему приходилось смотреть в пол.
– Я не пытался ей помочь. Я пытался ее трахнуть.

– Чем можно объяснить, почему для вас воспоминания несут боль, тогда как в ней они пробуждали величие духа.

Ага, угу. Ему надоело колотиться черепушкой о каждый каменный угол в аллее памяти.
– Знаете, я не стал бы. Вот так. Не стал бы убивать ее, чтобы спасти от боли. Даже Мараду. Даже перед тем, что нас ждало.

– Ах.

– Так какая хрень в чертовой вселенной заставила вас подумать, что я окажу вам эту услугу?

Она издала такой звук, будто ее ударили в горло.

Он старался говорить тихо. Вежливо. Насколько умел, а умел он немногое. Мало практики.
– Он не может читать ваш разум, знаете?

Спина выпрямилась, застыв.
– Что?

– Нет, если вы не думаете о Нем. Почти как мой субвокальный монолог. Иначе Ему приходится лишь гадать, судя по вашим эмоциям.
– Он закусил губу, когда раскрыл второй обруч.
– Да, возможно, вы сами поняли. Умеете болтать о всяческом дерьме.

– Я...
– Голос стал низким, как будто ее душили.
– Я...

– Даже сказать не можете о Нем, верно? Не можете сказать, что значит - чувствовать Его в своей голове. Что Он заставляет вас делать. Никому не сможете сказать. Что-то помешает.