Замкнутый круг

У их истории никогда не могло быть счастливого конца — да и любого другого тоже, ведь то, что даже не начиналось, не может закончиться. Эти отвратительные навязчивые мысли будут терзать его всю жизнь, пока окончательно не сожрут его мозг, словно черви.

Парень завалился на бок и заплывшим взглядом скользнул в сторону конца переулка. Раздался задорный искрящийся смех, и он увидел проходящую мимо Люси. Девушка улыбалась и, как ему показалось, даже ненадолго остановилась в прогалине между домов, посмотрев куда-то словно на и сквозь него. Всё правильно, она всегда была слишком недосягаема и правильна, чтобы их могло хоть что-то связывать. Он не имел совершенно никакого права прикасаться к ней, ведь не мог защитить даже себя.

— Катитесь к чёрту, ублюдки.

— Чего-о? — взревел один из головорезов, который стоял ближе всех к нему и единственный смог разобрать невнятное лепетание.

— Я сказал, идите к чёртовой матери! — с взявшейся из ниоткуда злобой зарычал Роуг, и его крик громовым раскатом разнёсся по округе. Стало пугающе тихо, и лишь эхо продолжало звучать в воздухе затихающими аккордами.

— Аж ты ж..! — чей-то тяжёлый ботинок ощутимо упёрся ему в живот, и после этого он уже слабо всё помнил. Удары всё продолжали сыпаться на него градом, а Роуг только и мог, что безуспешно пытаться уворачиваться от них и прикрывать руками голову. Когда его тело, находящееся в полубессознательном состоянии, схватили за грудки и резко подняли с земли, организм всё же не выдержал и его стошнило прямо на себя.

— Фу, вот дерьмо! Кончай с ним церемониться, давай.

Перед помутневшим взором неожиданно яркой вспышкой промелькнуло отточенное лезвие ножа, которым ему уже угрожали раньше. Роуг прикрыл глаза, из последних сил пытаясь совладать с пробивающей его насквозь дрожью, и внутренне сжался, ощутив упирающееся ему в живот острие.

— Давай сразу в голову. Этот сучёныш на удивление живуч, может, и с лопнувшей селезёнкой сможет оклематься.

Роуг открыл глаза и, увидев находящееся в полфуте от него орудие, как никогда чётко осознал: это конец. Почти ничего уже не было: ни былой боли, страха или стыда из-за пережитого унижения, он просто хотел, чтобы всё это поскорее закончилось. И ничего вокруг уже не видел — только ребро направленного ножа и мелькающие где-то сзади золотистые локоны, источающие ослепительный солнечный свет. Ну почему она даже сейчас не давала ему уйти из этой жизни без каких-либо сожалений?..

— Немедленно прекратите! Я уже вызвала полицию, они вот-вот подъедут! — раздался сзади чей-то надломленный голос где-то сзади, и парень неосознанно перевёл взгляд за спины нападавших. Это, кажется, была Люси; вся дрожала, глупышка, но продолжала стоять на месте, прямо смотря в глаза обидчикам с непередаваемой смесью непоколебимости, страха и гнева. Они находились в нескольких метрах от неё, да ещё и в тени, и поэтому девушка едва ли могла разглядеть и нападавших, и самого Роуга, на которого практически всем телом навалилось два здоровых бугая. Блефовала она или нет, но где-то совсем поблизости послышался вой полицейской сирены, и Роуг, ощутив ослабшую на нём хватку, успел облегчённо выдохнуть.

А в следующее мгновение закричал так, что от собственного крика у него едва не полопались перепонки. Что-то нестерпимо обжигало правый глаз, разъедало раскалённым железом, выкручивало и прошибало такими дикими приступами, чётко давая понять, что вся та боль, что ему пришлось испытать сегодня — за всю жизнь — ничто по сравнению с этой. Отброшенный на землю, Роуг схватился за лицо и наткнулся рукой на нож, торчащий прямиком из глазницы. Безуспешно пытаясь сдержать рвущийся наружу вой, медленно, чувствуя, как истирается о хрящи и ткани отточенная сталь, парень вытянул его из раны — и после этого не видел уже ничего. Только кровавое марево, похоронившее под собой всё.

Кажется, кто пронёсся мимо него, случайно задев плечо, но он уже не чувствовал боли. Со всех сторон доносились десятки голосов, разнообразных гнетущих звуков, смешивающихся в единую неразборчивую мазню. Каждый хотел чего-то у него добиться, ощупывал раны, задавал вопросы, смысл которых всё равно не доходил до него, и, казалось, всяческих хотел помочь, хотя на самом деле делал только хуже. Ему было уже всё равно, что с ним происходит — единственным идущим от сердца желанием было, чтобы Люси не вздумала подходить сюда и видеть его в таком состоянии. Она всегда вот так — осознанно или нет — спасала его, а ему ничего не оставалось ничего другого, кроме как надеяться, что однажды подобный шанс ответить добром на добро подвернётся и ему. Хотя, наверное, в мире не существовало ничего такого, что можно было бы соизмерить с тем, что сделала для него Люси…

С лёгкой руки его отца дело замяли, девушку так и не позвали в участок для дачи свидетельских показаний, хотя обещали перезвонить уже на следующее утро. Виновных и без того нашли ближайшее время и скормили своре собак — Роуг лично выпускал их одну за другой, наблюдая за тем, как от вчерашнего кошмара остаются лишь кровавые ошмётки. Глядя на их предсмертные муки, он совсем не чувствовал раскаяния, угрызений совести или отвращения — наоборот, с каждой минутой всё яснее убеждался, что сделал всё правильно. С тех пор он больше не появлялся в доме друга и вообще длительное время лечился за границей. А ещё дал твёрдое обещание отцу и в первую очередь самому себе, что обязательно станет сильнее и больше никогда и никому не позволит заставить его пройти через то, что случилось с ним в том прошлом четырёхлетней давности.

Теперь письма, которые раньше он писал Люси едва ли не в шутку, стали его единственной отдушиной. Он вдруг как никогда чётко стал осознавать границы, разделяющие их: это был тот максимум, на который ему предстояло надеяться. Жалкие, бессмысленные по своей сути трепыхания, призванные хоть как-то облегчить его страдания, но на деле лишь каждый раз вскрывающие едва успевшую затянуться рану. Такое чудовище, которым теперь стал он, не имело ровным счётом никакого права прикасаться к ней.

— Мечты должны оставаться мечтами.

— Что, прости? — Люси забавно сморщила нос, безуспешно пытаясь найти связь между заданным ей вопросом и той фразой, что она только что услышала от Роуга.

— Нет, ничего, не обращай внимания, — улыбнулся скорее собственным мыслям мужчина и бегло оглядел гостью исподлобья. Даже несмотря на болезненную бледность, она всё ещё завораживала, и одного взгляда на неё было достаточно, чтобы в груди всё перехватывало от восторга. — Ты всё ещё плохо себя чувствуешь? — осторожно поинтересовался он, невесомо поглаживая костяшки её пальцев. Каждое его движение было наполнено такой заботой и нежностью, что девушка ощутила беспричинный укол совести.

— Мне уже лучше, только голова совсем чуть-чуть кружится. — Она слабо, неуверенно улыбнулась ему, но наткнувшись на прямой, без утайки взгляд, вдруг засияла в самой прекрасной и искренней улыбке, на которую только была способна. Роуг чувствовал, как его стремительно начинает вести и он теряет ощущение реальности происходящего.

— Ты знаешь, Люси… — он замялся, но, заметив на себе её полный любопытства взгляд, продолжил: — Я дам тебе эти деньги. Именно тебе, распорядись ими по своему усмотрению.

— И мне…

— И тебе ничего не нужно для этого делать! — предугадывая возможные вопросы с её стороны, неожиданно жёстко перебил её Роуг и поднялся на ноги, отходя к окну. Ему становилось действительно тяжело сдерживать себя рядом с ней. — Я сейчас вызову машину, тебя отвезут домой. Не стоит ходить по улицам в столь опасное время.

Чувствуя на себе её пристальный взор, мужчина обернулся и попытался обнадёживающе улыбнуться, но его лицо напоминало безжизненную маску.

Уже направляясь домой и сжимая в кармане куртки отданные ей деньги, Люси пыталась разгадать для себя значение этого прощального взгляда. Пейзажи за окном стремительно сменяли друг друга, и через тонированное стекло их вульгарный, кричащий своими яркими красками город выглядел куда сдержаннее, серее и более соответствующе своей истинной сути. Разрезая своим воем мерный рокот работающего двигателя, мимо них колонной пронеслось несколько машин пожарной, полиции и скорой.