Записки бизнесюка
Шрифт:
Остальные были заняты выяснением политических отношений. Одна часть государства пошла войной на другую по животрепещущему вопросу: вы за большевиков, аль за коммунистов?[33]С создания Парламента в 1988-ом и до его расстрела осенью 1993-го выясняли, а потом ещё в 1996-ом. Помню, еду я в октябре 1993 года по Садовому кольцу в троллейбусе «Б». А по левому ряду колонной танки идут. Аккуратно; соблюдают ПДД, на светофорах стоят. Красиво. Итоги гражданской войны: 5 человек застрелились, десяток отправили на пенсию, пара десятков съездила во внеплановый отпуск на двухнедельную экскурсию в самую комфортабельную тюрьму РФ «Лефортово». По возвращению они понижены в должности. А так, все при должностях и окладах. Правда, погибло тысяч
В России ни государство, ни бизнес не сумели преодолеть искушение гордыни. Не нашлось мудреца, кто убедил бы, остановил, охранил, уберёг. В нашем богоспасаемом Отечестве как нигде «нет пророков». В пророчествах недостатка не было; как всегда, проблемы со слухом. Не слышат, хоть тресни! То ли пророки жидковаты, то ли слушатели слишком молоды. Россия молодая. Сказано про человека в Библии (Быт. 8, 21): «Зло его от юности его». Утверждается, что это слова Бога. Тот же анонимный высокопоставленный источник цитируется и в Торе: «Грехи человека — от молодости его».
Повзрослеем?
Пастырь
Жадность приводит к богатству, только если она ограничена совестью.
Адам Смит «Исследование о природе и причинах богатства народов», 1776 год.
На заре туманной юности пришлось мне заниматься репетиторством. Математика, в меньшем объеме физика, информатика, русский, даже история. Начинал ещё студентом, а ведь поступил я в МФТИ в далеком 1989 году. Годы учёбы пришлись на самое начало «лихих 90-х», когда стипендия, как и многие зарплаты, не стоила ничего. Да и платили её нерегулярно, а кушать почему-то хотелось каждый день. Разгружать вагоны не позволяло здоровье, хотя пару раз пробовал. Воровать не хотелось тоже: из-за некрепкого здоровья я далеко с уворованным не убегу. И в тюрьме не жилец: там надо бегать быстро-быстро; последний получает дубинкой по хребту. Вот и пришлось мне учить других.
Репетиторство много мне дало в смысле человеческих отношений. Я входил в очень разные семьи (некоторые из них весьма известны), и, стараясь быть незаметным, наблюдал. Каждая семья — свой, особенный мир. Было интересно узнавать, не только как люди живут, но и почему они так живут, что ими движет. Само собой, появились ученики. Большинство, конечно, с радостью забывали моё имя, как только задача (поступить в институт, сдать экзамен) оказывалась решена. Но многие продолжают общаться и через годы; среди них есть даже профессора. Сейчас я с переменным успехом отбиваюсь от предложений обучать детей первых учеников. Так вышло, что обучил я математике троих священнослужителей: двух из РПЦ и одного кришнаита. Удивляться не стоит: в Духовной академии, что в Сергиевом Посаде, курс математики о-го-го. Что и правильно: будущий пастырь должен убеждать сомневающихся логикой, а откуда же её взять, как не из математики. То же и с кришнаитами: глубоко религиозная семья готовила сына к карьере брахмана. Юноше надо было отучиться в Индии, в Ашраме. Брали туда бесплатно, и на полное обеспечение, но лишь тех, кто, помимо крепости в вере, показал недюжинные способности. Без школьной золотой медали и не суйся. Да и собственный экзамен по математике у кришнаитов был весьма объёмен и строг. Древнеиндийские математические традиции не забыты: недаром индийские школьники вместе с российскими и китайскими сверстниками регулярно входят в тройку призёров международных олимпиад.
Думали Христос Воскресе, оказалось Аллах Акбар; а то и вовсе
Харе Кришна…Впрочем, кришнаит меня забыл, как и один из православных священников. А вот второй помнит до сих пор. Присылает на день рожденья вкуснейшее монастырское вино и квас, а также рыбу местной засолки. Или приезжает сам, благо, приход не так уж далеко. Выпив и закусив, пастырь каждый раз пытается меня обратить в Православие, чтобы я уверовал и воцерковился. А я неизменно отвечаю:
— У меня с Богом свои отношения. Мы с ним ругаемся.
И батюшка замолкает. Раньше, бывало, крестился и плевался — чур меня, ересь! — теперь помудрел и перестал. А первый раз он пришёл ко мне вскоре после рукоположения в сан и постановки на приход (сорокоуста), ещё в 2002 году. Не просто так, а с надломом и вопросом: как людей к вере привлечь? Сам-то он верит; без фанатизма, но искренне; вера — основа его жизни. Прихожане же казались ему верующими лишь по праздникам. В остальные дни ничего из того, о чём он говорил в проповедях, они упорно не применяли. В кулуарах РПЦ для таких даже термин придумали: не прихожане, а захожане. От обилия заходящих впал духовный отец в грех уныния. Пошатнулась вера его: задумал бросить приход и молодую попадью, да в монастырь податься. С тем и пришёл.
А я его наотмашь, да по больному:
— Ну, тогда тебе точно в аду гореть! Тебя служить поставили, а ты службу бросил, дезертировал. Люди на тебя надеялись, опору в тебе видели, а ты сбежал. Уж они про тебя Господу-то порасскажут. Хоть сто лет в монастыре молись, а такой грех не замолишь.
Совсем сник молодой священник:
— Что же мне делать? Не верят они в Бога…
— А с чего им верить? Ты в приходе — и Вера, и Церковь, и Совесть. И что хорошего ты людям сделал? Как их жизнь к лучшему изменил?
— Я не Христос и не святой. Чудес совершать не могу.
— Верно. Так сделай, что можешь. У людей конфликтов полно. А у тебя совесть есть. Стань им Судьёй.
— Не дело Церкви в мирские конфликты мешаться.
— А что тогда дело? Молитвы гундосить? Тогда лучше магнитофон поставь, а сам спать иди. Звук чище, и в тексте не споткнёшься. Или как у мудрых буддистов: тексты молитв на барабан налепи. Повернул — вот и помолился. А воздух зря сотрясать не надо; только карму испортишь себе и людям. Не хочешь по-восточному, вот тебе Запад: напиши на бумажке отпущение грехов, скопируй, распечатай, продавай индульгенции. Технично выйдет: и дело богоугодное сделаешь, и денег заработаешь, и время зря не потратишь.
— Как можно? Ересь.
— Она самая. А грехи поощрять — не ересь? Ты на приходе год, сколько за это время у тебя молодых убито, кто жить бы мог?
— Трое. Двое в пьяных драках, один из-за денег, из-за бизнеса.
— Вот! И где же ты был, батюшка? Почему ты, пастырь, не защитил овец своих? Плохо службу служишь, потому и сбежать хочешь.
— Я Богу служу.
— Ну и Бог у тебя, однако: любит, чтобы людей убивали! Я парочку таких богов из истории знаю. Рассказать, как звали? Ваал, например, он же Вельзевул.
— Слушать не хочу! Во Христа верую, и Ему служу!
— Христос даже блудницу спас, когда её убить хотели. А ведь Он священником не был, сана не имел, формальной властью не обладал. Арестован за то, что проповедовал в праздник без разрешения полиции. Всеподданнейше выдан оккупационным властям. Осужден военно-полевым судом по статьям: «антисоветская агитация и пропаганда», «экстремизм» и «оскорбление величества». Под амнистию не подпал. Смертный приговор приведён в исполнение силами военной полиции.
— Как можно так трактовать?
— Факты, друг мой, вещь упрямая. А они в том, что ни местные власти, ни тем более римские, уличного горлопана защищать и не думали. Ведь Он даже уведомление на проповедь и митинг по заранее установленной форме подать не удосужился. Но своих Он сумел уберечь. Ни один из сообщников казнённого экстремиста, они же апостолы, не понёс тогда никакого наказания. Даже те, кто был арестован вместе с Ним, странным образом отпущены. Он их прикрыл, не обладая полномочиями, и я считаю это чудом. А ты? В приходе ты являешься полноценной духовной властью. И кого смог защитить?