Записки нечаянного богача 4

— Ага. Во жизнь тогда настанет — ни головняков, ни лютых непоняток. Рай натурально. Скорей бы уж, что ли, — вздохнул я фальшиво. И напомнил, — Сгуха, я говорю. Вот.

Тёма подошёл к столу, миновав стулья, что в темноте не то, что не виднелись, но даже и не угадывались, я сам по памяти пробирался, и то приложился разок мизинчиком правой ноги. Взял у меня из рук пакет и выдавил его в пасть. С его ладонями это было несложно. Он ими, пожалуй, всё, что до трёхлитровой банки включительно размером, выдавил бы. Я протянул ему кружку. Диверсант всосал всю воду, но вежливо дошёл до крана, налил свежей и поставил между нами на столе.

— Ты это… Может, какую шапочку из фольги будешь на ночь надевать? А то — то волки воют, то вот монахи кусачие теперь, — и он поёжился так, что это понятно было даже в полной темноте. На слух, наверное?

— Опять, что ли, всех накрыло? — с досадой отозвался из мрака я. Хотя, думаю, что его жёлто-зелёными, что моими жёлто-оранжевыми, мы видели примерно одинаково. Что днём, что ночью, что с закрытыми.

— Ну. Я сперва думал — сон как сон. Что я, в засадах не сидел, что ли? А потом как те двое трепаться стали внизу — враз смекнул.

— Чего? — уточнил я, втянув из сморщенного пакета остатки сгущёнки.

— Ну, что сон это левый какой-то, не мой. Смотри, не было у меня такого в биографии, чтоб я шёл на задание, а потом прямо там, на нём, обсуждал с коллегами детали. У нас так, кхм-м-м, не принято, скажем, — кашлянул он. Я спорить и не планировал. Да и логично было.

— Ты бы свет зажёг разве? А то сейчас, при таких раскладах, брат твой спустится. Как бы палить не начал вон оттуда сразу, на голоса, — указал я в темноте на место, где потолок сходился с лестничным маршем.

— Этот может, ага. Он и гранату метнёт «за здрасьте», — Головин так же, как и я, по памяти, обошел Бормана и нажал на клавишу выключателя слева от него. В оливковой нижней одежде он смотрелся, как ветеран.

— Не боишься? — вдруг спросил он, глядя на меня с неожиданным выражением, где привычный прищур будто бы распирало изнутри.

— Чего именно? — на всякий случай уточнил я. А то мало ли.

— Ну, ты ж таился, вроде. Скрывал, — продолжал он вгонять меня в недоумение.

— Кого я скрывал? Говори по-людски уже, Тём!

— Пристрастия тайные. Наклонности. Что ты — «того», — вовсе уж неожиданно пояснил он.

— Кого — того? И кто? — вконец запутался я.

— Да ты глянь на себя, чудо, — всё-таки «раскололся» он, прыснув.

А я только сейчас обратил внимание на то, в чём был одет. И это было фиаско, конечно.

После просмотра исторических фильмов с маркировкой «21+» в формате, максимально приближённом к реальности, можно было и не такого ожидать, наверное. Поэтому то, что я перепутал полки — вообще неудивительно. Поражало то, что Головин столько времени продержался, не заржав, как сейчас — с хлопаньем ладонью по синей с морскими разводами-переливами столешнице, со всхлипами, стонами и подвывом.

На мне обнаружились Надины пижамные штаны, розовые, в персиковую полоску. Широкую. А я ещё подумал: то ли шорты длинноваты, то ли из штанишек я вырос. И её же ночная рубашка, что впотьмах и на нервной почве была принята мной за футболку. Кремово-розового цвета. С рюшами и кружавчиками по рукавам и вороту.

Я дёрнулся было к лестнице, надеясь переодеться во что-то нормальное, но Головин провыл со стола:

— А-а-ай, лучше сиди, европеоид! Я бы на месте Федьки в тебя сперва стрельнул раза три, даже будучи уверенным, что голова-то точно твоя на этом торте кружевном, — и он опять замолотил ладонью. — А потом ещё бы пару раз пальнул. Чтоб неповадно было, о-о-й!

Я стянул пижамный верх, хмурясь и краснея. Хорошо, на задний двор не успел выйти покурить, как собирался. Думаю, такое дефиле капитально подорвало бы бдительность охраны — выли бы все по кустам, как Тёма сейчас.

— Я сказал бы «доброе утро», но что-то язык не… Бр-р-р, тьфу ты! Физкульт-привет, короче, гипнотизёрам и диверсантам! — неожиданно поздоровался мощный старик, появляясь на лестнице за плечом хмурого Фёдора.

— Чайку? — светским лёгким тоном поинтересовался у старшего брата младший, вставая с таким видом, будто ни к гипнотизёрам, ни тем более к диверсантам ни малейшего касательства никогда в жизни не имел.

— С такими снами — адмиральского было бы самое то, — неожиданно хрипло отозвался эрудит. И, после того, как поставил стакан воды перед усевшимся за стол Второвым, припал к крану в точности, как я недавно.

— Не говори-ка, — отдышавшись после питья, кивнул серый кардинал. — Ты, Дима, над индейским кладбищем что ли дом построил? Я к тебе тогда упрямых партнёров по бизнесу буду присылать ночевать перед важными переговорами. Чтоб прониклись.

— Нормальный был дом, Михаил Иванович, — даже обиделся я. — Случайность это. Но, пожалуй, даже удачная: нам же теперь и лететь никуда не надо. Вон Тёма на снимке со спутника крестиков наставит — и вперёд: Витёк катушкой машет, Саня роет следом.

— Гляди-ка, запомнил пацанов, — удивился он. Ещё б мне не запомнить — на тот момент этот круиз с земельными работами были одним из самых ярких впечатлений в моей жизни, такое поди забудь.

— Нет, Дим, не выйдет отдуться легко. Ты слово келарю, получается, при трёх свидетелях дал, при нас. Не дело это, — покачал головой Второв.

Ну да, не подумал как-то. Отца Василия точно следовало проводить честь по чести, самому.

— Федь, который час? — спросил мощный старик. Не обратил, наверное, внимания на часы, что чуть позади него справа на стене висели. Или нарочно спросил именно у него зачем-то — с этих кардиналов станется, у них каждый чих, поди, на семь ходов вперёд просчитан.

— Три пятнадцать, — ответил старший Головин без эмоций.

— … рубль двадцать, — задумчиво произнёс Второв, глядя на черноту за окнами. Явно размышляя о чём-то, нам, простым смертным, недоступном. Тем более тем, кто сидел напротив в розовых коротких штанишках.

Утро, как резонно сомневался серый кардинал, не могло быть добрым, начавшись в такую рань. Но обошлось, вроде. В четыре часа утра мы уже были на парковке выставочного центра у метро Мякинино. МКАД по раннему времени оказался почти пустым, в первый раз с ним такое было на моей памяти. Хотя, я и к вертолёту в такую рань ехал впервые. По углам парковки стояли со включенным ближним светом микроавтобусы — два вполне привычного вида Шеви Экспресса и два «космолёта». Нас от дома забрал точно такой же, доставил и высадил здесь, в чистом асфальтовом поле, которое обычно было заставлено машинами гораздо гуще. Мы дошли быстрым шагом вслед за Михаилом Ивановичем до чёрного вертолёта с неизменным разделённым кругом на борту, погрузились на борт и поднялись над землёй, взяв курс на Макарьев, небольшой райцентр Костромской области.

В полёте, под неожиданно негромкий шум винтов и немногим тише — храп Тёмы, что по военной привычке решил доспать недоспанное, беседовали с Михаилом Ивановичем на неожиданные темы.

Оказывается, он слышал про тех деятелей, что назвал келарь в погребе, в отличие от меня — про всех. Я-то, честно говоря, только Стеньку Разина на слух опознал. И знал про него в основном то, что с бабами ему не везло, особенно с брюнетками. Ну и Шукшина читал, «Я пришёл дать вам волю». Тогда, помню, мне младшего брата атамана было жалко. Давно это было, правда.