Записки нечаянного богача 4

Второв восхитил знаниями. И про Илью Пономарёва, известного также под фамилиями Иванов, Долгополов и Попов, которого по приказу воеводы сперва повесили на берегу Сухоны-реки, а потом сняли, отвези в Галич и там повесили второй раз. И про Мирона Мумарина, что пожил чуть дольше — его запытали, доставив в Москву, через полгода. Тем же летом, когда четвертовали на Болотной площади самого атамана Степана Тимофеевича.

О нём разговор вышел интересный. Я рассказал по просьбе Второва, что думал о народном герое, чемпионе по броскам в набежавшую волну. А думал следующее.

В школе, когда ещё был Союз, нам говорили, что Степан Тимофеевич — молодец и герой, борец за права угнетённых и зажимаемых буржуями трудящихся, который сердцем принял дело Партии и Ленина, по-казачьи лихо наплевав на то, что никаких лениных и компартий и в помине не было. В старших классах, когда в стране творилось чёрт знает что, рассказывали по-другому и по-разному. Одни плевались в атамана за то, что он качнул в народе веру в царя-батюшку, помазанника Божьего, и, мол, не с той ли поры начался закат самодержавия династии Романовых. Странная, помню, была версия, удивила меня тогда — она ж в ту пору только началась, династия-то? Вторые, люди к земле ближе, говорили, что Степан был молоток и красавчик, потому что брал то, до чего только мог дотянуться, по праву сильного.

Сам же я считал, что яркого и харизматичного лидера сгубили две вещи: жадность, как водится, и отсутствие внятной стратегии. Вариант «хватать всё, потом разбираться» хорош для сказок и масштабов сильно поменьше. В России такие номера не проходят. Отхватить у Родины побольше — мечта многих. Но финал обычно предсказуем — Родина всегда выигрывает.

— А ты бы что сделал на его месте? — заинтересованно спросил мощный старик.

— Да упаси меня Бог от его места, что Вы! — отмахнулся я.

— Ну а всё-таки? — настоятельно повторил он.

— Сложно угадывать, мало данных, много факторов. Но, думаю, я бы наладил жизнь в одном отдельно взятом месте на «ять», как говорили раньше. Где там они, по рекам селились? Ну вот, на выбор: Урал, Дон, Терек. Чтобы где-то стало так хорошо, что народишко последнюю корову был бы готов продать, лишь бы в тот наземный рай добраться. И держаться там за место и за землю зубами, — я и вправду думал именно так.

— А потом? — в глазах серого кардинала блестел интерес.

— А потом — договариваться, — пожал плечами я.

— С кем? — уточнил он.

— Да со всеми! С соседями, от которых народ вальмя валит ко мне, лишая их налогов или податей — чего там было тогда? С купцами, чтоб торгпредства на моей земле открывали. С промышленниками, чтоб рабочих мест побольше создавали, потому как незанятый работой, торговлей или войной народ — та ещё мина. Ну и с царём-батюшкой, само собой, — объяснение мне было понятно вполне. Но Второв затребовал деталей:

— А с ним как договариваться? На какой предмет?

— На единственный же, Михаил Иванович — на предмет мирного добрососедского взаимовыгодного сосуществования. Это самое сложное всегда. Вот увидел атаман, что у царя что-то где-то плохо лежит, или даже кто-то что-то плохо держит — и отнял. Самодержцу конкретно в тот момент было не до министров, и тем более — не до казаков: у него тут поляки, там хунхузы, здесь — ещё какие-нибудь революционеры пламенные. Пока со всеми разобрался, обратил взор на казачков — у тех уже не жизнь, а малина. Обидно. Послал воевод — и всеми смутьянами красиво нарядил деревья вдоль федеральных трасс. И сделал всё обратно: безобразно, зато однообразно. Всегда так было, если память мне не врёт.

— Не врёт. А ты бы как поступил? — он, казалось, что-то хотел для себя понять из моей речи. Что-то важное.

— Я бы помог с хунхузами или революционерами, кто ко мне ближе оказался бы. Показал, что земля у нас одна, но много её, всем хватит. И что с моей стороны хрен кто сунется на неё — всех на роги намотаю и по кочкам разнесу. А потом — обсудил бы условия. Наверняка договорились бы, думаю, — кивнул я.

— Ты, конечно, редкий идеалист, Дима. Но что-то в твоих задумках есть. А особенно интересно то, что они сбываются одна за другой. Ту же свадьбу взять…

— Две, — поправил я. И смутился — нашёл, кого поправлять.

— Чего — две? — не понял Второв.

— Две было свадьбы. Но не в том дело. Вы помните, как мы оба загорелись идеей, чтобы два этих лайма, два кавалера Ордена Британской империи, нам спели и сыграли?

— Конечно, помню! — улыбнулся мощный старик. — Мне так задорно и весело давно не было!

— Вот в этом и весь секрет, как мне кажется. Когда горишь интересом — на условности внимания уже не обращаешь, как в анекдоте про очень дорогой алмаз, что отдали шлифовать подмастерью.

— А, этот тоже слышал! «Ша! Мойша не знает — Мойша сделает!». Он? — продолжал веселиться тайный властелин.

— Он самый, — улыбнулся и я. — Вот и у нас так же вышло.

— А на той земле, что ты на карте показывал, тоже казачья вольница будет? — фаталист со скептиком, благостно улыбавшиеся при нашем лёгком, дружеском почти что, разговоре, разом дёрнулись. Вот он, тот самый момент, когда за чередой простых вопросов шилом в бок влетает сложный.

— Нет, Михаил Иванович, — снова честно ответил я. — Посмотрите на меня — где я и где вольница? У меня жена, дети, друзья, мама с братом. Мне нельзя в Бельдяжки, — да, шутка из фильма была не вполне к месту, но уж как смог. И очень повезло, что он смотрел это кино. Хотя менее острым взгляд от этого не стал.

— Я там всё честно рассказал. Именно так и хочу. Чтобы пару улиц в лесу, и чтоб народ там жил мирно, дружно, и без чужих-незнакомых — только свои, — продолжил я. Хотя скептик рекомендовал закрыть рот уже давно, громко и очень настойчиво.

— А потом — договариваться к царю-батюшке поедешь, как создашь свой рай на земле? — внимательно, очень внимательно он смотрел.

— А до «потома» дожить ещё надо. Но, если всё будет так, как мы прикидываем — обязательно, — кивнул я.

— «Мы»? — в голосе Второва как-то удивительно сочетались стальная твёрдость и определённая мягкость. Будто в хорошо смазанном затворе.

— Да, мы — я, Тёма, Серёга. Друзей подтяну обязательно — кому там жить, в лесу, если не друзьям? Это ж не хуторок на три сарайки, там, если я правильно понял, хватит земли.

— Правильно ты понял, хватит. И я, надеюсь, правильно тебя понял. Буду надеяться дальше, что всё у вас получится, ребята.

За такими разными беседами полтора часа полёта проскользнули — не заметил. Вроде только взлетели — а уже посадка.

На белом поле возле берега, очень похожего на тот, что привиделся во сне, стояли в ряд три чёрных вертолёта. На нашем был разделённый круг. На соседнем, точно таком же, странная эмблема: двойная окружность, вроде колеса, а в ней — какой-то ромб, украшенный подковами, внутри которого — равносторонний крест. На фреску из древнего храма было похоже. На третьем же — овал, в котором торчал не то большой кинжал, не то небольшой меч. Эмблема Фонда, где руководил товарищ Директор. «Слетелись, как эти…» — недовольно прокомментировал фаталист.