Защити меня от… себя!

Я помню, как ещё несколько месяцев назад, когда Наташа только сказала мне о беременности, я уже планировал эту выписку до мелочей: белый лимузин, оркестр, толпа друзей с цветами…

Судьба жестоко посмеялась над моими планами. Впрочем, как всегда.

Но я всё равно устрою этот праздник. Обязательно. Когда она вернётся.

Теперь самое важное для меня не я сам, а чтобы она вернулась к нашей дочери. Пусть даже если при этом будет смотреть на меня с холодом в глазах. Пусть даже если в её сердце для меня нет больше места.

Я не буду больше назойлив, если она скажет твёрдое «нет» нашему совместному будущему. Не потому, что разлюбил, а потому что боюсь за её здоровье.

Она и дочь — пожалуй, две мои самые большие любви в этой жизни теперь. Но если дочери я могу открыто показывать свою любовь, с Наташей всё иначе.

Я осторожно поправляю одеяльце, чтобы малышке не было холодно и шепчу:

— Спи, крошка. Папа рядом. И будет рядом всегда. Что бы ни случилось.

Моя сестра и мама докупили всё необходимое.

Раньше я успел обустроить комнату для дочери и в родительском доме.

Туда же мне был куплен диван, потому что в мои планы входило находиться с ней постоянно.

Работа ушла на задний план, я предпочёл кормить свою дочь сам.

Естественно, не грудью, она была искусственницей. Ничего другого я всё равно ей предложить не могу.

Её мать в больнице, и что будет дальше — полная неизвестность.

Изо дня в день, каждые три часа, как расписал мне сначала неонатолог, потом педиатр, я кормлю мою принцессу смесью.

Каждодневный круговорот еды и памперсов.

Но я сам выбрал этот путь и не сомневаюсь ни на минуту, что он правильный.

— Влад, отдохни, ты и так постоянно всё сам. Давай хоть мы поможем, и я пару ночей подежурю.

— Нет, я сам!

— Влад, я слышу иногда, что ты словно разговариваешь с Наташей. Мне кажется, ты слишком устал.

— Не волнуйся за моё психическое здоровье, Лик. — Она, видимо, думает, что я сошёл с ума. — Я просто загадал… Я зову её, разговариваю с ней. Я уверен, чувствую: вот-вот, и она услышит. Она просто обязана услышать меня и нашу дочь. Мне сейчас нужно во что-то верить.

— А ты её зовёшь? — вижу, как по щеке сестры скатывается слеза.

— Каждый день, сестрёнка, каждый день.

— Значит, она обязательно к вам вернётся. Так что с именем? Почему ты до сих пор не придумал имя своей малышке?

— С именем сложно. Может быть, Наташа как-то её уже назвала, разговаривала с ней, обращалась, а здесь я с другим именем. Мы просто не успели обсудить даже этот момент.

— Ладно, раз отвергаешь мою помощь, я пойду.

— Лика, не обижайся на меня. Мы, наверное, доставляем вам неудобства? Как только Наташа придёт в себя, мы съедем.

— Но за это ты вообще можешь не волноваться, — отмахивается сестра, — живите вы здесь с нами хоть всю жизнь. Места хватит всем. Если не хватит, достроимся.

— А зачем, если через десять минут от вас мои хоромы. Просто мне сейчас одному с дочкой… туго. Но я не о физическом. О душе. Лучше среди своих, рядом с людьми.

— Конечно! И прекрати оправдываться. Живите столько, сколько нужно.

Благодарен родителям и семье сестры, за то, что они поддержали меня в трудную минуту. Всё это время они стараются взять бизнес на себя, не отвлекая меня на рабочие вопросы.

Да и какой я сейчас директор, если я живу от кормления до кормления.

Все словно сплотились, активизировались, стали единой командой, механизмом, где у каждого своя роль, и где каждый эту роль выполняет очень результативно.

— Здравствуйте, — отвечаю на звонок из больницы.

— Владислав Александрович, вам необходимо срочно приехать. Вашу жену снимают с искусственной вентиляции лёгких.

Нарушая все правила дорожного движения, несусь в больницу.

А в голове только слова: почему её снимают с искусственной вентиляции лёгких?!

Глава 43

НАТАША

Я открываю глаза, и мир плывёт передо мной, как размытый акварельный рисунок. Голова тяжёлая, будто налита свинцом, а в висках стучит навязчивая, монотонная боль.

Где я? Что случилось? Последнее, что всплывает в памяти — мерцающий свет перед глазами, тряска, будто меня везут по разбитой дороге…

А ещё Влад, его голос, обрывки фраз о любви, о том, что мы не можем расстаться… Потом провал и чёрная бездна.

А следом появляется… моя мама.

В памяти всплывает её образ: тёплые руки, нежные поцелуи, знакомый запах духов.

Она обнимает меня так крепко, как в детстве, когда мне было страшно.

Но потом — резкий толчок, и она отстраняется. Повторяет мне: уходи, не время! Уходи, не время!

Я кричу ей в ответ: мамочка, милая, я хочу с тобой остаться! Не прогоняй!

Мои пальцы цепляются за её рукав, но она лишь качает головой. «Не время!». И больше ничего…

Дальше — хаос. Обрывки звуков: голос Влада, то настойчивый, то дрожащий от волнения, то вдруг становящийся резким, почти злым.

Следом плач дочери — тонкий, жалобный, от которого сжимается сердце. Всё смешалось в голове, как в кошмарном сне, где нет ни начала ни конца.

— Наталья Ильинична, вы меня слышите?

Слышу, как чей-то голос прорывается сквозь туман. Я пытаюсь понять, откуда он, но не понимаю.

— Посмотрите на меня! — требует.

Я медленно поворачиваю голову и вижу размытый силуэт в белом. В лицо бьёт яркий свет. Кто-то светит мне в глаза фонариком, и я пытаюсь отвернуться.

— Прекратите! — пытаюсь сказать, но мои слова больше похожи на мычание.

Чувствую вокруг движение и непонятную суету. Белые халаты, спешащие шаги, тихий перезвон металлических инструментов.

Где-то рядом раздаётся монотонный писк аппаратуры, и этот звук почему-то вызывает тревогу.

— Что… что со мной? — пытаюсь снова спросить. — Где я?

— В больнице, но вам волноваться совершенно не из-за чего, с вами всё теперь будет в порядке.

Меня наконец-то слышат!

— Почему я здесь?

— Вам стало плохо.

И вдруг я вспоминаю: я была беременна. Чуть-чуть приподнимаю лицо и вижу, что живота нет.