Застава, к бою!

— Да, — кивнул Таран, у которого уже не было сил стоять.

Потому начзаставы сел на сырую лавку, что стояла под навесом, и прильнула к зданию заставы. Таран побледнел и его колотило то ли от холода, то ли от жара. На лице его отражалась невероятная усталость.

Остальные посматривали на начальник с настороженностью и беспокойством.

— Этот Наби считает… — С трудом продолжил Таран, — что его брат — просто дурачок. Он хочет заиметь себе репутацию бесстрашного вожака. Ну и, так сказать, сделать карьеру…

Внезапно Таран скривился от боли, нагнулся вперед, и мне показалось, что он вот-вот завалится на землю. Мы с Витей Мартыновым поспешили к нему, чтобы поддержать.

— Все нормально… Нормально… — Сказал Таран. — Че-то кольнуло.

Он выпрямился на лавке, жестами показал нам, что все в порядке.

— Осколок застрял, падла такая, — сказал начальник заставы, — колется, будто все глубже норовит пролезть.

— Я считаю, товарищ старший лейтенант, — начал я, — что вам следует передать командование заставой и отправиться к раненным.

Услышав мои слова, остальные командиры покивали.

Таран глянул на Пуганькова, который растерянно поморгал ему в ответ.

Если начальник передаст командование, то только лейтенанту Пуганькову. А тот, по всей видимости, совсем не горел желанием его принимать.

— У нас опытные и умелые командиры, Анатолий Сергеич, — сказал я, — сдюжим. А вы и так уже много крови потеряли.

— Селихов верно говорит, — покивал Витя Мартынов.

— Я тоже с ним согласен, — подтвердил Черепанов.

Остальные командиры тоже покивали, принялись поддакивать. Молчал только Пуганьков.

— Не, Селехов, — покачал головой Таран, — очень благодарен вам за беспокойство, братцы, но я вас в такой час не оставлю. Останусь на позиции до талого.

Что ж, настаивать я не стал. В конце концов, я бы поступил на месте Тарана точно так же.

Таран вздохнул. Добавил:

— Со слов этого Наби, внутри банды разлад. Сам Юсуфза не пропал, как полагала наша разведка, не залег на дно. Он погиб.

Таран замолчал. Видно было, что он снова борется с очередным приступом боли. Покривившись, начзаставы продолжил:

— Как и двое его сыновей. Осталось всего трое. Самый младший находится в одном из близлежайших кишлаков. Наби указал где. Сейчас группировкой руководит только самый старший оставшийся в живых Имран.

— Алим докладывает, что духи не отошли, — сказал Мартынов, — они все еще на берегу Пянджа. Готовятся.

— В сложившихся обстоятельствах мы можем положить конец их банде, — сказал я.

Сержанты все как один глянули на меня. Таран тоже поднял усталые глаза.

— Они попытаются атаковать снова, — я продолжил, — если удержать их натиск и перейти в контратаку, пока духи не успели перегруппироваться, то у нас есть шанс уничтожить группировку. Захватить или уничтожить их лидера.

— Селихов, нас всего пятьдесят человек, — возразил Пуганьков, — скоро подойдет подкрепление. Целесообразно будет просто оставаться на заставе и ждать.

— Если духи узнают, что всего одна застава смогла не просто защититься от нападения, но еще и разбить их в контрнаступлении, — продолжил я, — они больше не сунутся на Границу. Просто побоятся.

— Тем более, на нашей стороне бронетехника, — сказал Черепанов, поразмыслив несколько мгновений, — Утро. Под прикрытием пехоты танки в наступлении уже не будут так уязвимы, как ночью. В общим и целом, сил и средств для маневра контрнаступления у нас хватает.

— Я не вижу большого смысла рисковать личным составом, товарищ прапорщик, — сказал Пуганьков строго.

— Смысл есть, — вдруг хирпловато ответил ему Тарана, — отбросим их, и это покажет всем боевикам, что даже на отрезанные от подкрепления заставы лучше не соваться. Этим мы окажем услугу всем нашим парням не только в отряде, но и на Афганской Границе вообще. Однако тут нужно взвесить все за и…

Таран недоговорил. Внезапно для всех начальник заставы замолчал. Его суровое лицо расслабилось и словно бы омертвело.

Я заметил, что он медленно заваливается набок и вот-вот упадет.

Мы с Черепановым и Витей Мартыновым снова бросились к нему, чтобы поддержать.

— Толя! — Крикнул старшина, вцепившись Тарану сначала в одежду, а потом взяв его лицо в ладони, — Толя, очнись!

Глава 18

— Как он? — Спросил я у Черепанова, только что вышедшего из комнаты Тарана, куда мы отнесли и уложили начальника заставы.

Черепанов порывался оставить с ним какого-нибудь бойца, но Таран отказался. Сказал, что не хочет ослаблять оборону Шамабада ни на одного пограничника.

Тем не менее Черепанов не послушался и все же тайком приказал Алейникову остаться за дверью, чтобы приглядывать за начзаставы и доложить, если вдруг его состояние ухудшится.

Старшина тихо закрыл за собой дверь, потом уставился на меня и остальных командиров отделений и нескольких пограничников, ждавших у дверей квартиры начальника заставы.

— Пришел в себя, — сказал прапорщик горько, — но слабый больно. Боюсь, ему еще поплохеть может.

— Командовать никак не сможет? — Мрачно спросил Витя Мартынов.

Черепанов ответил ему суровым, свинцово-тяжелым взглядом своих светлых небольших глаз. Молча покачал головой.

— Значит, Пуганьков принимает на себя командование, — вздохнул комтех Бричкин.

Пуганьков, к слову, прямо сейчас пытался выйти на связь с отрядом, чтобы понять, когда же прибудет подкрепление. В мангруппе, что следовала к нам, должен быть санитар.

На Шамабаде было не так много раненных. Из них только двое не могли держать оружие, но были стабильны. Это, конечно, если не считать Тарана.

Большинство пограничников с заставы получили легкие ранения, на которые, как правило, даже не обращали внимание.

А вот с Тараном было хуже. Никто не мог понять, насколько серьезная у него рана. Вроде бы начальник и держался молодцом долгое время, после того как получил осколок, но к утру он все же ослаб. Я считал, что дело было в потере крови. Тем не менее всем было понятно одно — Тарану нужна медицинская помощь и как можно быстрее.