Застава, к бою!

— Я знаю, что они мародеры, Витя, — сказал я, выдержав взгляд старшего сержанта, — но сейчас они нужны. Могут сказать что-то важное.

— Я бы на твоем месте их сразу пострелял, как собак, — мрачно заметил он.

— Я знаю, как бы ты поступил на моем месте, — ответил я не менее мрачно.

Мартынов вздохнул, успокаиваясь и беря себя в руки. Поджав губы, покивал.

— Их надо допросить, — проговорил я, — потом, пусть Таран решает, что с ними делать.

Витя снова покивал. Проговорил:

— Если б кто другой такой самодеятельностью занялся бы, я б не одобрил. По мне, так надо бить их без всякой жалости. Но тебя, Саша, я уважаю. Знаю, что ты глупостей не делаешь. Давай отволочем их Тарану. Он как раз тебя ждет. Хочет доклад услышать о том, как у тебя тут дела идут.

Канджиев, отставил винтовку СВД с установленным на нее массивным ночным прицелом НСПУМ. Опер ее о стену заставы.

Снайперский расчет во главе с Канджиевым все это время действовал на снайперской позиции. Они засели на чердаке здания заставы и выщелкивали пулеметчиков и командиров наступавших духов.

Мы собрались у навеса. Оба захваченных душмана уже стояли на коленях перед начзаставы. Молчаливые и грозные пограничники окружили их. Буравили плененных врагов суровыми, тяжелыми взглядами.

— Ты их взял? — Спросил Таран, глядя, как Канджиев опускается рядом с задержанными и что-то у них спрашивает на пушту.

Я кивнул.

Таран ухмыльнулся. Приблизился ко мне и проговорил:

— Хорошая работа, Саша. Они нам пригодятся.

Старлей выглядел неважно. Ранение давало о себе знать. Китель его на груди уже немного пропитался кровью. Красное пятно выступило рядом с пуговицами.

И хотя начальник заставы вида не подавал, я понимал, каких усилий ему стоит просто держаться на ногах.

— Товарищ старший лейтенант, — вдруг позвал его Кандижиев.

Мы с Тараном почти синхронно посмотрели на Алима.

— Этот — не простой человек, — Канджиев указал на худощавого, одетого в форму душмана.

— Да? И что ж в нем непростого? — Спросил Таран.

— По мне, так обычный душманский выродок, — сплюнул Витя Мартынов, — разве что приоделся побогаче.

— Ну, — подтвердил Стас, — хочет, видать, в наших глазах значительнее смотреться. Подороже нам себя продает.

— И кто же он? — Покривившись от боли, спросил Таран.

Канджиев пару мгновений молчал. Потом посмотрел, но почему-то не на Тарана, а на меня.

— Он говорит, что его зовут Наби. И он один из сыновей Юсуфзы.

Мы с Тараном переглянулись.

— А еще говорит, — продолжил Канджиев немного погодя, — что ему есть что нам сказать.

Глава 17

Таран задумчиво посмотрел на душмана, назвавшегося Наби. Тот в ответ уставился на начзаставы, не сводя с него глаз. Потом заговорил.

Алим прислушался. Когда дух закончил, Канджиев принялся переводить:

— Он говорит, что может помочь, если мы пообещаем, что их не тронут.

Таран глянул на меня. Потом на Витю Мартынова, и наконец на старшину Черепанова. Прапорщик ничего не сказал начзаставы, только недоверчиво поморщился.

Тогда Наби продолжил. Проговорил еще несколько фраз.

— Он говорит, что в обмен на жизнь и хорошее обращение, он может передать сведения о численности и позициях его людей, — перевел Алим, — может рассказать, сколько у них оружия.

— Банда Юсуфзы — шииты, — сказал Пуганьков, наблюдающий за всем происходящим у правого плеча Тарана, — Сам Юсуфза пытался сделать политическую карьеру в одной из партий «Шиитской восьмерки». Довольно радикальные ребята. А в его банде существовали признаки религиозной исламской секты. Я бы не стал доверять ни единому их слову. Даже не стал бы с ними разговаривать.

— Он чего-то хочет, — сказал я, — если может поделиться ценной информацией прямо сейчас, считаю, стоит его послушать.

— Обманет, — буркнул старшина Черепанов.

Таран поджал губы.

— Послушаем, что он скажет. Потом решим, как это применить. Алим?

— Я, — отозвался Канджиев и встал от Наби.

— Спроси, что мы готовы его послушать. Что он хочет сказать?

Алим передал. Наби заговорил.

— Он хочет, чтобы вы пообещали, что с ним ничего не сделают, — ответит Алим, — Он слышал, что советские войска хорошо обходятся с пленными. Но все равно переживает, что после того, что было этой ночью, ему может угрожать опасность.

Наби снова что-то добавил, и Алим опять прислушался к его словам. Потом сказал:

— А еще он переживает, что враги распускали о людях его отца лживые слухи, которые мы могли слышать.

— Лживые слухи? — Спросил Пуганьков.

— Эти сукины дети любят резать нашим головы, — ответил на вопрос замполита старший сержант Витя Мартынов. — Да и вообще, это никакие не слухи.

— Пусть не переживает, — сказал Таран, немного погодя, — у нас тут самосудом не привыкли заниматься. Мы не такие, как его отец. Можешь прямо так и передать.

Алим передал. Таран явно хотел задеть этими словами сына Юсуфзы, однако, не задел. Тот просто растянулся в совершенно невинной улыбке, которая на лице душмана смотрелась как-то совершенно неестественно.

Однако я почти не наблюдал за реакциями самого Наби. Внимание мое было приковано к мальчишке, что стоял рядом с сыном Юсуфзы на коленях.

По мере того как его командир Наби говорил, мальчишка несколько раз переменился в лице. Сначала на нем взыграло легкое удивление. Когда Наби сам предложил поделиться с нами информацией, удивление парня превратилось в настоящее изумление. Когда Таран согласился — мальчишка помрачнел лицом.

«Как бы чего не выкинул» — подумал я в этот момент.

— Отведите этих двоих в баню, — сказал Таран, — приставим караул…

— Товарищ старший лейтенант, — обратился я.

Таран обернулся ко мне.

— Слушаю, Саша.

— Разрешите задать пленному несколько вопросов.

Таран прислушался. Потом обратил свой взгляд к дувалу, где стрелковые отделения следили за обстановкой перед заставой. Затем начальник глянул на часы.

— Ну давай, Саша. Разрешаю.

— Алим, — обратился я к Канджиеву, — спроси у этого, кто командуют духами, если он здесь?