Застава, к бою!

— У шурави в рот гнилой язык, — бросил Мухтаар уже раздражительнее.

— И ты, сын лидера, будешь понимать, что твои люди отправились к Аллаху… — невозмутимо продолжал я.

— Молчать… — Протянул сквозь зубы сын Юсуфзы.

— … А ты остался здесь из-за собственной трусости. Из-за того, что не решился принять достойную смерть в бою. Все будут знать Мухтаара, сына Захид-Хана Юсуфзы, как простого труса, что сидел в застенках, пока его отец и братья гибли под Шамабадом.

— Молчать! — Крикнул Мухтаар и вскочил с лавки.

Я тоже резко поднялся. Алим подступил к нему на шаг.

Мухтаар глубоко дышал, скалился, словно зверь, и смотрел на меня, не отрывая полных злобы глаз. Однако кинуться в драку явно боялся. Слишком яркими были воспоминания о том, как я победил его на берегу реки.

— Но ты еще жив, — продолжил я холодно, — жив, потому что в тебе взыграл страх. А еще здравый смысл. Он же, этот здравый смысл, может спасти твоих людей. И тогда ты уже не будешь трусом. Ты будешь человеком, кто сохранил жизни своих моджахеддин. Не дал потратить их просто так.

Я говорил, а Алим торопливо дублировал мои слова на пушту. Мухтар слушал внимательно. Внезапно он отвел взгляд.

— Они пойдут на заставу боем, — продолжил я, — пойдут и все бесславно погибнут. Мы знаем каждый их шаг. Однако у тебя все еще есть возможность с честью выйти из этого боя. Спасти души своих людей. И мы, шурави, поможем тебе в этом.

Проговорив эти слова, я просто пошел на выход. Краем глаза заметил, как Мухтаар проводил меня взглядом.

— Шурави могут только убивать, — протянул Мухтаар, — вы прийти на нашу землю. Вы ставить на ней свои правила. Вы оскорблять, как мы живем.

Я замер, обернулся. Совершенно наобум бросил:

— За то время, что люди твоего отца воюют с нами, погиб один пограничник. Сколько погибло людей твоего отца? Сколько раз твои браться были на волосок от смерти?

Дослушав перевод Алима, Мухтаар сузил глаза, сморщил нос, словно оскалившийся пес.

— Сейчас, здесь, мы защищаем свою землю, — продолжил я, — а вы на нее нападаете. Вы воюете на нашей территории. Сейчас вы — никакие не защитники «своей земли». И теперь скажи мне, Мухтаар, кто гонит твоих людей под советские пули? Твой отец? Сомневаюсь, ведь с каждым погибшим он становится только слабее. Тогда кто?

Мухтаар вдруг опустил взгляд. Сел на лавку и свесил голову, оперев ее на кулаки связанных рук.

— Подумай, кто твой враг на самом деле, Мухтаар, — сказал я и отправился навыход из бани.

— Шурави, — внезапно позвал пленный душман.

Я замер на месте. Обернулся.

Дверь в парную приоткрылся. К нам заглянул Малюга.

— Саша! — Проговорил он вполголоса, — шухер!

— Тихо, — невозмутимо ответил я.

— Особисты…

— Тихо.

Удивленный Малюга несколько мгновений таращился на меня, а потом исчез за дверью.

Я глянул на Мухтаара.

— Что ты хотел сказать?

— Мой отец много говорить с американец, — проговорил Мухтаар.

Я молчал, ожидая, пока он закончит. Алим медленно переводил напряженный взгляд от меня, к задержанному душману.

— Алла-Да, Абба и я думать, американец управляет. Думать — отец беда, — продолжал сын Юсуфзы, — Наби и Имран думать — американец помогать убивать шурави.

— Ты знаешь имя американца? — Спросил я.

— Да. Как это правильно сказать? Стон… Его звать Стон. Американец давать песи… — замялся парень, — то есть, как это по-русски? А… деньги. Еще давать оружие…

Прятавший все это время от мня взгляд душман, поднял глаза. Уставился прямо на меня и добавил:

— Взамен требовать, чтобы на Граница быть война.

— Ты можешь закончить войну. Покрайней мере на нашем участке. А можешь ждать весть о смерти своего отца и братьев. Выбирай.

Внезапно после моих слов глаза парня заблестели. В лице его читалось настоящее отчаяние. Отчаяние, а еще страх.

Тогда я просто вышел из парной в предбанник. И… совсем не удивился, когда наткнулся на внимательный взгляд Рюмшина, стоящего там, прямо передо мной.

Глава 4

— Итак, товарищ старший лейтенант, — прищурившись начал Шарипов, — я бы хотел получить от вас объяснения.

В канцелярию набилось куча народу. Особисты стояли по правую руку от сидящего за своим столом Тарана. В уголке, на своем рабочем месте, с перепуганным лицом сидел Пуганьков.

Мы с Алимом стояли смирно посреди комнаты.

— Нарушитель границы буянил, — очень будничным спокойным тоном начал Таран и пожал плечами, — вот я и отправил двух бойцов его утихомирить.

Особисты переглянулись. Рюмшин сузил внимательные глаза. Посмотрел на Тарана очень недоверчиво. Лицо Шарипова, при этом, оставалось совершенно бесстрастным.

— Так что, я не вижу ничего крамольного в том, что бойцы находились в бане вместе с задержанным, когда вы туда прибыли, товарищ капитан, — продолжил Таран.

— Знаешь, Толя, — вздохнул Шарипов, — в любой другой ситуации я бы тебе поверил. Но сейчас извини, не поверю.

— Это почему же? — Приподнял бровь Таран вопросительно.

— Все очень просто, — Шарипов кивнул на меня, — Рядом с нарушителем Государственной Границы, опознанным, как сын Захид-Хана Юсуфзы, терся ни кто-нибудь, а Селихов.

— А если где-то трется Селихов, — подхватил Рюмшин, — это неспроста. Уж что-что, а такую науку я уже успел усвоить.

— А чем вам не угодил младший сержант Селихов? — Спросил Таран суховатым тоном.

— Да, собственно говоря… — Начал Шарипов, пожимая плечами.

Однако капитан не успел договорить. Все потому, что в разговор сразу вклинился нетерпеливый Рюмшин:

— Да тем, что он демонстрирует поразительное любопытство в вопросах, которые не должны его интересовать!

Шарипов наградил коллегу раздражённым взглядом, но промолчал. Вместо ответа ему, он обратился к Тарану:

— Толя, объяснись, пожалуйста. Чего вы затеяли?

— Товарищ старший лейтенант, — заговорил я, приковав к себе всеобщее внимание, — разрешите обратиться к товарищу капитану Шарипову.

— Разрешаю, — сказал Таран.

— Товарищ капитан, я лично задержал этого нарушителя границы. Как вы знаете, он представился Мухтааром, одним из сыновей Захид-Хана Юсуфзы.