Затмение: Корона
Шрифт:
Однажды утром кого-то пристрелили за то, что поделился своей водой; по каким-то причинам это воспрещалось. А дети, медленно умиравшие в муках, взмолились о воде, и родители принялись укачивать и утешать их, но потом один из ВАшников, которому это надоело, гаркнул:
— Заткните этого сученыша, или я его растопчу!
Роузлэнд видел, что творилось в ЦП, но сил сражаться у него тогда не было. Он не сказал ни слова.
Наверное, тогда-то его внутренняя самооценка сравнялась с тем, какого мнения о нём были ВАшники.
Размышляя так, он глядел в запавшие глазницы своему отражению, но тут Торренс произнёс:
— Вот оно. Готовьсь.
Оно приближалось, но пока ещё не подъехало вплотную. Оно двигалось между домов. Линию горизонта рассекали холодные, кристально-стальные, с ровными
За считанные секунды они рассыпались по отведённым позициям. Муса, Джидда, Бибиш и Роузлэнд под началом Пазолини; Муса с ПЗРК; Торренс побежал навстречу второй группе повстанцев, которой предстояло нейтрализовать охрану.
Вскоре Торренс вернулся, вынырнув из переулка вниз по улице, а третья группа, оставшаяся на крыше, открыла огонь, обстреляв охрану бронебойными разрывными пулями. Скопище ВАшников, которые явились сменять вахтенных, рассыпалось; они были в новой броне из кевлара-7, лучше старых доспехов ВА, и пули взрывались либо на самом кевларе, либо на земле рядом с охранником, не причиняя существенного вреда; одна пуля, однако, нашла цель, будучи послана с высокой скоростью под нужным углом, и продырявила броню. Штурмовик упал, дёргаясь, а броня его раздулась от крови. Остальные, дезориентированные маленькими взрывами, шатались, пытаясь восстановить равновесие и изготовить оружие к бою; у них были новейшие винтовки и автоматы, «умные», компьютеризированные, но эти пушки отличались одной дурацкой особенностью: чтобы выпустить пулю, требовалось сперва навести перекрестье прицела, а затем подтвердить выбор цели, отдав команду компьютерному чипу. Пока ВАшники этим занимались, Торренс не терял времени и срезал трёх врагов, швырнув в них разрывными дисковыми гранатами. Один из дисков отразился от брони, два других прилипли к ней и взорвались. Партизан справа от Торренса упал, задёргавшись: его практически разорвало пополам очередью ВАшника, который наконец убедил свою умную пушку защитить себя.
Роузлэнд замечал всё это обрывками и вспышками: он готовил к залпу ПЗРК Мусы, устанавливая его под нужным углом. Закончив, убрался в сторону. Муса проник в Париж, притащив с собой три винтажных ПЗРК двадцатого века и небольшой запас ракет к ним; мастерская, достойная фокусника, работа мародёра. Навыки выживания у моджахедов передавались на генетическом уровне.
ПЗРК издал шипение, и ракета — шух-шух-шухх! — полетела прямо к окну третьего этажа. Роузлэнд взмолился, чтобы это оказалось нужное им окно. Ракета продырявила штукатурку и ДСП под окном и взорвалась, заполнив раму разбухающим огненным шаром... и почти одновременно другой партизан, тоже с ПЗРК, поразил с крыши оснащённую камерами орудийную установку системы безопасности, от которой остались одни ошметки... а тем временем ходячая боевая секира над горизонтом громыхала всё ближе и ближе... последнего охранника наружки разорвало пополам, крик его, усиленный шлемофоном, эхом раскатился по улице...
(Там, за этими зеркальными шлемами, люди, думал Роузлэнд.)
Из дверей Тринадцатого центра обработки беженцев, спотыкаясь, сломя голову вылетел ВАшник без шлема; он отчаянно кашлял в дыму, весь почернев от сажи, но продолжал стрелять в партизан, окатывая улицу ливнем пуль, пока Пазолини не срезала его чистым, экономным одиночным выстрелом прямо в голову, и у ВАшника вместо лица осталась кровавая каша, размазанная по миске черепа.
Роузлэнд не шевелился.
Ты же в арьергарде, напомнил он себе. Вперёд! Но монолит высотки словно бы опрокидывался на него, засасывая в себя, словно исполинская тварь выползала из своей раковины пожрать Роузлэнда, ничтожного червяка. Да как я вообще осмелился сюда возвратиться?
Он оглянулся на груду развалин Двенадцатого центра, и ему померещилось, что он различает там человеческий череп и пожелтевшую руку скелета, торчащую из-под массивного обломка. Чьё это тело?
Не Габриэль ли раздавлена там?
Пазолини пнула его в копчик. Пинок получился чертовски болезненным, но Роузлэнд подумал, что сучка с этим как раз вовремя. Его кто-то должен был пнуть под зад, чтобы сдвинуть с места. Было похоже, что в Пазолини отделилась и воплотилась разгневанная часть личности самого Роузлэнда.
— Жопой шевели, придурок! — крикнула она теми же словами, какими подгонял он себя.
И он вспомнил, как отец Леспер искренне наставлял их: Мы все уже мертвы. С этим вы должны примириться и затем приступить к работе.
Jamais plus. Никогда больше!
Плотина рухнула, и прорвался гнев, унеся Роузлэнда с собой: пулемёт его выплюнул пламя и металл, предназначенные для второго ВАшника, который как раз появился на крыльце. Броня штурмовика отразила пули, полетели искры, но отдачей выстрела ВАшника бросило назад. Роузлэнд устремился на него, стреляя снова и снова, с нечленораздельным воплем (а что он кричал? Наверное, стоило бы «Никогда больше!» Но нет. Это было: «Сдохни, СУКА-А-А-А-А-А-А-А!!!!!»). Штурмовик поднялся на четвереньки, и его тут же повалило опять, новым выстрелом Роузлэнда. ВАшник ухитрился подняться и на этот раз, в буквальном смысле бредя против потока пуль Роузлэндова пулемёта. Тут у Роузлэнда кончилась лента, и пулемёт впал в беззащитное молчание, а штурмовик выстрелил в ответ...
Мимо Роузлэнда метнулась Пазолини и бросила в ВАшника гранату: все тут же залегли, кроме самого охранника, который среагировал слишком медленно, и взрывом его подбросило в воздух, а спиральный выброс крови забрызгал стену позади.
Роузлэнд вскочил и понёсся в здание, вверх по ступеням, не останавливаясь, не позволяя себе задуматься, не задерживаясь даже перезарядить оружие (он слышал, как чертыхается ему вслед Пазолини на смеси итальянского и английского), перепрыгнул через полуживого охранника на груде снесённых взрывом кирпичей, полураздавленное тело чуть шевельнулось под обломком, на который наступил, карабкаясь по куче, Роузлэнд; ВАшник застонал от боли...
Роузлэнд пробежал дальше, выбил дверь и увидел их.
Их наказывали.
Снаружи Дэн Торренс отдавал приказы, рассылая партизан по разным этажам здания эвакуировать узников, а украденный утром Мусой грузовик подгоняли к задней двери. Торренс метался по прогулочному двору концлагеря, проверяя блокпосты, перемещаясь от одного перегородившего улицу автомобиля к другому.
За спиной Пазолини добивала раненых. Торренс поручил ей эту работу по итогам дискуссии вечером предыдущего дня. Торренс доказывал, что лучше оставить раненых живыми, чтобы создать врагу проблемы; это замедлит фашистов, вынудит использовать ресурсы, время и человекочасы. Но Пазолини указала, что армия ВА в Париже сравнительно невелика и состоит главным образом из фанатиков-расистов. Лучше уменьшить их численность, чем попытаться создать им такие неудобства. Если раненых выходят, они ожесточатся ещё сильней, став ценным политическим и военным активом врагов.
Торренс отвечал, что убийство раненых врагов — не слишком разумный с политической точки зрения шаг.
Как раз наоборот, возражала Пазолини. Это подчёркивает нашу целеустремлённость. Нужно показать свою силу, чтобы с нами считались.
Она убедила Стейнфельда и теперь дорвалась до дела. Иногда Торренс удивлялся, что другие не замечают очевидной разницы: ему просто хотелось избежать ненужных убийств, каждое из которых немного увеличивало его вину; Пазолини же убивать нравилось.
Хррак. Крик ВАшника оборвался.
Зато огонь возобновился: по периметру маленькой площади партизаны отстреливались от подоспевших ВАшников. Пока что штурмовиков было не больше дюжины. С ними легко было справиться: арьергардная группа Торренса сдерживала их гранатами и огнемётами.
Более существенная угроза таилась на севере: там, всего в нескольких кварталах, располагался лагерь резервистов Второго Альянса, откуда вполне могло уже выехать подкрепление на броневиках.