Заводные апельсины

Из нас четверых вид, как обычно, хуже всех был у Тема: лицо в крови, шмотки грязным комом, зато остальные были в полном порядке. Осталось мне только добраться до вонючки Биллибоя, вокруг которого я плясал со своей бритвои в руке, как какой-нибудь корабельный парикмахер в очень бурную погоду, - вот-вот попишу его по грязной его поганой хaрe. У Биллибоя был нож - длинный такой выдвижной клинок, но он тшуток оцтавал с ним от событий и особого вреда никому причинить не мог. Да, бллин, истинное было для меня наслаждение выплясывать этот вальсок-левая, два-три, правая, два-три - и чиркать его по левой щечке, по правой щечке, чтобы как две кровавые занавески вдруг разом задергивались при свете звезд по обеим сторонам его пакостной жирной физеномии. Вот уже льеця кровь, бежит, бежит, но Биллибой явно ни fигa не чувствует, по-прежнему топчеця со своим дурацким ножом, как разжиревший вониутши медведь, а достать меня не может.

Тут послышались сирены - на подходе были менты с пушками наготове, выставленными во все окна полицейской машины. Та хныкaлкa, должно быть, уже про-ябeдaлa - будка для вызова мусоров была неподалеку, сразу за районной электроподстанцией.

– Ладно, не бойсь, - крикнул я напоследок, - козел вонючий. Я тебе еще бeицы поотрезаю.

С тем они и побежали прочь - все, кроме главного их молотилы по имени Лео, который посапывал, лежа на земле, - медленно, отдуваясь, побежали они к северу, в сторону реки, а мы пошли в. противоположном направлении. Как раз за следующим поворотом обнаружился переулок, пустой и темный и с обоих концов открытый для отхода, и там мы передохнули, сперва быстро-быстро хватая воздух, потом все спокойнее и наконец стали дышать нормально. Было это подобно отдыху между подножиями двух ужасающих огромных гор, чьи роли отводились двум многоквартирным корпусам, во всех окнах которых плясали быстрые голубоватые сполохи. Все смотрели тeлик. В тот день происходило то, что у них называлось всемирным вещанием - одну и ту же программу передавали по всему миру, кому угодно, а угодно главным образом бывало людишкам средних лет и среднего достатка. Выступал обычно либо какой-нибудь дурацкий знаменитый клоун, либо певец-негр, и всю эту волынку ловили в космосе специальные телевизенные спутники и отбрасывали обратно на Землю. Подождали мы, попыхтели, слышим - менты с сиренами катят на восток, - ну, все, значит, пронесло, как говориця. Один бaлбeсинa Тем не радовался, все глядел вверх на звезды, на планеты, на Луну эту самую, причем с таким открытым ро+ом, будто он ребенок и никогда ничего подобного прежде не видывал; глядел-глядел да и выдал:

– Интересно, есть там на них что-нибудь? Вообще, что там наверху может быть? Я сильно Ткнул ему в бок, сказав: - Ну ты, глупый убииудок! Не твоего ума дело. Скорей всего там такая же жизнн, как здесь: одни режут, а другие подставляют брюхо под нож. А сейчас, пока еще не вечер, пойдем-ка, бллин, дальше.

Ребята посмеялись, но бaлбeсинa Тем поглядел на меня серьезно, а потом снова уставился на звезды и на Луну. И мы пошли по переулку дальше, под голубоватыми сполохами этого самого всемирного вещания с обеих сторон. Теперь нам требовалось заполучить машину, и мы, выйдя из переулка, свернули влево, где раскинулась площадь Пристли-плейс, как мы определили по сразу же бросившейся в глаза большой бронзовой статуе какого-то старого поэта с обезьяной верхней губой и всунутой в немощный дряхлый рот трубой. Шагая к северу, мы вышли к старому замызганному Фильмодрому - облупившейся развалюхе, пришедшей в полный упадок, потому что туда ходили разве что мaлл+шики вроде меня и моих дружков, да и то лишь для того, чтобы сделать кому-нибудь толтшок или рaзрeз либо заняться в темноте добрым старым сунн-вынн. Судя по закрывавшему фасад Фильмодрома рекламному щиту, где, кроме всего прочего, имелось два-три засиженных мухами кадра из предлагавшейся картины, фильм, по обыкновению, был ковбойским боевиком, причем на стороне шерифа там, естественно, деруця сплошные ангелы, которые со страшной силой лупят из револьверов по мерзавцам противникам - этакая долбежно-напыщенная вeстш,. из тех, что, по милости Госфильма, во множестве наводняли в те времена экраны. Машины, припаркованные у киношки, в большинстве своем были, прямо скажем, не подарок, дряхлые и разболтанные, однако одна была поновее - "дюранго" 95-го года, и я решил, что эта подойдет. У Джорджика на связке с ключами имелись и отмычки, дубль-диезы, как они тогда назывались, и вскоре мы были уже в машине - Тем с Питом сели сзади, начальственно попыхивая цыгaркaми, а я включил зажигание, завел, и машина недурственно затарахтела, пробуждая в кишках приятное такое, теплое трепетанье. Ногу на педаль, со стоянки задним ходом, и понеслась - только нас и видели.

Мы немножко покрутились по задворкам, на переходах распугивая стaр! кaшeк и бaбушeк, зигзагами гоняясь за кошками и так далее. Потом мы свернули к западу. Движения на дороге было немного, и я знай себе давил педаль до упора, так что "дюранго" заглатывал дорогу, как спагетти. Вскоре мимо побежали зимние деревья, стало темно, как бывает только за городом, а в одном месте я переехал что-то большое, с ощеренным зубастым ротом, мелькнувшим в свете фар, после чего это что-то заверещало, хрустнув под колесами, и старина Тем на заднем сиденье чуть себе бaшку напрочь не отхохотал. Потом попался нам молоденький парнишка, который обжимaлсиa со своей подружкой под деревом, мы остановились, поулюлюкали тшуток, потом немножко их для порядку потузили, дождались, когда они поднимут критш, и уехали. У нас была задумана операция "незваный гость". Вот где можно будет от души повеселиться, размять кости и побeстшинствовaтт. Наконец приехали в какой-то поселок, на краю которого был маленький коттеджик - торчит себе на отшибе, и маленький садик при нем.

Луна стояла уже высоко, коттеджик виднелся очень явственно, я подкатил, поставил машину на тормоз и, покуда остальные трое хихикали, как бeзумни, я разглядел на воротах надпись "ДОМ" - мрачноватое, надо сказать, название для усадьбы. Я вышел из машины, приказав корeшaм вести себя потише и притвориться серьезными, потом открыл калитку и подошел к двери. Вежливо и тихонько постучал, но никто не появился, тогда я постучал тшуток сильней, и на этот раз услышал, что кто-то подошел, щелкнул замок, дверь на дюйм-другой претворилась, вижу, смотрит на меня глaз, "а дверь на цепочке. "Да? Кто там? " По голосу женщина, скорее даже кисa, поэтому я заговорил очень вежливо, тоном настоящего джентльмена:

– Пардон, мадам, простите, что побеспокоил, но мы вот гуляли тут с приятелем, и вдруг с ним что-то такое произошло, по-моему, с ним плохо, он там на дороге - упал и лежит, стонет и встать не может. Не будете ли так добры, не позволите ли мне воспользоваться вашим телефоном, чтобы вызвать "скорую"?

– У нас нет телефона, - сказала кисa.
– Сожалею, но телефона у нас нет. Придеця вам зайти к кому-нибудь другому.
– А изнутри коттеджика все "тра-та-та" да"тра-та-та"-кто-то на машинке печатает, и вдруг машинка смолкла и донесся мужской голос; - Дорогая, что там стряслось?

– Гм, начал я по новой, - не будете ли вы так добры, не пустите ли его выпить стакан воды? С ним, похоже, обморок, понимаете? Похоже, он отключился, вроде как в обморок выпал.

Девушка чуть поколебалась и говорит: "Подождите-ка". После чего куда-то пошла, а трое моих дружков тихонько вылезли из машины, крадучись подобрались поближе, на ходу надевая маски, я свою тоже надел, а шаловливую ручонку шасть в щель, цепочку-то и скинул - кису я своим приличным голосом так умaслил, что, уходя, она дверь не заперла снова, как это подобает, когда имеешь дело с подозрительными типами вроде нас, да еще ночью. Вчетвером мы с ревом ворвались; Тем, как всегда, прыгал и выплясывал, изрыгая грязнейшую брань, а коттеджик маленький был, это уж точно. Мы с хохотом ввалились в комнату, где горел свет, а там эта кисa вся съежилась - а так из себя ничего вообще, симпатичная, и груди что надо, а рядом с ней ее муж, тоже такой довольно-таки моложавый тшeловeк в больших очках, а на столе пишущая машинка, везде разные бумаги разбросаны и одна стопочка у машинки - ее он, видимо, только что напечатал, так что перед нами, стало быть, опять интeлл, книжник наподобие того, с которым мы пошустрили пару часов назад, только на сей раз это был не читатель, а писатель. В общем, он говорит:

– Что такое? Кто вы? Как вы смеете врываться без разрешения в мой дом?
– А у самого и голос дрожит, и руки тоже. А я ему в ответ:

– Не бойсь. Пусть страх покинет твое сердце, брат мой, забудь о нем и не трясись от страха никогда.
– Тем временем Джорджик и Пит отправились искать кухню, а старина Тем стоял рядом со мной, разинув рот, и ждал приказаний.
– Кстати, что это такое?
– сказал я, берясь за стопку напечатанных листочков на столе, а очкастый муж в крайнем смятении отвечает:

– Вот именно, я у вас хотел бы спросить: что это такое? Что вам нужно? Убирайтесь вон, пока я вас оцюда не вышвырнул!
– Старина Тем под маской П. Б. Шелли прямо так и зашелся от хохота, заревел, как медведь.

– Это какая-то книга, - сказал я.
– Похоже, вы книжку какую-то пишете!
– Говоря это, я сделал свой голос хриплым и дрожащим.
– С самого децтва я преклоняюсь перед этими, которые книжки писать могут.
– - Потом я поглядел на верхнюю страницу с заглавием - "ЗАВОДНОЙ АПЕЛЬСИН" - и говорю; - Фу, до чего глупое название. Слыханное дело - заводной апельсин?
– А потом зачитал немножко оттуда громким и высоким таким голосом, как у святоши: "Эта попытка навлечь на человека, существо естественное и склонное к доброте, всем существом своим тянущееся к устам Господа, попытка навлечь на него законы и установления, свойственные лишь миру механизмов, и заставляет меня взяться за перо, единственное мое оружие... " - Тут Тем произвел губами все ту же музыку - пыр-дыр-дыр-дыр, а я не выдержали усмехнулся. Потом я начал рвать страницы, разбрасывая обрывки по всему полу, а этот самый муж-писатель, как бeзумни, кинулся на меня, ощерив стиснутые же'лтоватые зуббя и выставив вперед руки, как лапы с когтями. Стало быть, настала очередь Тема, который осклабился и, повторяя "э-э-э", а затем "во-во-во", принялся расшибать интeлиу хтeбaло-хрясь, хрясь, с левой, с правой, так что из бедняги потекло что-то красное, вроде вина, снова того же самого вина, что и везде, словно им снабжает нас какая-то единая всеобщая корпорация, -- потекло, капая на чистенький новый ковер и на обрывки книжки, которую я продолжал неутомимо раздирать - рaздрызг! рaздрызг! Все это время клсa, эта его любящая верная жена, стояла, замерев у камина, и сперва вообще будто окаменела, а потом принялась испускать мaлeннкиje кри+шки, словно аккомпанируя работе кулаков Тема. Потом из кухни появились Джор-джик с Питом, что-то дожевывая, однако все-таки в масках - в этих масках можно было даже есть, и ничего страшного, причем Джорджик держал в одной дгаЫе копченый окорок или что-то вроде, в другой краюху хлеба со здоровенным шматом масла, а Пит побалтывал в бутылке пиво, держа в другой руке изрядный кусище торта. "ха-ха-ха", - загоготали они оба, видя, как Тем, пританцовывая, лупит писателя, и наконец тот взвыл, зарыдав что-то типа того, будто рушиця дело всей его жизни, заухал чего-то там сквозь окровавленный рот, а эти хохотали, но, правда, приглушенно, потому что с набитыми ртами, и было видно, как вылетают и падают крошки. Такого я не любил - это грязно и неопрятно, а потому сказал:

– Бросьте жрaтшку! Я вам этого еще не разрешал. Давайте-ка лучше подержите его как следует, чтобы он все видел и не вырвался, - Они, стало быть, отложили свои припасы и взялись за писателя, у которого очки были уже треснутые, но все еще кое-как держались, а старина Тем продолжал прыгать и скакать, отчего на полочке подпрыгивали всякие безделушки (потом я их все смахнул на пол, чтобы они не тряслись там зриa, пакость этакая), в общем. Тем, прыгая, продолжал шустрить с автором "ЗАВОДНОГО АПЕЛЬСИНА", украшая его мордeр сиреневыми разводами и вышибая у него из ноздрей вкусно чавкающий черный сок.

– Ладно, хорош. Тем, - сказал я.
– Теперь следующий номер, с богорн.
– Тем навалился на кису, которая все еще поскуливала, лихо взял ее в переплет, скрутил руки сзади, а я срывал с нее триaпку за триaпкои, те двое похохатывали, и наконец на меня вылупились своими розовыми глaззj'aми две очень даже тшуднeн-нкиje груди - да, бллин, а я, готовясь, уже рaздeргивaлсиa. вjeхaв, услышал крик боли, а этот писатель хрeнов вообще чуть не вырвался, завопил кбкбeзумни, изрыгая ругательства самые страшные из всех, которые были мне известны и даже придумывая на ходу совершенно новые. После меня была очередь Тема, и он в обычной своей скоцкои манере с задачей справился, не снимая бесстрастную маску П. Б. Шелли, а я покуда держал кису. Потом смена составов: мы с Темом держим уже ослабевшего и почти не сопротивляющегося писателя, у которого сил только и оставалось, что бормотать нeвниaтицу, будто он нахлебался молока с ножами, а Пит с Джорджиком шустриaт с кисои. В общем, мы вроде как оцтрeлиaлисс, а все равно, ну вроде как кипит в нас такая ненависть, такая ненависть, и мы пошли все ломать, что было можно, - машинку, торшер, стулья, а Тем (в своем репертуаре) отиил, загасив огонь в камине, и приготовился наделать кучу на ковер, тем более бумажек хватало, но я сказал "нет".