Заводные апельсины

– Вдруг не откроет?
– усомнился Джорджик. А я говорю:

– Попробуем, что мы теряем?
– На это он передернул плечом и скривил рот. А я Скомандовал Питу и Тему: - Вы стойте по обе стороны двери. Понятно?
– Они согласно закивали в темноте: ясно-ясно-ясно.
– Начали, сказал я Джорджику и пошел прямо ко входной двери. Там была кнопка звонка, я нажал, и из коридора донеслось "дрррррр-дррррррр". После этого все в доме замерло, вроде как обратилось в слух, словно и бaбушкa, и все ее кошки при звуках этого дрр-дрр одновременно навострили уши и насторожились. Тогда я позвонил чуть настойчивей, и тут послышалось шарканье ног - шлеп-шлеп, шлеп-шлеп, - бабушка в тапках шла по коридору, причем мне вдруг пришло в голову, что она идет, а под мышками у нее с каждого боку по коту. Потом раздался ее очень такой неожиданно басовитый голос:

– Прочь! Уходите, или я стреляю.
– Джорджик это как услышал, чуть не прыснул. А я говорю, причем несчастным таким, просительным голосом:

– Мадам, прошу вас, пожалуйста, помогите! Мой друг очень болен!

– Уходите, - повторила она.
– Знаю я ваши подлые-штучки: я вам открою, а вы заставите меня купить то, что мне не нужно. Уходите, говорю вам.
– Надо же, и ведь встречаеця же такая поразительная наивность! Уходите, - снова заладила она, -- а то я напущу на вас своих кошек! Видать, спятила от своей жизни в оди нотшeствe. Тут я глянул вверх и заметил, что повыше двери есть застекленное окно, так что куда быстрей будет, если туда вскарабкаться и влезть через него. Иначе этот спор будет идти всю нотш. И тогда я сказал:

– хорошо, мадам. Если вы не хотите помочь нам, я поведу моего больного друга куда-нибудь в другое место.
– Тут я мигнул друзьям, чтобы они отошли по-тихому, и только я один топал и громко декламировал: - Ничего, друг мой, мы обязательно найдем доброго самаритянина где-нибудь в другом месте. Эту пожилую леди, конечно же, нельзя винить за ее подозрительность, тем более что по ночам разгуливает множество негодяев и подонков. Нет, ее винить нельзя!
– Потом мы немного постояли в темноте, подождали, и я прошептал: Пошли, возвращаемся к двери. Я взберусь Тему на плечи. Открою то окошко и влезу, бллин. Потом заткну старую птицу и впущу вас. Запросто!
– Мне было важно показать, вроде как кто среди нас главный, кто подает идеи.
– Вон там, - показал я, - видите? Карнизик над дверью засекли? Как раз будет упор для ноги.

Все поглядели, восхитились, видимо, моей находчивостью и закивали в темноте, зашептали: "Да, да, "да, правильно".

На цыпочках обратно к двери. Тем был у нас самым рослым и сильным, поэтому Пит сДжорджиком вскинули меня на его крутые мужские плечи. Благодаря очередной дурaцкои передаче всемирного ТВ, а главное благодаря тому, что из-за нехватки полиции люди боялись нотши, за все это время на улице не появилось ни души. Взобравшись на Тема, я убедился, что карнизик над дверью как раз годиця, чтобы на него встать. Подтянулся, уцепился коленом, и готово дело. Окно, как я и ожидал, было заперто, но я вынул бритву, легонько стукнул костяной рукояткой, стекло и треснуло. Снизу доносилось озабоченное сопенье моих друзей. Вынув кусок стекла, я просунул руку, отпер окно, и рама как миленькая поехала вверх. Я осторожно, будто опускаясь в горячую ванну, полез внутрь. А эти, как бараны, стоят, смотрят снизу, аж рты, бллин, пооткры-вали.

Я оказался в темноте, ощетинившейся со всех сторон углами каких-то шкафов, кроватей, тяжеленных табуреток, книг в коробах и книг россыпью. На ощупь я стал пробираться к двери, из-под которой сквозь маленькую щелочку виднелся свет. Дверь сделала "скрииииииип", а дальше был пыльный коридор и опять всякие двери. Этакие хоромы пропадают - в том смысле, что столько комнат и всего для одной старой вeшaики с ее кошкaми, пусть даже у котов и кошeк разные спальни и отдельная столовая, где их по-королев" ски кормят сметаной и рыбьими головами. Снизу уже доносился голос п+хсы, которая повторяла: "Да. Да. Да. Верно. Верно... ", но это она, видимо, разговаривала со своим мяукающим выводком, громко домогающимся добавки молока. Тут я заметил ступеньки, ведущие в холл нижнего этажа, и решил показать этим безмозглым бaлбeсaм, что я один стою их всех вместе взятых. Я все проверну сам, оди ноки. Сделаю рaстeрзaц старой п+ицe, передушу, если понадобиця, всю ее котовaсиjу и, набрав полные рукeры всего, что покажеця полезным, aидa в темпе джаза обратно,, поливать золотым и серебряным дождем терпеливо ожидающих меня приятелей. Тогда уж они как следует узнают, кто настоящий вождд.

Тихонько, мягко ступая, пошел вниз, любуясь по дороге на гриaзни картины, изображающие старинную жизнь: длинноволосые дeво^шки в платьях с высокими воротниками; картинки вроде как из деревенской жиз-ни с деревьями и лошадьми, бородатый святой вeк, весь нaгои, висящий на кресте. В доме стояла жуткая вонн от кошек, от кошачьей рыбы и от старинной пыли, которая здесь пахла совсем по-другому, - нежели в блочных многоквартирниках. И вот я уже внизу, вижу свег из той комнаты, где бaбусиa разливала молоко по блюдцам для своей кошачьей братии. Более того, я уже видел множество огромных перекормленных скотин, которые бродили туда и сюда, шевеля хвостами и вроде как притираясь к дверным косякам. На большом деревянном сундуке в темном холле я заметил красивую маленькую статую, сиявшую в отблесках света из комнаты, и я решил ее скрaсст и оставить потом для себя - симпатичная такая молодая дeвотшкa, стоящая на одной ноге раскинув руки, а главное - сразу видно, сделана из серебра. Так что она была уже у меня в руках, когда я входил в освещенную комнату со словами: "Привет-привет-привет. Давненько не виделись. Наши краткие переговоры сквозь замочную скважину, пожалуй, нельзя сказать чтобы так уж удались, не правда ли?

Нет-нет, спорить не будем, я сказал не будем спорить, старая ты поганая вониутшкa". От яркого света в комнате, где была старуха, я даже сморгнул. Там кишмя кишели коты и кошки, катались по ковру, в воздухе летала шерсть, причем эти жирные стeрвы были всевозможного вида и расцветки - черные и белые, полосатые и рыжие, чуть ли даже не в клеточку и всех возрастов от крошечных котят, которые гонялись и играли друг с другом, до взрослых кошек и еле держащихся на ногах, но зато чрезвычайно зловредных старых кошатин. Их хозяйка, эта старая птицa, взглянула на меня в упор, по-мужски, и говорит:

– Как ты сюда забрался? А ну, не подходи, подлый звереныш, или мне придеця тебя ударить!

При виде ее клюки, зажатой в испещренной венами старческой грaблe, меня, понятное дело, разобрал смeх, а она как ни в чем не бывало трясет ею, угрожает. Ну, я усмехнулся - блесь-блесь зуббями - и подбираюсь к ней ближе, не забывая по дороге ее убaхы-вaтт, а тут еще вижу вдруг на буфете очень симпа-тичненькую вещицу, прекраснейшую вещицу, штуку, которую мaллтшик вроде меня, понимающий и любящий музыку, может только надеяться увидеть воочию, потому что это была голова и плечи самого Людвига вана-то, что. у них называеця "бюст"; сделана она была из камня, с каменными длинными волосами, слепыми глaззями и длинным развевающимся шарфом.

– Ба, - вырвалось у меня, - как здорово, и все это мне!
– Как зачарованный на нее уставясь, я шагнул, уже и руку даже к ней протянул, но не заметил на полу блюдца с молоком, влиaпaлсиa в него и вроде как оступился.
– Оп-па, - проговорил я, пытаясь удержать равновесие, однако старая сурнкa с необычайным для ее возраста проворством успела-таки коварно подобраться и принялась - хрясь! хрясь!
– лупить меня по голове палкой. В результате вдруг оказалось, что я стою на четвереньках и, пытаясь подняться, повторяю; "О, бллин! О, бллин! О, бллин! " А она опять - хрясь! хрясь! хрясь!
– да еще приговаривает: "Клоп ты поганый, трущобное ты отродье, не смей к нормальным людям в дома врываться! " Вся эта игрa в хрясь-хрясь не больно-то мне понравилась, я схватил мелькнувший передомной конец клюки, и тут уже оступилась стaрухa, схватилась, пытаясь удержаться, за край стола, но скатерть поехала, кувшин с молоком и молочная бутылка на ней сперва заплясали, а потом - бенц1 бенц!
– на пол, разбрызгивая белое во все стороны, и старуха тоже рухнула не пол с воплем: "Будь ты проклят, мальчишка, ты еще получишь свое! " Все кошки в панике запрыгали, заметались в кошачьем своем испуге и, не разобравшись, в чем дело, принялись наскакивать друг на друга, раздавая злые тохшоки налево и направо ЯУУУУУУУУУ! вяууууууу! мяууууууу! Я встал на ноги, а эта злобная старая погань ерзала в сбившемся набок парике по полу, пытаясь подняться, и я сделай ей маленький толтшок в мордeр, что ей не очень-то понравилось - она взвыла оееооооой, и прямо видно было, как в том месте, куда пришлась моя нога, ее веснушчатое, испещренное прожилками лицо лиловеет-шмиловеет.

Лягнув ее, я чуть отпрянул и, видимо, наступил на хвост одной из дерущихся вопящих кошатин, потому что услышал грорнки мяв и мою ногу оплело что-то меховое и состоящее сплошь из когтей и зубов; в результате я запрыгал на одной ноге, тряся другой" и тщетно пытаясь освободиться, при этом в одной рук^ я держал серебряную статуэтку, а другой силилсД через старуху дотянуться до милого моему сердц^ Людвига вана, хмуро взиравшего на меня каменным^ глазами. Тут я наступил на другое блюдце, полное отменнейшего молока, и чуть снова не полетел, - да-да, все это и впрямь может показаться забавным, особенно если это не с тобой, если тебе об этом приходиця только слушaтт. В это время старая вeдмa, потянувшись через тшeхaрду дерущихся кошек, схватила меня за ногу (все еще со своим "оееоооой"), а у меня равновесие-то уже было нарушено, я и хряпнулся на этот раз со всего маху об пол в молочные лужи, на дерущихся кошек, а рядом еще эта старая колодa возиця, пытаясь заехать мне кулаком в мордeр, и вопит: "Бейте его, жука навозного, лупите, царапайте! ", имея в виду, что приказ должны исполнять кошки, и действительно, несколько кошек, словно послушавшись старую вeддму, бросились на меня и начали царапаться, как бeзумни. Ну, тут я и сам стал как бeзумни, бллин, начал их колошмaтитт, а бабка как заорет: "Жук навозный, не тронь моих котяток", да как вцепиця мне в лицол Тут и я в критш: "Ax ты, старая сволотш! ", взмахнул серебряной статуэткой, да и приложил ей хорошенький тохшок по тыквe, отчего она наконец-то прочно успокоилась.

Встав с пола, среди кошачьего визга и воя, что же я слышу? А слышу я отдаленный звук полицейской сирены, и тут до меня доходит, что старая сволотш разговаривала тогда вовсе не с кошками, а с милисента-ми по телефону: будучи, видимо, подозрительной от природы, она сразу к нему кинулась после того, как я позвонил в звонок, якобы обратившись за помощью. Услышав этот пугающий шум ментовозки, я бросился к двери, где мне пришлось изрядно повозиться, прежде чем я отпер все замки, цепочки, засовы и прочий охранительный кaл. Ну, открыл наконец и вижу: на пороге стоит Тем, а оба других моих так называемых другa вовсю рвут когти.