Заводные апельсины

– Так, - протянул я небрежно, хотя и дико рaздрaж внутри.
– С каких это пор ты снюхался с Биллом Англичанином?

– Знаешь, - отвецтвовал Джорджик, - я ведь, бывает, и сам по себе туда-сюда похаживаю. Ну вот хоть в прошлый шaббaт. Могу я иметь какую-то личную жизнн, нет?

На его личную жизнь мне было нaтш хaх, это уж точно.

– А что, интересно, ты делать-то будешь с этими большими-пребольшими бaбкaми, или деньгами, как ты их столь почтительно именуешь? Тебе что, не хватает чего-нибудь? Нужна тaтшкa - срываешь ее прямо с дерева. Нужен кайф - его тоже ловиш. Да или нет? Чего это тебе вдруг так захотелось стать жирным капиталистом?

– А-а, - махнул рукой Джорджик, - ты иногда думаешь и говоришь, как маленький ребенок.
– Тут Тем снова заухал филином - "ух-ха-ха-ха! " Сегодня, - заявил Джорджик, - сделаем взрослый крaстинг.

Стало быть, сон был все-таки в руку. Джорджик стал генералом, говорит, что делать и чего не делать, а Тем, этот ухмыляющийся безмозглый бульдог, того и гляди вытащит хлыст. Однако я разыграл свою роль как по нотам, очень осторожно разыграл, улыбчивый, со всем согласный:

– Ладно. тшуднeннко. Кто долго ждет своего часа, тот дождеця. Я многому научил вас, други мои. Но, может, ты хоть посвятишь меня в свои планы, Джорджик?

– Ну, - с хитрецой ухмыльнулся Джорджик, - что ж планы... любимое молоко-плюс - видимо, так, а?

Надо сперва взбодриться, всем надо, а тебе особенн< у тебя сегодня трудный день.

– Ты прямо будто мои мысли читаешь!
– Я изо( разил улыбку.
– Как раз хотел предложить наведат" ся в добрую старую "корову". Чудно-чудно-чудно. Н] веди нас, Джорджик!
– И я выдал ему вроде ка низкий поклон, улыбаясь, как бeзумни, но при это< лихорадочно соображая. Однако, когда мы вышли н улицу, я понял: думает глупи, a умни действует по озг рению, как Вод на душу положит. И снова мне помогл прекрасная музыка. Мимо проехала машина, в не работало раде, до меня донесся всего лишь такт ил; полтора, но то был Людвиг ван (Скрипичный концер1 заключительная часть, и я сразу понял, что от мен: требуеця. хриплым голосом говорю: "Ну, Джорджик давай! " и выхватываю свою бритву. Джорджик от не ожиданности как-то так ухнул, но очень даже быстрень ко - ш. шшасть!
– выщелкнул из рукояти клинок по жa, и мы кинулись друг на друга. Старина Тем говорит "Ну нет, так дело не пойдет", и начал отматывать с та лип цeпп, но Пит удержал его, схва. гив за руку: "Остав" их. Так надо". В результате Джорджик и ваш покорны" слуга, как коты, заходили друг возле друга, выжида) мгновенье, когда противник откроjeциa, причем обе друг друга назубок знали, слишком даже хорошс знали; Джорджик время от времени шасть-шасть сверкающим своим клинком, но все впустую. То и деле мимо шли люди, видели все это, но не совались - надс полагать, такого рода зрелища им давно примелькались. Потом я сказал себе: "Раз, два, три! " и бросился хак-хак-хак бритвой, - правда, не в лицо и не по глa-ззям, а нацеливаясь на руку, в которой у Джорджика был нож, и он его, бллин, все же выронил. Да, бллин. Выронил, и нож дзынь-блям на зимний звонкий тротуар. Я лишь слегка мазнул Джорджика по пальцам бритвои, а он стоит и смотрит, как набухают под фонарем капельки крови.

– А ну!
– повернулся я к Тему (причем теперь начинал я первый, потому что Пит перед этим дал Тему совиeт не разматывать цeпп, и Тем внял ему). Ну, Тем, теперь с тобой разберемся, ладненько?
– Тем, как какой-то большой бeзумни зверь, с криком "Гхааааа)" мгновенно размотал опоясывавшую его цeпп, да так ловко, обaлдeтт можно. Тут правильной тактикой для меня было держаться как можно ниже, прыгая по-лягушачьи, чтобы защитить лицо и глaззя, и я так и делал, бллин, что беднягу Тема изрядно изумило - он-то привык хлестать по открытой мордeр - хлесь-хлесь-хлесь! Однако он, надо признать, здорово влепил мне по спине, меня аж до нутра прожгло, но эта боль только побудила меня скорей с ним разделаться. Ну я и мазнул его бритвои по левой ноге через штанину - штанина тесная, разом на пару дюймов разъехалась, и брызнуло немножко крови, отчего Тем стал вообще как бeзумни. И тут, пока он завывал вау-вау-вау собачьим голосом, я провел с ним тот же прием, что и с Джор-джиком, вложив все в одно движение - вверх, вбок, вжжик, - и почувствовал, как брилвa вошла в мякоть его запястья, отчего он выронил змеиную свою цeпп и заверещал, как ребенок. Потом попытался всосать всю лишнюю кровь с запястья, одновременно не переставая верещать, но крови было слишком много, и он захлебнулся ею - бупль-бупль, - а кровь хлестанула фонтаном, хотя и ненадолго. Я говорю: - Ну что, други, вам все ясно? Ты как, Пит?
– - А я разве чего говорил?
– отозвался Пит.
– Я и не говорил ничего! Слушай, как бы Тем до смерти не истек кровью!

– Не сдохнeт, - сказал я.
– сдохнутт можно только один раз. А Тем сдох еще до рожденья. Вся эта кровища сейчас перестанет.
– Я знал, что главные кабели у него целы. Вынул свой чистый платок из кармана, чтобы обернуть рукeр бедному умирающему Тему, который вопил и стенал, и кровь действительно вскоре остановилась - да и куда бы она делась-то! Будут теперь знать, кто истинный вождд и хозяин, бараны тшертовы, подумал я.

Довольно быстро я обоих раненых бойцов успокоил в уюте бара "Дюк-оф-Нью-Йорк", поставив перед ними двойные бренди (купленные на их же бaбки, поскольку свои я все отдал отцу) и сделав пару примочек из пропитанных водой носовых платков. Старые вeшaики, к которым мы в предыдущий вечер отнеслись с такой заботой, снова были тут как тут и наперебой твердили: "Спасибо, ребятки", "Дай Бог вам здоровья, мальчики", прямо удержу на них не было, хотя мы вовсе не собирались вновь расшибаться перед ними в лeпешку. Однако Пит сказал: "Что будем пить, девушки? " и принес им пивка с прицeпом, как будто у него денег куры не клюют, и тут уж их совсем зациклило: "Уж как мы вам рады, как рады, мальчики", "Никогда не заложим вас, ребятишки", "Вы самые лучшие в мире ребятки, вот вы кто! " Наконец я говорю Джорджику:

– Ну что, возвратимся туда, откуда начали, да? Ссоры забыты, все как было, правильно?

– Во-во-во!
– сказал Джорджик. Однако старина Тем все еще смотрел несколько ошалело и даже так высказался: "А я ведь достал бы гада, ну, как ее, этой - ^eппjу, просто мне какой-то вeк под локоть попался", - словно он все еще продолжал дрaцинг, причем даже не со мной, а с каким-то другим противником. Я говорю:

– Ладно, Джорджибой, так что там у тебя на уме-то было?

– Да ну, - отмахнулся Джорджик, - не сегодня. В эту нотш, видимо, все же не надо.

– Ты большой сильный тшeловefc, - сказал я, - так же, как и все мы. Мы ведь не дети, правда, Джорджибой? А посему скажи мне, не томи, что ты надумал в глубине души своей?

– Эх, по глaззям бы гада тзeппjу, - бормотал Тем, а старые сурнки все никак не могли уняться со своими благодарностями и благословениями.

– Помнишь, нам один дом попался, - проговорил Джорджик.
– Еще два фонаря там у ворот. Название у него какое-то дурацкое, не припомнить. Какое дурацкое название?

– Да что-то там, то ли "Усадьба", то ли "Засадь-ба", - какая-то тшиуш. Там живет одна старая п+ицa со своими кошками, и у ней полный дом старинного дорогого добра.
– Например?

– Ну, золото, серебро, а может даже и бриулики. Это мне Билл Англичанин сказал.

– пони, - сказал я.
– Я вас пони.
– Я действительно понял, что за дом имелся в виду: в Олдтауне, сразу за парком побeды. Что ж, настоящий предводитель умеет выбрать момент, когда пойти на уступку, сделать широкий жест^ чтобы умаслить своих подчиненных.
– Очень хорошо, Джорджик, - сказал я.
– Идея хорошая, и мы ее примем. Давай-ка сразу туда и отправимся.

Вслед нам одна из бaбушeк прошептала: "Мы никому не скажем, ребята. Будет считаться, что вы всю дорогу здесь сидели". А я ей в ответ:

– Молодцы, девчонки. Через пару минут вернемся, поставим вам еще выпить, - и с этими словами повел друзей вон из бара, на улицу, навстречу своей судьбе.

6

Когда идешь от бара "Дюк-оф-Нью-Йорк" к востоку, сперва попадаюця всяческие конторы, потом старая развалюха библе, потом большой парк, названный парком побeды в честь Победы в какой-то незапамятной военной кампании, а после попадаешь в район старой застройки, который называеця Олдтаун. Некоторые старинные дома там действительно попадаюця очень даже ничего, бллин, и люди, которые живут там, тоже по большей части старые тощие, гавкающие по-полковничьи кaшки с палками, старые вeшaики вдовы да глухие старые девы, которые прожили век среди своих кошек и никому за всю жизнь ни разу не дали к себе прикоснуться. Там действительно могли сохраниться кое-какие вeстшицы, за которые можно выручить хороший дeнг у иностранных туристов, - всякие картины, камешки и прочий доисторический кaл. В общем, подобрались мы по-тихому к этому дому, над воротами которого была надпись: "Усадьба", а по обеим сторонам на железных стеблях горели шарообразные фонари, стоявшие как часовые, причем внутри дома свет притушен, еле светит, да и то в одной лишь комнате на первом этаже, и мы, держась в тени, подобрались к окошку ближе, чтобы взглянуть, кто там и что. Окно было с решеткой, будто это не дом, а тюрьма какая-то, но сквозь нее было очень даже здорово видно, что там происходит.

А происходило там то, что старая птицa, вся седая и с маленьким морщинистым личиком, разливала из бутылки по блюдцам молоко, а потом ставила их на пол, где, видимо, кишмя кишели мяукающие коты и кошки. Нам их тоже было видно, правда не всех, только двух-трех толстых скотины, которые вспрыгивали на стол, разевая вопящие рты: вя-вя-вя-вя! Еще было видно, что эта сурнкa разговаривает с ними, вроде как строго их за что-то отчитывает. На стенах висело множество старых картин и старые очень замысловатого вида часы, кроме того стояли вазы и безделушки, на вид старые и дорогие. Джорджии зашептал мне на ухо:

– бaлдежно приподнимeмсиa, скажи? У Билла Англичанина губа не дура. А Пит в другое ухо: - Как влезем-то?

Теперь дело за мной, и соображать надо быстро, пока Джорджик сам не начал объяснять, как влезть.

– Перво-наперво, - зашептал я, - попробуем обычную тактику - типа свободный вход. Я напускаю на себя вид пaи-мaллтшикa и этак вежливенько говорю, что один приятель у меня упал на улице в обморок. Когда она откроет, Джорджик притвориця, будто еле жив. Потом просим стакан воды или вызвать по телефону доктора. Дальше и вовсе просто.