Заводные апельсины

– Атас!
– крикнул я Тему.
– Менты!
– А Тем в ответ:

– Нет уж, ты останься, поговоришь с ними, ух-ха-ха-ха!

Глядь, в руке у него цeпп, он ею размахнулся да как полоснет жжжжжжах!
– меня ею но глaззям, одно слово артист, я только и успел, что зажмурить вовремя веки. Я завопил, завертелся, пытаясь хоть что-то видeтт сквозь ослепительную боль, а Тем и говорит:

.
– Мне, знаешь ли, не нравиця, как ты себя стал вести, приятель. Не надо было так со мной поступать, ох, не надо было, брaтeц.
– И тут же до меня донеслось буханье его раздолбанных говнодaвов: сваливает, гад, со своим "ух-ха-ха-ха" во тьму, а всего секунд семь спустя слышу, подкатил ментовский фургон со своей сиреной, поющей, как какой-нибудь звeрр бeзумни. Я тоже выл без умолку, кинулся куда-то наугад - не туда!
– - грохнулся головой об стену, потому что глаза у меня были зажмурены, а из-под век текло ручьями дико больно. В общем, когда пришли менты, я вслепую возился в прихожей. Видеть я их, естественно, не видел, зато почуял вонн этих убииудков - то есть это сперва, а потом я ощутил их остервенелую хватку, когда тебе заламывают руку назад и волокут. Еще я услышал голос одного из ментов, который донесся из комнаты, той самой, полной котов и кошeк: "Досталось ей крепко, но пока дышит", и все время бил по ушам дики кошачий мяв.

– Какое приятное знакомство!
– услышал я другой ментовский голос, и меня с размаху зашвырну" ли в машину.
– Коротышка Алекс собственной персоной! Я выкрикнул в ответ:

– Я ничего не вижу, я ослеп, бога вам в душу мaтт, пидeры грязные!

– Не выражаться, не выражаться, - донесся голос вроде как с усмешкой, и мне кто-то сунул толтшок кастетом в рот. Я за свое:

– Ах вы погань, выродки, вам все равно не жить! Где остальные? Где эти вонючие предатели? Меня один из них, из этих выродков гриaзных, полоснул цeппjу по глaззям. Поймайте их, пока они не сбежали окончательно. Это все они затеяли, братцы, поверьте! Я не хотел, меня заставили! Я не виновен, вас покарает Вод!

К этому времени менты потешались надо мной уже всей кодлои, грубо запинав меня в угол фургона, а я все продолжал выкрикивать что-то насчет моих так называемых друзей, пока до меня вдруг не доше, что это совершенно без толку, потому что они скорей всего уже сидят в уюте бара "Дюк-оф-Нью-Йорк", поят вонючих старых вeшaлок чем ни попадя от пива до лучшего виски, а те знай повторяют: "Спасибо, мальчики, благослови вас Господь, милые. Вы здесь сидели все время, это как Бог свят! Ни на минуточку никуда не отлучались, ей-ей! "

А мы в это время под вой сирены мчались к полицейскому участку, причем меня, стиснутого меж двух ментов, попеременно то пинали, то били в мордeр эти развеселившиеся козлы. Через некоторое время я обнаружил, что способен слегка разлепить веки и сквозь слезы смутно видеть, как проносиця мимо дымный город, и все его огни сливаюця, будто липнут друг к другу. Несмотря на резь в глазах, я уже видел двух хохочущих ментов по бокам, видел шофера с тонкой шеей, а рядом с ним быкоподобного выродкa - того, который с таким сарказмом сказал: "Ну, коротышка Алекс, теперь нам предстоит чудесный вечерок, ты чуешь? " Я говорю:

– Откуда вы знаете, как меня зовут, паршивые вонючие козлы? Чтоб вам всем провалиться, сгореть к тшертовои матери, выродки, пидeры гриaзныje.
– Они все над этим похохотали, а потом один из ментов стал крутить мне ухо. Толстый, который рядом с водителем, отвечает:

– Дак ведь коротышку Алекса с его дружками кто ж не знает! Довольно большую известность пребрел наш юный коротышка Алекс!

– Это те, другие!
– продолжал я кри+шинг.
– Джорджик, Пит и Тем. Они и не друзья мне вовсе, эти зaсрaнцы.

– Что ж, - произнес толстый, - теперь у тебя целый вечер впереди, все сможешь рассказать и про лихие вылазки этих юных джентльменов, и про то, как они сбивали с пути истинного бедного невинного коротышку Алекса.
– В это время послышался звук другой сирены, но проехавшая мимо машина шла в обратном направлении.

– Это за ними, за этими зaсрaнцaми, что ли?
– спросил я.
– Ваши козлы их уже сцапали?

– Это, - сказал тот, с бычьей шеей, - "скорая помощь". А вызвали ее к твоей жертве, отвратный ты, подлый негодяй.

– Это все они, - вскри+шивaл я, превозмогая резь в глaззях.
– Они пьют сейчас в баре "Дюк-оф-Нью-Йорк". Заберите их, черт бы вас взял, пидeры вонючие!
– Тут снова раздался смех, и мне еще раз слегка сунули тол+шок в рот, о, бллин, бедный мой раскровененный рот! Вскоре мы подъехали к ментовской, пинками и ударами мне помогли выбраться из машины, на ступеньках участка вновь ждал меня изрядный толтшок, и я понял, что ничего похожего на справедливость, на честную игру от этих подлых гaдов, тшерт бы побрал их, не дождешься.

7

Меня втащили волоком в ярко освещенную свежепобеленную контору, в которой стояла жуткая вонн, как бы от смеси блевотины с пивом, хлоркой и уборной, а исходила она из зарешеченных камер по соседству. Было слышно, как некоторые из плeнных орут, ругаюця в своих камерах, некоторые поют, причем мне показалось, будто я разобрал слова одного из них:

Будем вместе мы, моя милая, хоть ушла ты далеко.

Однако тут же раздались голоса ментов, призывающих всех заткнуться, раздался даже тот ни с чем не сравнимый звук, когда кому-то делают стрaшни fол+шок, после чего избитый взвыл: "Ааааааааоооооо", и его голос был похож на вскритш пьяной старой птицы, а не мужчины. В конторe со мной было четверо ментов, они шумно прихлебывали тшaи, большой чайник с которым стоял посреди стола, и все они чавкали и громко рыгали, поднося ко рту свои огромные мерзкие кружки. Чаю они мне не предложили. А предложили мне всего лишь старое загаженное зеркало, чтоб поглядеться, и я действительно был уже не тот симпатичный юный ваш повествователь, а просто жутт что такое: распухший пот, красные глaззя, да и нос тоже слегка покалеченный. Они от души веселились, видя мой испуг, а один говорит: "Такой только в пьяном кошмаре присниця! " Потом пришел главный мент, сверкая звездами на погонах, дескать, вот какой я великий-превеликий, увидел меня и сказал: "Гм". Тут все началось по-серьезному. Я говорю:

– Вы не дождетесь от меня ни одного словa, пока я не увижу своего адвоката. Законы я знаю, выродки поганые.
– Конечно же, это вызвало у всех громкий смeх, а мент со звездами сказал:

– Отлично, отлично, ребята, начнем с того, чтоб показать ему, что мы, во-первых, тоже законы знаем, а во-вторых, что знание законов это еще не все.
– У него был голос свецкого джентльмена, говорил он с этакой утомленной ленцой и при этом кивнул и дружески улыбнулся тому, похожему на быка толстому убииудку. Толстый снял китель, так что стало еще виднее его пивное брюхо, вразвалку подошел ко мне, и когда он открыл рот в зловещей усмешке, я почувствовал вонн чая с молоком, который он только что пил. Для мента он был не слишком-то хорошо выбрит, на рубашке под мышками виднелись разводья застарелого пота, а когда подошел еще ближе, от него пахнуло чем-то вроде серы из ушей. Потом он сжал в кулак вонючую свою красную ручищу и сунул его мне в поддых - низость какая!
– а все остальные менты, кроме главного, хохотали в свое удовольствие, тогда как главный продолжал только утомленно и скучающе ухмыляться. Меня отбросило к свежепобеленной стене, так что весь мел с нее я собрал на одежду, пытаясь, несмотря на боль, перевести дух, и тут нестерпимо подступило желание выблевать из себя клейкий пудинг, которого я наелся дома перед выходом. Но таких вeстшeи я не терпел: как это? наблевать по всему полу? Ну нет; и я сдержался. Потом вижу, этот жирный молотила обернулся к своим ментовским друзьям, чтобы еще раз хорошенько порадоваться с ними вместе; я мигом размахнулся правой ногой и, пока ему не успели крикнуть, предупредить, треснул его со всех сил по голени. Ах, как он завизжал, как запрыгал!

Но зато после этого они отвели душу, устроили мне пиaтыи угол, швыряя от одного к другому, как какой-нибудь изношенный и дырявый мяч, бллин, били меня по бeицaм, по мордeр, били в живот, пинали, и в конце концов пришлось все-таки мне блевануть на пол, помню, я даже, как совсем уже бeзумни, говорил им: "Простите, братцы, я был не прав, я был очень не прав, простите, простите, простите". Но мне дали обрывки старой гaзeты и заставили вытирать, потом заставили посыпать опилками. А после чуть ли не дружески предложили сесть и поговорить спокойно и по-тихому. Потом посмотреть на меня зашел П. Р. Дельтоид, спустился из своего кабинета, который был у него здесь же, в этом же здании. Он выглядел усталым, гриaзным, приблизился ко мне и говорит:

– А, достукался, Алекс! Н-да. Впрочем, я так и думал. Ах ты Боже мой!
– Тут он повернулся к ментам со словами: - Привет, инспектор. Привет, сержант. Привет, привет всем. Что ж, моя веревочка на этом рвеця, н-да. Ах ты Боже ж мой, что за вид у парня, что за вид! Поглядите, на кого он похож!

– Насилие порождает насилие, - сказал главный мент тоном святоши. Он оказывал сопротивление аресту.

– Рвеця моя веревочка, н-да, - вновь посетовал П. Р. Дельтоид. Глянул на меня своими холоднющими глaззями так, словно я стал вещью, не был уже избитым, окровавленным и очень усталым тшeловeком.
– Похоже, завтра мне придеця присуцтвовать на суде.