Земные наши заботы

Искал, что увижу след миновавшей шлагбаум машины. Тоже не увидел.

Можно, оказывается, уберечь природу от моторизованного туриста! Сам

когда-то работал в лесу и знаю, какая это неумолимая сила. Почему же здесь,

в Мещере, эта сила не топчет и не разносит? Должно быть, поведение человека

зависит от обстановки: если хлам и грязь кругом, то и человек

распоясывается. Дисциплинируют и облагораживают его чистота и порядок. Так в

селах, так в городах, в лесу так, у озера, у реки.

Спасибо вам, клепиковские лесоводы, вы сумели — знаю, как это трудно, —

навести в лесу и чистоту и порядок, вы красоту человеку показали — и

сдержали буйный нрав его.

А дорога, как растянутая пружина, вьется и вьется по лесу, мимо таких же

ярких, как и природа, деревень. Вот что значит дорога! Деревни рядом с ней

большие, дома добротные, многие недавно срубленные, порядки без единой

щербинки: ни одного пустого двора, ни одного заколоченного окна.

Иван Иванович рассказывал о приключениях, случавшихся с ним вон в той и

той низинке, когда здесь не было ни асфальта, ни грунтовой дороги, была

глубокая колея да трухлявая гать через болото. Жил он тогда в Клепиках,

занимался изысканиями Мещеры. Тогда и с Паустовским познакомился. «По болоту

ли бредем, или на берегу сидим — он молчит, о чем-то думает. Я тоже молчу. И

вижу, обоим нам хорошо, и не скучно, и думать, смотреть никто не мешает».

— Останови, — вдруг прервал свой рассказ Дорофеев. На обочине стояла

старушка, весь вид которой говорил: ой, как мне худо, пешком не добраться, а

у вас вон сколько свободного места в машине. Мы остановились, проскочив ее

метров на сто.

— Ай, миленькие, подождите, сейчас я, в Клепики мне, — говорила она,

виноватя себя за неудавшуюся попытку перейти с шага на трусцу. Села,

вздохнула и сказала без зла:

— Два часика тут стою, все мимо да мимо, все поспешают. Сказать бы им про

болячку свою, которая тут, может, и прихватит бабку, тогда бы взяли. Уж и

говорила, да где ж им услышать меня, мчат мимо.

Оказалось, по малину на вырубку выбралась, да что-то сердце расшалилось.

Испугалась, что в лесу свалится, вот обратно к дороге и поворотила, не

добравшись до того малинника.

— А как клюква, будет нынче? — спросил Иван Иванович.

— Клюква! — воскликнула с сарказмом старушка.— Была клюква, ведрами,

кулями таскали, да, видно, оттаскались! — Она назвала болото, на котором в

прежние годы добывали ягоду все Клепики.

— Куда ж оно подевалось?

— Да осушили ж его!

Наша неосведомленность так поразила ее (едут в Клепики, а ничего не знают

про болото!), что она в деталях начала живописать, как пришла она на него

уже после осушения и как вскрикнула «мамочки», когда увидела голую черноту.

Потом поехала на другое болото, оно победнее ягодой было. Но и там сухо.

— Под суд бы не жалко отдать того мелиоратора, который сушить догадался.

Под суд да в тюрьму, — решительно закончила старушка свой горестный рассказ.

— Вот так, Иван Иванович, а утверждаем, что мы не осушаем ни верховые, ни

клюквенные болота, — напомнил я его слова...

Въехали в Клепики. Наша попутчица указала, где бы ей лучше выйти.

Поблагодарила щедро нас, насулив нам таких хороших дней и дел впереди,

такого светлого счастья, что и вправду хорошо на душе стало. Выйдя из

машины, она вдруг поразилась:

— Ой, а про сердце-то я и забыла?! Должно быть, выговорилась вся, вот оно

и отпустило.

Мы рассмеялись. А когда старушка зашагала прочь от машины, подумали: как

много теряет каждый из нас, едущий по дорогам и не замечающий человека у

обочины, его умоляющих глаз. Лишаем себя благодарного попутчика, который с

удовольствием, если мы только слушать готовы, расскажет то, чего от других

собеседников не услышать.

Однако приехали и мы. Иван Иванович предложил зайти в райком партии:

«Если первый не мотается по району». Шагая по безлюдному коридору — был

субботний день, — он вдруг сказал:

— Да, мы, мелиораторы, не осушаем ни верховые, ни клюквенные болота...

Вот так, клюквенные болота не трогают мелиораторы, а они оказываются

осушенными. Парадокс этот объяснил первый секретарь Клепиковского райкома

партии Николай Андреевич Баранов.

— Да, по клюкву теперь далеко надо ходить, — подтвердил он рассказ

старушки. И по голосу, каким сказал он эти слова, чувствовалось, что

собеседник не из тех, кто с легкостью, а порой и с гневом, отмахивается от

разговоров о красоте и пользе природы, если эта польза не выражается в

центнерах сельскохозяйственной продукции. Такие руководствуются лишь

утилитарными соображениями, поэтому тут же выставляют непреложный вывод:

мол, кормить-то население надо. Кто ж с этим спорит, надо. Однако нельзя же

всю землю превращать в одну сплошную пашню. Человечеству нужны и леса, и

реки, без которых не будет и хлеба. Нужна и та продукция, которую не

вырастить на пашне, а только в лесу, в воде, на болоте. Нужны и те ценности,

пусть и не материальные, без которых жизнь на планете немыслима.

— Думается, ошибку тут делают лесоводы, — добавил так же задумчиво

Баранов. — Нельзя сушить верховые болота, нельзя губить клюквенный огород,

который кормит человека, а ухода не требует.

Вот ведь как привыкли мы, что мелиорация — это улучшение

сельскохозяйственных угодий. И забыли, что ведется она и в лесном хозяйстве,

на территории так называемого государственного лесного фонда. Размах, темпы

и важные задачи сельскохозяйственной мелиорации затмили лесную мелиорацию, и