Земные наши заботы

самое, что отправляться в путешествие без компаса — придешь, но куда?

* * *

Поэтому я и спросил Ивана Ивановича:

— Допустим, объект этот оказался верховым болотом, питающим речку?

— В этом случае мы пишем заключение, что объект не подлежит мелиорации по

таким-то причинам.

— Однако, будем реалистами, хозяйство и район настаивают, потому что

именно этот объект, после осушения, позволит обеспечить кормами растущее

поголовье скота.

— Был один такой случай, — улыбнулся Иван Иванович. И по этой скупой

улыбке я догадался, что случай этот причинил ему немало беспокойства, а то и

неприятностей. — Из гослесфонда передали совхозу огромное болотище.

Добивались передачи именно с этой целью — осушить, чтобы мелиорированное

поле было. А знаете, должно быть, что передача такая не просто делается,

нужны соответствующие решения правительства. Получили мы задание на

проектирование, поехали на изыскания, а болото оказалось верховым.

Проектировать его мы отказались.

— Не просто, значит, и отказаться было.

Не вдаваясь в подробности, Иван Иванович ответил:

— И все же с нами согласились. Ничего хорошего там бы не получилось,

потому что торф на верховых болотах маломощный, не сросшийся с подстилающими

грунтами. Это даже не торф еще, а моховая подушка — на водной линзе. Так что

пользы от осушения было бы мало, а вред природе нанесли бы ощутимый. Наша же

цель как раз обратная — проектировать улучшение природы.

Проектировать улучшение природы...

Знаю, многим специалистам это утверждение покажется всего лишь красивой

фразой. Знаю, нередко проектировщики ограничиваются «начертанием» дренажной

сети: главное, чтобы поле было сухим. Нет, высшая цель в другом: гармонично

вписаться в природные процессы, осторожно поправить этот сложный

естественный механизм, каким является природа, ничего в нем не разрушая.

Преобразование разумно и полезно лишь там, где человек действует по великим

законам природы, а не вопреки им, где осушая не иссушает, не избавляется от

влаги, а отводит ее в каналы или копани — так на Рязанщине называют пруды,

вырытые на осушаемых торфяниках. И делает он это для того, чтобы избыточная

влага, губительно действовавшая на весь растительный мир, стала для него

живительной. Для этого он и проектирует инженерные системы, обеспечивающие

двойное регулирование водно-воздушного режима почв: в период избыточного

увлажнения аккумулируют воду в зашлюзованных каналах и копанях, а когда нет

дождей и начинается жара, снова подают, теперь уже живительную, влагу на

поля по тем же дренам или с помощью дождевалок.

— ...А торфяники если загорятся или леса, то отсюда воду можно брать на

тушение пожара, так что служат они и природоохранительным целям.

В другой раз Иван Иванович скажет:

— Слов нет, системы двойного регулирования значительно повышают

урожайность сельскохозяйственных культур. Но это еще и красота: голубые

каналы как реки, пруды, копани, водохранилища. Синеокий край. Помните, так

назвал Рязанщину Сергей Есенин. Вокруг водоемов, для аккумуляции и орошения

созданных, появляются хорошие условия для развития флоры и фауны, из них

пополняются запасы подземных вод.

— И все же на орошение забирается не только та вода, что накоплена в

каналах и копанях, но гоним на поля и из живого тока рек. Не уподобляемся ли

мы в этих случаях тому председателю колхоза, который, выступая по

телевидению, сказал так: «Течет Калаус мимо наших полей и теряется где-то в

степи. Вот мы и подумали, а почему бы не забрать нам его воду на орошение?»

И забрали, не подумав вовсе, что и дальше в степи есть деревни и села, есть

хозяйства, что если и теряется река, то лишь из виду председателя колхоза, а

в степи она течет, поит ее обитателей живительной влагой, пополняет водой

другую реку, которая без Калауса может и обмелеть.

В ответ Иван Иванович предложил мне подойти к карте области, назвать

любую речушку:

— И в течение пяти минут наши специалисты ответят вам, сколько воды в ней

протекает и какую допустимую норму можно взять из нее на орошение.

Он набрал по телефону номер, я назвал речку и засек время. Ответ на оба

вопроса последовал через минуту.

Дорофеев слушал ответы, и глаза его светились радостью, словно сообщали

ему об удачно завершившемся деле, которое уже давно не давало покоя.

Нарадовавшись, он с гордостью сказал:

— А еще два-три года назад, до паспортизации рек, этих данных вы бы и за

месяц не добились.

Паспорт реки. Это полная ее характеристика и того водораздела, по

которому струятся в ее русло ручьи, стремятся вешние и дождевые потоки. От

истока до устья. Сколько же километров надо было пройти, проплыть, проехать

гидрологам, чтобы охарактеризовать 226 рек, протекающих по области! Иван

Иванович назвал мне точную цифру, я не округляю ее: 6788 километров!

И пройти их надо было не один раз, чтобы и в паводок замерить и в межень,

чтобы точно знать, каким количеством воды располагает река, что ее питает и

что ей мешает быть полноводной, где и что надо сделать, чтобы не истощалась

она, и что ни в коем случае нельзя делать, если не хочешь ущерба реке и

природе причинить.

Так вот, получив эти данные, составив карту-схему использования водных

ресурсов области, специалисты института теперь знают, что из живого тока

местных рек можно взять воды на орошение не более 50 тысяч гектаров. Это в

целом по области. Есть расчеты, основанные на природоохранительных нормах, и

для каждой конкретной реки, даже малого притока ее.

Хозяйственников, разумеется, такая цифра не устраивает. Нужды

сельскохозяйственного производства требуют орошения не 50 тысяч, а по