Зеркало королевы Мирабель
Шрифт:
Спешившись, Адмар привязал коня и не без труда взобрался на стену, чтобы оглядеть болота.
— И долго мы проторчим на этом пятачке? — спросил Бенжамин.
— Побольше уважения, юноша, — Адмар спрыгнул, чтобы помочь запасливому имперцу отвязать хворост от седла. — Этот, как вы невежливо сказали, пятачок носит название Императорской, или Ангельской беседки. По древним легендам именно здесь, на этом самом месте Валентин Безумный излечился от душевного недуга и обрел великую мудрость.
— Кто? — с обычной хмуростью переспросил лорд-бастард. Именно, что бастард.
Фламэ вздохнул.
— Валентин II Безумный, основатель Второй Империи, воспетый и хрониками, и легендами, и недурными балладами.
— А имеет ли смысл? — хмыкнул ГэльСиньяк. — За давностью-то лет?
— Судя по тому, как в моей семье любят имена вроде Фламиан, Дамиан или Килиан — имеет, — с шутливой сухостью и надменностью ответил Адмар. — На самом деле этот сторожевой пост поставили века на три позже, но легенда красивая. Да и времена нашей старой знакомой — Ирены — тоже седая древность. От подножия холма начинается топь. Лезть на рожон не следует.
— И что будем делать? — спросил Бенжамин, попытавшись весьма неуклюже скопировать надменность.
— Погреемся, перекусим, пораскинем мозгами, — Фламэ расстелил на каменном полу возле очага одеяло. — А кое-кому я настоятельно рекомендую поучиться ходить в ступах.
Огонь был куда жарче, чем Джинджер могла себе вообразить. Опаляюще жарким. Казалось, стоит протянуть к нему неосторожно руку, и все тело вспыхнет и расплавиться. Благоразумие, засевшее в каждой ведьме намертво, вопило: брось его! беги! В кои-то веки благоразумие схлестнулось с упрямством, и было названо трусостью. Магические предметы притягательны. Магические кольца — особенно. Ведьма за стеной огня выжидала, как паук в центре подрагивающей паутины. Она уже успела сбить пламя с подола, и стояла теперь, выставив скрюченные, похожие на птичьи когти пальцы. Джинджер крепче стиснула стальную шпильку.
Если достаточно близко подбежать к столу и схватить перстень, возможно, огонь не успеет коснуться ее.
Джинджер сделала шаг. Языки пламени изогнулись алчно и потянулись к ней. Пальцы старухи дрогнули. Умела ли она управлять огнем?
Все же, решение было принято, наступил тот момент, когда отступать уже поздно. Джинджер не очень хорошо умела принимать подобные решения, а менять их — и того хуже. Она посмотрела на замершую в коридоре Фриду.
— Дура! — безжалостно констатировала та.
Знаю, — кивнула Джинджер, махнула рукой и бросилась в огонь. Будь она в самом деле Дышащей, сумела бы как-то защитить себя от пламени. Чем-то получше истеричного бормотания «только бы не… только бы не… только бы не…». Каким-то заклинанием, которых на самом деле не существует.
Ей удалось перескочить через языки пламени, выплясывающие на полу. Хвала всем высшим силам, длинное платье осталось в казематах. Джинджер протянула руку и коснулась кольца. Оно, ей казалось, должно уже было раскалиться добела. Колдовской перстень оставался холодным, и от неожиданности Джинджер едва не выронила его. Огонь охнул и потянулся к замешкавшейся жертве. Но это было далеко не самой большой проблемой молодой ведьмы. Старуха то ли бесстрашная, то ли безумная, шагнула в пламя, бушующее вокруг стола, и протянула руку. Узловатые древние пальцы сомкнулись на запястье Джинджер. Это прикосновение оказалось ужасней, чем пляшущий кругом огонь. Вскрикнув больше от злости, чем от страха, Джинджер вонзила остро заточенную шпильку в иссохшую руку старой ведьмы. Старуха издала такой ужасающий вопль, каких прежде Джинджер слышать не приходилось, и разжала пальцы. Освободившись, гадалка отскочила назад, задев по дороге котел, и спиной вылетела в коридор. Старуха, обезумевшая, шагнула за ней. Черную фигуру, сухую, как нетленные мощи пророков Мисты, мгновенно охватило пламя. Джинджер зажмурилась.
Фрида поспешно сбила с нее пламя.
—
Быстрее! Бежим!Прошли секунды. Намного меньше, чем потребовалось бы, чтобы все это описать. Пламя охватило коморку, уже сорвало со стены ковер, и теперь примеривалось к дубовым балкам под сводами, а следом за ними обвалился бы и закопченый потолок. Внутри, в сердце огня бесновалась, жутко визжа, крошечная фигурка. Джинджер повернулась к ней спиной, подхватила Беатрису, висящую на плече имперки, и две ведьмы побежали, насколько это возможно быстро, к выходу.
Огонь гудел за спиной, завывал, зловеще бормотал и аппетитно хрустел дубовыми балками. Коридор то и дело бросал беглянкам под ноги камни и целые завалы, которые приходилось перелезать, замедляя ход. И все же, коридор оказался неожиданно коротким, и спустя несколько минут женщины выбрались наружу и отбежали от руин часовни. Нагнав их, огонь вырвался из двери, рванул к небу и задохнулся морозным воздухом.
Джинджер запрокинула голову. Был вечер. Небо усыпали яркие звезды. Даже пламя не могло умалить их сияния. Молодая ведьма, глядя на это небо, почувствовала себя восхитительно живой. Да, рука у нее была слегка обожжена, а волосы опалило, но какие это были мелочи.
Опустив взгляд, Джинджер увидела спешащих к ним «благородных рыцарей». Презирая возраст, Адмар и ГэльСиньяк обогнали юнцов и через несколько секунд оказались во дворе разрушенного замка. Ведьмы выдохнули облегченно и отпустили Беатрису, повалившуюся на снег. Женщины и сами были готовы вот так же обессилено обмякнуть. Фриде повезло больше: муж не замедлил подставить ей плечо.
— Ты в порядке?
Ведьма повисла на супруге и не преминула к досаде Джинджер раздраженно пробормотать:
— Была бы. Если бы этой дурехе не взбрело в голову доставать из огня перстень Артемизии.
Джинджер открыла рот, чтобы возмутиться, чтобы доказать необходимость своего поступка, этой своей глупости, но подоспевший Адмар ни с того ни с сего залепил ей пощечину. Потеряв последние силы, Джинджер упала на подставленные руки.
Для того чтобы отыскать тропу через, казалось, бесконечную топь, Адмару приходилось напрягать все силы. Земля то и дело уходила из-под ног, норовя обернуться коварной трясиной, и он по щиколотку увязал в жидкой грязи. Время шло, а замок ближе не становился. Солнце уже закатилось за горизонт, на небо высыпали звезды, а между мужчинами и Линстором оставалось голое, навевающее уныние пространство. Все четверо притихли, и даже бесконечное ворчание бастарда смолкло.
Они были все еще слишком далеко, когда из-под груды камней с оглушительным ревом вырвалось оранжевое пламя. Едва переглянувшись, Адмар и ГэльСиньяк побежали и без труда обогнали юнцов.
Пламя утихло, и все же в его свете можно было разглядеть три фигурки. Джинджер в мужском наряде, Фрида в своем черном, как сажа, платье, а между ними — обмякшая леди Шеллоу. Кажется, впервые Фламэ понял значение слов «колоссальное облегчение». Она… они были живы. На обычно бесстрастном лице ГэльСиньяка отразилось то же облегчение и радость, и, пробормотав благодарение небесам, он кинулся к жене.
— Ты в порядке?
Имперка повисла у него на руках и мрачно ответила:
— Была бы. Если бы этой дурехе не взбрело доставать из огня перстень Артемизии.
Адмар замер. Он и сам не смог бы сказать, что разозлило его больше. То, что перстень его матери у ведьмы? То, что эта глупышка из-за такой малости рисковала своей жизнью? Адмар не сумел разобраться в своих чувствах (он никогда и не умел), и рука сама собой ударила девушку по щеке. Несильно, но наотмашь. Он сам испугался содеянного прежде, чем кто-то указал ему на ошибку. Джинджер, и без того бледная под слоем сажи, покачнулась, и Фламэ едва успел поймать ее.