Зеркало королевы Мирабель
Шрифт:
— Значит, исходя из логики, к озеру должна идти я, — улыбка Фриды стала шире.
— Из какой именно логики мы исходим? — едко поинтересовался Ноэль. — Это какая-то специфическая ведьминская логика.
— Да, — согласилась Джинджер. — И при чем здесь я?
— Одна ведьма — хорошо, а две — лучше, — хмыкнула Фрида. — Лучше нам пойти вдвоем. Следует кое-что проверить.
— Что? — спросила Джинджер, испытывая странное предвкушение.
Имперская ведьма нагнулась к самому ее уху и шепнула:
— Разве ты не хочешь узнать пределы своих возможностей, дорогая сестрица?
Джинджер подняла глаза на причудливый танец пылинок в цветных лучах. Вот они синие,
— Я права, госпожа Элиза? — тоном настоящего провокатора поинтересовалась Фрида.
Наверное, попав в руки имперских дознавателей, ведьма доводила их до исступления этим тоном и своим замечательным сарказмом. Впрочем, это был не повод для шуток.
— Вы правы, госпожа Фрида, — тяжело вздохнула Джинджер. — Хотя, идти через болота невесть куда…
— Помнится, госпожа Элиза, вы хвастались, что можете найти дорогу через топь, — мрачно заметил Бенжамин, последние два дня проведший большей частью в молчании. И дальше бы молчал!
Прекрасное видение: могучий муж, крепкое плечо и сукхарской породы коза — рассыпалось в прах. Джинджер подавила глухое раздражение.
— Да, — сказала она с вызовом, поднимаясь. — Я пойду с госпожой Фридой к Круглому озеру. Тем более что все приметы говорят об этом.
И, перехватив долгий, задумчивый, чем-то пугающий взгляд Адмара, обессилено упала обратно на лавку.
Стемнело рано, и Фрэйни погрузился в пугающий мрак и тишину. Прошлое пряталось по углам. Фламэ поднялся в отцовский кабинет и присел в неудобное жесткое кресло, обитое истертой кожей. В воздух взметнулась пыль, заставив его закашляться. Фламэ провел по краю стола, оставив темную полосу, а потом поднял глаза на портрет матери. В темноте его, конечно, не видно, но Фламэ прекрасно представлял себе укоризненную улыбку леди Эдельхейд. Так она смотрела на всех, включая своего младшего сына, пускай он и ходил в любимчиках.
Ноэль ГэльСиньяк без каких-либо возражений отпускает свою жену на болота. Словно и не она совсем недавно пострадала в разрушенном замке. Фламэ вновь обратился к портрету покойной матери. Лунный луч проник в окно и скользнул по позолоченной раме. Что бы вы сделали, матушка? И что сделал бы отец? Отпустил бы вас навстречу опасностям?
У Адмаров, что ни говори, было очень, если не сказать, чрезмерно развито чувство ответственности. Особенно за других, тех, кто в семью не входит, а значит — беспомощен и слаб.
В коридоре появился мягкий желтовато-оранжевый свет, а спустя полминуты в дверях возник ГэльСиньяк с менторной на серебряном блюдце и объемистым томом подмышкой.
— Я обнаружил у вас в библиотеке «Рассуждения о пороках и добродетелях» Линарда Киссолы.
Фламэ мрачно посмотрел на вошедшего. Имперец к выразительному взгляду оказался совершенно безразличен. Не обращая внимания на дурное настроение хозяина и отсутствие малейшего радушия, ГэльСиньяк поставил менторну на стол и сел во второе кресло, не потрудившись даже стряхнуть с него пыль.
— Вот, мой любимый фрагмент: «Течение
рек и судеб невычислимо».— Опять вы пытаетесь быть мне другом? — хмуро спросил Фламэ, откидываясь в неудобном кресле.
— Достаточно спорное утверждение, согласны?
— Почему бы вам не оставить меня в покое, ГэльСиньяк?
Имперец мягко улыбнулся. Эта улыбка на грани едкой усмешки любого могла довести до белого каления.
— Вы не особо религиозны, так что быть вашим духовником я не вижу смысла.
— Ну, так и не рвитесь в исповедники! — огрызнулся Фламэ.
— Не злитесь, — имперец, шутливо защищаясь, поднял руки. — Кое-что беспокоит меня.
— Поговорите с вашим богом, — едко посоветовал Фламэ.
— Он не даст мне, увы, ответы на все мои вопросы, — ГэльСиньяк переплел пальцы. — Один Насмешник знает, сколько вопросов. Слишком удачно все совпало. Слишком вовремя мы с вами встретились в доме у Мартина…
Он выдержал паузу, разглядывая портрет леди Эдельхейд. В ровном свете менторны она казалась удивительно настоящей. Наверное, даже более настоящей, чем Фламэ ее помнил.
— Империя держится из последних сил, и оттого кусается особенно жестоко. Последних унитов сожгли этим летом. Мы с госпожой еле ноги унесли. Ходят разговоры о том, что чуму Господь наслал в наказание за грехи. И об очистительном походе на гнезда разврата, безбожия и беззакония. Мишенями избраны, конечно, Долина и Усмахт, а там и до северных язычников рукой подать. Курита пропустит войска с кьюнчей на щитах без возражений, а вот на Каллад в Уэлленде давно точат зуб. Там ваша королева не по нраву, да и слухи холят, что она — ведьма. По континенту прокатится война. Конечно, удержать все земли у Империи сил не хватит, но пока они сообразят это, а до них долго доходит, весь Амулет уже потонет в крови.
ГэльСиньяк перевел дух. Фламэ посмотрел на него с изумлением. По внешнему виду ироничного молчаливого имперца сложно было предугадать ту страсть и горечь, что прозвучала сейчас.
— Такое будущее пугает меня. Я с двенадцати лет служил церкви и ничего не боялся. Теперь у меня есть жена-ведьма, и ей грозят величайшие опасности. Одно это сводит меня с ума. А ведь есть еще тысяча иных причин для тревоги.
— Но вы отпускаете госпожу Фриду к озеру, — заметил Фламэ.
— Это озеро и все злые ведьмы мира, — вздохнул ГэльСиньяк, — пугают меня меньше, чем унгола и очистительный костер. Именно поэтому я должен найти, кто из почтенных кардиналов спутался с запретным колдовством. Или же отыскать наследника.
Фламэ, не сдержавшись, поднял брови.
— Наследника?
— Ходят весьма упорные слухи, что кто-то из императорских сыновей выжил, — имперец позволил себе слабую улыбку. — Я предпочел бы найти Генриха, но сейчас сгодится даже Уильям.
Фламэ хмыкнул.
— Хотите выпить?
Джинджер не в состоянии была отвести взгляд от портрета Валентина II. Спокойный, внимательный, ироничный взгляд древнего императора вселял в нее странную уверенность. На темном от вековой копоти портрете ярко выделялись только лицо Валентина и руки, держащие небольшую книжицу. На открытой странице можно было прочесть своеобразный девиз: «Все мы безумцы». О, как же Джинджер была согласна с этим утверждением! Поверх надписи, невольно привлекая к ней внимание, лежала подвеска, украшающая золотой браслет императора. Шишечка чертополоха на медальоне показалась юной ведьме ужасно знакомой, и она стала вспоминать, где же видела нечто подобное. Джинджер предпочитала сейчас думать о чем угодно, но только не о предстоящем путешествии.