Зеркало между нами

– Как вы попали в море? – тут же спросила я, на что наш гость лишь выразительно поднял брови.

– А тебе доводилось смотреть на поверхность воды изнутри?

– Зеркальная поверхность, да? Но это же…

– Невозможно? Сколько человек, по-твоему, знает о возможности входить в Сеть через поверхность зеркала?

– Много. Два года назад это явление активно форсировалось в определенных кругах. Но не важно: людей, способных находиться в физической Сети, критично мало. Лично я не знаю никого, помимо себя.

– Приятно познакомиться, Ольга, теперь ты знаешь еще одного.

– Меня зовут Кира.

Вербовой молча просканировал меня глазами с ног до головы. Не могу сказать, чтобы он выглядел психом, но свою точку зрения на вопрос о том, кто я, совершенно точно имел. Пусть с моим его мнение и не думает совпадать.

– Коль тебе так легче, так тому и быть, – сказал Иван Вербовой. – После всего того, что они с тобой делали, нет ничего странного в стремлении обрести новое «я».

Пока это новое «я» или желание выяснить о нем побольше не возобладало над здравым смыслом, я решила перевести тему.

– Никогда бы не подумала, что поверхность воды может заменить зеркало.

– Для входа в Сеть требуется взломать зеркало с компьютера. Но для выхода достаточно просто найти изнутри любой отражающий предмет.

– Это мне известно.

– Тогда тебя не должно удивлять, что я выбрался из-под кожи моря. Это единственная лазейка, которую мне удалось отыскать.

– Вы что, каким-то образом застряли в Сети?

Все, кто там бывал, не стали бы удивляться подобному. Но я не думала, что, вернувшись после длительных блужданий по даркнету, можно вообще сохранить рассудок.

Впрочем, судя по взгляду Вербового, рано делать выводы.

– Почему, когда вы меня увидели, сказали: «Ничего не вышло»?

Вместо ответа он жестом велел мне следовать за ним. К берегу. Туда, где я его нашла.

Судя по всему, Ивана не волновали его телесные повреждения. Он спустился по камням к кромке воды, даже не поморщившись.

Мне ничего не оставалось, как идти следом.

Знаете это невыносимое щемящее чувство, когда ты понимаешь: среди сотен тысяч человек ты наконец встретил того, который может понять тебя? Может себе представить, что ты чувствуешь, потому что и сам побывал в том же безграничном лабиринте. И вот вы стоите друг перед другом. Молча. Потому что оба осознаете всю ничтожность вербального общения.

– Ладно, послушайте, – говорю, наконец. – Надо с чего-то начинать, раз вы здесь. Можете задать вопрос мне, а я задам вам. Но условие такое: мы отвечаем друг другу. Договорились?

Вербовой лишь усмехнулся, глядя куда-то под воду. Сколько же он там пробыл?

– Хорошо, – кивнул он, усаживаясь на камень. – Я начну. Что заставило тебя и твоего друга сюда переехать?

– Разве вы не знаете?

– Так себе ответ, если честно.

На своих же условиях попадаешься. Ладно, раз уж начали, нечего жать на тормоза.

– Я создатель четырех синесцен, одна из которых привела к гибели группы молодых людей. Среди них была моя сестра.

– К гибели?

– К самоубийству.

– Слыхал об этом, вот только так и не понял, что собой представляют эти… как ты сказала?

– Синесцены. Вы правда не знаете?

– Просвяти же меня.

– Ну хорошо, – говорю я, приготовившись долго и подробно пояснять.

Синесцена по факту являет собой музыкальную дорожку. Это довольно тяжелый аудиофайл длительностью от сорока минут до часа с половиной.

Но есть, как говорится, один нюанс.

Человеческий мозг, работающий в разные периоды активности с разной частотой, способен вступать в резонанс с некоторыми видами волнового излучения. Синесцена как раз использует этот механизм.

Иван Вербовой внимательно на меня смотрит.

– В далеком 2007-м, помнится, было что-то такое. Аудионаркотики?

– Нет, – я невольно морщусь. – Мы делаем работу куда филиграннее.

Я говорю:

– Не буду раскрывать принцип создания синесцен, скажу только, что для воспроизведения определенного набора эмоций требуется сначала эти эмоции выделить. Мы не синтезируем чувства де-ново, мы их улавливаем и собираем прямиком в Сети.

– Эмоции в виде кода?

– Угу, – я вытягиваю шею, дабы убедиться, что Юджин не подслушивает. – Сеть не только пишет нашу реальность, она еще и впитывает ее. Видоизменяется вслед за ней, как огромная автономная фабрика по работе с информацией. И если знать, в какие архивы заглянуть, можно найти все что угодно.

Мы даже особо не искали. Достаточно было выделить код эйфории, как тут же обнаружились и оргазм, и благодарность, и уверенность, и признание, и многие другие замечательные вещи. Большинство из них имеет единообразную конструкцию, которую достаточно легко уловить, если написать и расставить специальные ловушки.

С помощью них мы находим и вырезаем эмоции в виде кода, чтобы потом незаметно встроить их в аудиофайл.

– Человек ничего не заметит, если будет пытаться найти это с компьютера. Сеть многомерна и имеет массу пространственных карманов, которые никогда не зафиксировать в рамках нашего ограниченного трехмерного мира. И уж тем более в рамках двухмерного монитора. Таким образом де-юре синесцена — это просто аудиофайл.

– А де-факто?..

– Де-факто это нечто невероятное.

– Вот оно что. Те ребята, которые погибли, они тоже так думали?

Я смотрю на Ивана, прищурившись. Этот человек мне не опасен. Его не моя работа интересует, а что-то иное. Я никак не могу понять, что именно. Однако без моей откровенности он вряд ли станет тратить время на рассказы.

– Ваша очередь отвечать на вопросы, Иван.

– Ну что ж, пожалуй, – не стал упрямиться Вербовой. – С чего начнем?

– Нам пару недель назад пришло письмо. Вы его отправили?

– Письмо? Какое еще письмо?

Судя по его глазам, он не обманывал. В них вообще ничего не отражалось, кроме смертельной усталости.

– Ладно, похоже, и тут мимо, – я скривила губы. – Тогда расскажите о том, что произошло до того момента, как вы очнулись сегодня на побережье.

Мой собеседник снова уставился куда-то на воду.

– Я работаю программистом в хорошей фирме. Она испанская, в Фанагорее филиал. Мы выпускаем софт для кол-центров. Может быть, слыхала о data-science? Асфес технолоджис.