Зеркало между нами
Шрифт:
– А вот я хорошо разбираюсь. И поэтому мне чудовищно хотелось увидеть все эти храмы изнутри. Целые дворцы! Монументальные пагоды и древние города! Увидеть, почувствовать, попробовать на вкус. Сеть ведь не предстает перед человеком в виде простого кода, хотя при желании его можно разглядеть. Код мимикрирует под гостя, принимает форму понятных ему метафорических проекций.
Если ты на форуме — увидишь кафедру с кучей рядов и микрофонов. Если на Ютубе — белую пустыню с огромной системой прямоугольных бассейнов, в каждом из которых —
– Это как прозрачная многоэтажка, где каждый этаж — отдельная текстура со своим набором функций и возможностью их менять. Да, я видела. Можете не рассказывать.
– Поначалу это все имеет вполне себе человеческий вид. Плотность информации не слишком большая, и ты можешь спокойно двигаться. Но чем глубже опускаешься, тем тяжелее себя сознавать. Тебя как будто смазывает потоками кода, совершенно немыслимого кода. Частицами памяти. Вот именно там-то я и понял, что забрался слишком глубоко. Угодил в какую-то петлю, которая не давала мне выскочить на поверхность. И добраться до зеркала.
– У вас были какие-то защитные программы?
– А такие существуют? – усмехнулся Иван. – Нам бы поучиться друг у друга. Вот только я после этого чудесного опыта в Сеть ни ногой.
– Как же вам удалось выбраться?
– Не помню. Я вообще очень смутно помню то место, где застрял. Помню только само состояние… Текстуру этой вездесущей Умбры. Я думал, задохнусь в ней.
Знаешь, когда ты застрял в текстовой трубе, в постоянном движении, чувствуя, что часть твоего тела уже не существует… Так вот, ты уже отчаиваешься выбраться, как вдруг видишь, что сквозь пространство вокруг тебя начинает просачиваться что-то чужеродное. Будто пот на поверхности кожи. Только кожа у нас трехмерная, а тут в ее роли выступает каждый квадратный сантиметр воздуха вокруг тебя.
– Текстовая труба? Вы имеете в виду Вавилонскую библиотеку?
– Бесконечная библиотека, не имеющая как физических границ, так и текстовых. Все комбинации символов на всех доступных миру языках, которые когда-либо существовали или только ждут своего часа, чтобы появиться.
– Это невозможно, – качаю головой. – Я видела программу, которая должна иллюстрировать Вавилонскую библиотеку. Тексты не хранятся там. Их генерирует система в ответ на конкретный запрос. Ему присваивается свой адрес и номер. Какие-то строгие параметры в открытом доступе. Все сделано так, чтобы читатель смог в это поверить.
Вербовой молчал. Я вижу: ему есть что сказать. Как минимум, что он не поверил ни единому слову, потому что его реальность категорически отличается. Слишком знакомое выражение лица.
Он сильно нервничал. Наверное, вспоминать о таких вещах не слишком приятно.
– Я провел в этом лабиринте несколько лет, но по ощущениям прошли столетия. Читала Гарри Поттера в детстве? Дементоров помнишь?
– Я слышала много баек о Сети, но о таком — впервые.
– Это еще не все, Оленька.
Оно пытало меня. Заставляло задыхаться под водой, потому что знало: смерть от удушья — мой самый жуткий кошмар. Оно скрывало выход. Каждый раз, когда мне вот-вот должна была открыться брешь, что-то менялось. Этажи путались между собой, книжные символы менялись местами. То, что мне удалось выбраться, — не знаю,
как в это поверить. Мне повезло. Чудовищно повезло.– Но когда вы меня увидели, вы сказали…
– Что ничего не вышло, да. Потому что я увидел твое лицо. Именно это лицо на страницах каждой книги. Я скорее лица собственных детей забуду, чем твое. Твое нарисованное лицо, твое искаженное страхом детское лицо, твое счастливое лицо во сне.
Я видел, как ты делала первые шаги, как мама возила тебя на санках зимой вокруг дома. Почему я застрял именно на этом фрагменте среди бесконечного калейдоскопа прочих? Твои невеселые школьные годы, еще более невеселые годы в универе, друг, который тебя изнасиловал в 15 лет и которого ты простила. Бесконечные переезды, случайные связи, бурное хаотичное творчество в стол, смерть сестры, разрыв с отцом, первая синесцена…
Не спрашивай, почему.
Я понятия не имею, что у тебя за отношения с Сетью. Но я хочу просто сказать тебе, что Умбра так просто тебя не оставит.
– Надеюсь, вы что-то перепутали.
– Я думал, что сошел с ума. Умбра впивалась в нутро, знаешь… выдирала с корнем самое сокровенное. Душила меня. Перманентно, без остановки душила на протяжении многих лет.
– Но при чем тут я?
– Ты действительно ничего не помнишь?
– Что я должна помнить? Вы, похоже, и правда путаете меня с кем-то!
– Или ты каким-то чудесным образом смогла не только сбежать, но и забыть весь этот кошмар.
– Мне очень жаль. Я не знаю, что за явление, с которым вы столкнулись, но поверьте: за полтора года регулярной работы в Сети я ничего подобного не встречала.
– Из всего того ужаса, что там происходит, я сумел четко распознать две вещи. Во-первых, эта Умбра умеет мыслить.
– А во-вторых?
– Во-вторых, она очень тобой недовольна.
Ивана била мелкая дрожь, словно он только что сошел с электрического стула. Я решительно поднялась на ноги.
– Спасибо, что предупредили. Буду настороже.
– После того, что они сделали в редруме, им следует оставить тебя в покое. Возможно, после моего визита ты будешь проклинать меня и то… что я заставил вновь об этом вспомнить.
– Да о чем вспомнить?! – не выдержала я. – Что еще за редрум?
Иван посмотрел на меня изнеможенно.
– Ладно, Оля. Все в порядке. Мы живы и здоровы, правда?
Могла ли я сознательно вычеркнуть из памяти какое-то важное событие? Возможно, настолько жуткое, что жить с ним казалось невыносимым. Могла ли я зайти в свою Чеширскую линию и сознательно вырезать кусок воспоминаний, чтобы потом не иметь даже ни малейшего понятия о том, что было?
Чем больше я думала над этим, тем сильнее начинала болеть голова. Если предположить, что это так, значит, как минимум нашлись основания. Значит, искать ответ в белых пятнах воспоминаний опасно. Никто не станет кромсать свой код без надобности.
Однако, даже если предположить, что все это так, меня никогда не звали Ольгой. Я Кира Ницке. С самого рождения.
Кира Николаевна Ницке. Третья группа крови. Резус плюс.
– Ладно, – говорю. – Вы правы. Главное, что мы живы и здоровы сейчас. Идемте завтракать?
– Да, если позволишь. А потом буду благодарен, если разъяснишь, где здесь ближайший автобус, чтоб добраться домой.
– Куда домой?
– В Фанагорею, куда ж еще?
– Но…
Я медленно отступаю назад и запинаюсь о камень. Иван смотрит на меня без единой крупицы сомнения.