Zero Hour

– Не просто, - Цезарь помотал головой.

Каждую каплю информации из него приходилось выдавливать, как будто он совсем не хотел об этом говорить. К его несчастью, ей было совсем наплевать.

– Так почему?

– Я посмел ему не подчиниться, - Цезарь засунул руки в карманы. От веселья на его лице не осталось и следа, - А для него это было самым страшным оскорблением.

Виттория сглотнула и кивнула. Ей уже не нравилось, куда он клонит, но она сама начала этот разговор и винить, кроме себя, ей было некого.

– Что он от тебя хотел?

– Чтобы я развелся с Корнелией.

Серьезность его тона до безумия контрастировала со смыслом его слов.

Удивленное:

– И это все? – сорвалось с губ само.

Цезарь хмыкнул.

– Она была дочерью одного из его злейших врагов. Я был племянником второго. Уже не выглядит так безобидно, не так ли? Когда он шел на Город, никто уже не верил в то, что хоть какие-то законы или негласные правила его остановят. Он уже нарушил все, до которых дотянулся, он уже утопил Италию в реках крови и не собирался останавливаться. Он мог прикрываться какими угодно лозунгами, но правда была в одном. Ему нужна была месть.

Слова тонули в хоре клаксонов. Набережная стояла в сплошной пробке, без начала и конца. Несколько мелких аварий, ссорящиеся в ожидании карабинеров, водители. Город окончательно проснулся, во всем своем хаосе – и контраст со словами Цезаря можно было буквально пощупать.

– Его люди появились на моем пороге раньше, чем он вошел в Город. Я уже думал, что нам конец, но нет. Они просто передали мне, что лично ко мне у него нет никаких претензий и, если я разведусь с Корнелией, то смогу жить спокойно. Не знаю, на что он рассчитывал. Я отказал им, а наутро за мою голову уже была назначена награда.

– Погоди, погоди… - Виттория замахала руками, пытаясь остановить поток непонятной информации, что лился из него, - А почему это вообще было проблемой? Ну вот допустим, ты бы развелся, и…

– Виттория, я ее любил, - он перебил ее на полуслове, - Она была беременна моим ребенком. Только что потеряла отца. К Городу приближался человек, который, вполне вероятно, убил бы ее, и это еще в лучшем случае. Кем я должен был быть, чтобы бросить ее одну в такой ситуации?

Виттория поежилась. Соблазн обвинить в этом прохладу раннего утра был велик, но дело было совсем в другом.

– Извини, Гай, я не это имела ввиду. Просто… - она замолчала, пытаясь подобрать правильные слова, - В моей голове не укладывается, что развод – это может быть важно.

Цезарь только хмыкнул, и было не ясно, можно ли это расценивать как ответ.

– Это были самые страшные несколько месяцев в моей жизни, Виттория. И я сейчас не преувеличиваю. Я постоянно бежал. Не останавливался нигде дольше, чем на одну ночь и никогда не был уверен, пустят меня сегодня на порог, или зарежут, а голову отправят в Рим, чтобы Сулле было что еще прибить к рострам. Родственники, друзья, родственники друзей – не важно. Даже мои собственные рабы в любой момент могли переметнуться и воткнуть нож мне в спину. И я бы даже не смог их за это осудить.

Стройные кварталы относительно новых домов закончились и из-за них выступили очертания древнего храма и окружавших его руин.

– Я говорил тебе, что Сулла отправил за мной головорезов? – неожиданно спросил Цезарь. Виттория неуверенно и аккуратно кивнула, и он продолжил, - Так вот это не совсем так. Он никого не отправлял. Он просто принял закон, по которому каждый человек, не важно, гражданин или нет, свободный или раб, должен был убить внесенного в списки, или донести о нем людям Суллы. Невыполнение каралось смертью, а за выполнение давали деньги. Гражданство, если исполнитель не был римским гражданином. Свободу – если он был рабом. Мне невероятно повезло, что я продержался достаточно времени для того, чтобы мамины друзья смогли уговорить его сменить гнев на милость.

Картина в голове, и без того не очень понятная, разлетелась на нераспознаваемые фрагменты.

– По-моему, я окончательно запуталась, - Виттория потрясла головой, пытаясь привести мысли в порядок. Не помогло, - Мне показалось, что вы были его врагами?

Цезарь хмыкнул:

– Все немного сложнее.

– Расскажи.

Она быстро пожалела о своем любопытстве. Незнакомые имена и связи, позабытые конфликты и войны, приправленные живыми эмоциями человека, для которого они были более реальны, чем все вокруг. Такое количество новой, давно позабытой со школьных лет информации, с трудом умещалось в голове, провоцировало глухую боль в висках и вызывало жуткое чувство щемящей тоски.

Но винить, кроме самой себя, ей было некого.

Древняя дорога, заросшая высокими деревьями по бокам сама по себе была машиной времени, и для ее работы даже не требовались мощности, сопоставимые с потребляемыми половиной Мюнхена в вечерний час пик. Достаточно было выйти на старую брусчатку под палящим солнцем – и ничего, кроме редких машин, больше не напоминало о том, какой сейчас год на дворе.

Зависший возле какого-то непонятного столба на обочине, Цезарь ожил и махнул рукой в сторону перекрестка с тенистой, уходящей вверх и более новой дорогой:

– Сюда.

– Ты на что там смотрел? – Виттория попыталась догнать его, но, найдя какую-то цель, теперь он шел к ней слишком быстро.

– На мильный камень, - как обычно, понятнее от его пояснений не становилось, но сейчас он даже не обернулся посмотреть, достигли ли они цели.

Асфальт дороги быстро сменился подсохшей грязью. Огромный парк пустовал. Собачники и бегуны уже закончили свои утренние дела и сейчас толпились в метро или пробках в центре, пытаясь попасть на работу – и на всем зеленеющем просторе не было ни единой души.

Как среди всех усеивающих парк руин, Цезарь смог найти нужные ему, так и осталось загадкой.

Всего лишь несколько порушенных стен поверх куда более древней кладки.

Он остановился, провел рукой по видавшему виды камню, и констатировал:

– Здесь.

Виттория аккуратно заглянула за остатки стен. Ничего, только зеленеющая газонная трава и редкие древние камни поверх нее. Таких руин по всему городу было навалом, но в остальных она почему-то не чувствовала… Того, что чувствовала здесь.

Возможно, это было просто воображение.

Ладонь легла ей на плечо.

– Виттория, если ты не против, мне нужно побыть одному, - голос Цезаря прозвучал глухо.

– Да, конечно, - она кивнула и вышла, оставляя его наедине со старыми камнями.

Залитый солнцем пустынный парк производил двоякое впечатление. Глоток свежего воздуха посреди бесконечного ожидания неизвестно чего – безусловно, но отсутствие людей и бескрайние просторы наталкивали на неприятные мысли, от которых тяжело было избавиться.