Железный лев
Шрифт:
Шипов нервно усмехнулся. Не любим он такие вопросы.
— Я что-то не так сказал?
— Все-то вы знаете, молодой человек… — покачал он головой с нескрываемым сарказмом.
— Это же элементарно, Сергей Павлович. Вложение денег в строительство приводит к увеличению производства строительных материалов и развитие экономики. Главное — не зевать и вовремя вешать тех дельцов, что цены станут поднимать на те кирпичи или иное.
— За что же их вешать?
— За шею, полагаю, — улыбнулся Лев. — Выгоду оборотом пусть берут. Иначе вся затея оборачивается натуральным вредительством. Ведь взвинтив цены на строительные материалы, они не захотят их снижать. Отчего
— Или ухудшение кирпича. — добавил Шипов.
— Так, а веревка нам зачем? — расплылся широкой улыбкой молодой граф. — Можно, в принципе, на кол еще сажать, говорят это имеет даже больший эффект с педагогической точки зрения.
— Экий ты кровожадный! — хохотнул нервно подошедший купец, который тут же трудился.
— Нет такого дела, которое не смогли бы испоганить дураки и воры. И если с первыми можно как-то совладать, просто их никуда не назначая, то с воров надобно, я мыслю, держать в страхе. Чтобы воровали аккуратно и не теряли здравомыслия.
— Трудно тебе придется на государевой службе. — оскалился Шипов. — Но интересно.
— Так что, Сергей Павлович, изложить вам мои соображения письменно? Я даже эскизы типовых домов могу набросать.
— А типовые-то зачем?
— Их проще, быстрее и дешевле строить.
— А как же красота города? Вы думаете, молодой человек, кому-то по душе будет Казань, застроенная таким образом?
— Вам шашечки или ехать?
— Что, простите?
— Украшательства фасадом можно оставить на потом, отдав их на откуп владельцев, как заедут…
Чуть позже в беседу включился Лобачевский.
Разобрался в сути предложения Льва Николаевича и охотно его поддержал. Настаивая на том, что хотя бы вокруг университета поставить сплошь кирпичные здания. Купцы, ремесленники и прочие тоже втягивались.
Шипов оглянуться не успел, как оказался в центре небольшого митинга.
Маленького.
Где-то на тысячу человек.
И этот молодой граф вон — забрался на коляску. И сжав в руках кепку, показывал ей куда-то, рассказывая про основы политэкономии. Выглядело жутковато. Сергей Павлович еще помнил историю тех тайных обществ, что пытались захватить власть в 1825 году. Сам в них состоял, догадавшись вовремя выбрать правильную сторону.
Но не пресекал.
Потому как Лёва «топил» за царя и агитировал купцов да прочих заниматься развитием производств всяких в Казанской губернии. Что, де, не торговлей единой.
Дело-то доброе.
И сам Николай Павлович, как и министр финансов Егор Францевич, примерно за тоже и стояли, когда его напутствовали на это назначение. Однако Шипову все равно было нервно. Очень нервно…
— Товарищи! В то время, как… — продолжал вещать этот студент, размахивая кепкой.
«Откуда она у него? Он же в фуражке студенческой был…» — пронеслось в голове у губернатора, что по какой-то причине зацепился за нее взглядом.
[1] Читая описания этого пожара, автор обратил внимание на то, что упоминались только разборка заборов между домами как мера противодействия распространения огня.
[2] 1/4 пудовый «Единорог» являлся длинной гаубицей калибра 122 мм (48 линий), стрелявшая снарядами весом в 10 фунтов (четверть пуда). На 1842 год существовали несколько моделей этого типа орудий:
и 1805 года, и 1838 года и иные. Отливались как из бронзы, так и из чугуна. В боекомплект к ним шли в основном картечь (шрапнельная, дальняя и ближняя) и гранаты (4,5 кг с зарядом в 205 г черного пороха).Часть 2
Глава 3
1842, ноябрь, 3. Санкт-Петербург
Николай Павлович стоял у окна Зимнего дворца и наслаждался щебетом птиц, глядя на Неву.
Птицы, разумеется, находились внутри помещения. Вон в клетке сидели.
Да и Неву отсюда было не так уж и хорошо видно. Окна-то выходили на Адмиралтейство, а не сразу к реке. Из-за чего эту серую и мрачную махину удавалось охватить взглядом лишь частично[1].
Раздался стук в дверь.
Тихий.
Осторожный.
Можно даже сказать деликатный.
— Войдите.
— Прибыли Лев Алексеевич и Егор Францевич. Ожидают в приемной.
— Зови. Обоих.
Вошли.
Доложились.
Николай, наконец, повернулся к ним и присев на подоконник произнес:
— В Казани был пожар. Слышали?
— Разумеется, — ответил Перовский.
Министр финансов молча кивнул. Он после апоплексического удара чувствовал себя плохо и особого тонуса не имел. Оттого стал вялый. Но Николай за него держался, доверяя его опыту. Даже несмотря на то, что Егор Францевич почти постоянно просился в отставку.
— Сергей Павлович прислал свои предложения. Они сводятся к выделению ему денег на расширение улиц и переход к безусловному кирпичному строительству. Потому как деревянное слишком уязвимо к пожарам.
— Не слишком ли жирно для Казани? — задумчиво спросил Лев Алексеевич.
— Сергей Павлович считает, что начало массовой кирпичной застройки в Казани вызовет создания новых кирпичных заводов и не только. Через что снижение цен на строительные материалы и развитие экономики всего Поволжья и Покамья.
— Мне бы его оптимизм, — вяло улыбнулся Егор Францевич. — Дельцы просто поднимут цены на кирпичи, как только на них возникнет спрос.
— Это Сергей Павлович тоже упомянул, предложив таких вешать.
— Что простите? — закашлялся министр финансов.
— Вешать. — улыбнулся император. — Соглашусь, предложение радикальное, но здравое зерно в нем имеется. Он пишет, что, если сразу о том объявить, что тех, кто решит завышать цены или снижать качество станут вешать как разбойников, это просто будет не нужно делать. Люди испугаются загодя. Максимум одного-двух вздернуть, если усомнятся.
— Согласен, — улыбнулся министр внутренних дел, — есть в этом предложении здравое зерно. Но я, признаться, не ожидал от Сергея Павловича таких слов. Он же даже в Польше вел себя в высшей степени культурно. А тут такое…
Егор Францевич согласно кивнул.
— Что на Шипова нашло?
— Или кто… — скривился Николай Павлович. — Вы что-нибудь слышали о юном графе Льве Николаевиче Толстом?
— Нет, — честно ответил Перовский.
— А это не из-за него в нашей Академии наук переполох? — нахмурив лоб, спросил Канкрин. — Признаться, не помню уже точно, но, кажется какой-то Толстой фигурировал как соавтор статей Лобачевского. Говорят, что Михаил Васильевич Остроградский чуть не преставился. Бегал в бешенстве красный как вареный рак.