Железный лев

Сергей Павлович несколько секунд пожевал губы.

Скривился нервно.

И выкрикнул:

— Садись. Поехали.

— Я со слугой.

— К кучеру! — скомандовал Ефиму генерал. И тот подчинился быстрее, чем сообразил. Очень уж характерный голос пробудился в Шипове. Словно тот снова — под Малоярославцем или на Бородино. Чему огонь, бушующий повсюду, очень способствовал.

Коляска губернатора развернулась и покатилась обратно. В самое пекло. К явному неудовольствию коня. Но пара ударов кнута и он смирился со своей участью. Косясь, впрочем, на людей недобрым взглядом.

— Эй! — едва минуту спустя крикнул Шипов, увидев человек пять, что тащили какие-то вещи. — Все бросайте и за мной!

— Но ваше высокопревосходительство, — замямлили эти бедолаги.

— Бросайте, говорю! За мной! — вновь скомандовал он, и кучер тронул коляску. Только уже помедленнее. Чтобы люди пешие поспевали.

Так повторилось еще несколько раз.

Посему к университету он подошел с отрядом в практически двадцать человек. А там Лобачевский пытался сколотить группу добровольцев из разбегающихся сотрудников и студентов. Но их не стоит осуждать и винить. Зрелище ревущего масштабного пожара давило многим на психику весь изрядно. Выдерживали только самые стойкие.

Вот эта объединенная группа и направилась к примеченному дому. Дабы через него начать будущую засеку.

— Что происходит?! — взвился мужчина, вытаскивавший вещи из дома.

Ему пояснили.

Он стал возражать и что-то требовать. Дескать, как они смеют его «кровиночку» разбирать? Вдруг пожар не заденет? И как ему жить?

— Если ты сейчас не заткнешься, я велю тебя пристрелить или повесить. — прорычал Сергей Павлович.

— ЧТО?! — ахнул хозяин дома.

— Иди и помогай моим людям! Живо! — рявкнул губернатор, добавив нотки бешенства в свой крик.

И шумный персонаж натурально телепортировался. Вот только что был тут, а вот уже там — и деятельно включился, косясь на губернатора. Только это было неважно. Особенно после того, как от кремля подошел отряд — солдат в семнадцать. Подкопченный и злой. Эти рассусоливать не стали бы — прибили бы и сказали, будто так и было.

Шипов же, нарезав фронт работ Лобачевскому, поставленного за старшего, отправился на своей коляске искать людей. Стягивая всех, до кого мог дотянуться. Получаса не прошло, как в единый кулак удалось собрать свыше пятисот человек самой разной профессии. Здесь, на разборе бок о бок трудились и слуги, и солдаты, и ремесленники, и студенты, и даже три профессора…

Еще через полчаса генерал вообще привел роту местного гарнизона.

Как и где он ее выцепил — загадка.

— Сергей Павлович! — выкрикнул Толстой, подбегая.

— Экой ты пыльный, — расплылся тот в улыбке.

— Скоро еще и прокопчусь, — ответил парень жизнерадостно. — А пушку раздобыть можно?

— Какую еще пушку?

— Да любую. Но лучше хотя бы фунтов в шесть или больше. Домики-то ей валить куда сподручнее. Я на крышу взбирался, — махнул рукой Лев. — Огонь идет фронтом оттуда вон туда. Если наперерез просеку делать — можно попытаться остановить его продвижение. Но шесть фунтов, конечно, мало. Лучше бы в дюжину хотя бы.

Губернатор молча кивнул и покосился на капитана.

Слов не требовалось.

Все всё поняли.

И уже спустя четверть часа раздался первый выстрел. Четверть пудового «Единорога»[2], который чугунной гранатой ударила по деревянному домику. Метров со ста.

Домику поплохело.

Прямо крепко.

Он натурально так вздрогнул от попадания и самым бесхитростным образом завалился набок. Повезло. Так-то граната была слабой. Видимо, попали удачно, обрушив какие-то несущие конструкции.

Дело пошло.

Прямо побежало.

Артиллеристы били из «единорога», потом из двух таких «товарищей», быстро обваливали довольно хлипкие деревянные постройки с минимальной дистанции. А позже, когда подкатили 24-фунтовую крепостную пушку — стало совсем хорошо. С дистанции в полсотни шагов она пробивала деревянный домик навылет, повреждая серьезно стоящий следом. И удар получался такой силы — что ух! Удачно прицелился — так и все — второго выстрела не требовалось. Ядро просто выламывала бревна. А порой и того хуже — выворачивая целые участки стены.

Так и работали.

Орудиями заваливали очередной дом. Перемещаясь на новую позицию. Люди же, количество которых постоянно увеличивалось, помогали обвалить то, что не рухнуло сразу. А потом с помощью лопат и прочих подручных средств пытались накидать слой земли со стороны наступающего фронта огня…

— Фу-у-у… — тяжело выдохнул Лев, присаживаясь на подножку коляски.

Уставший.

Грязный как черт.

Прокопченный.

Но вполне целый и здоровый.

Рядом отдыхали остальные участники «штурмовой колонны». За их спиной же простиралась просека. Широкая. Просторная.

Вон — огонь к ней уже подошел натуральной стеной с одной стороны. И порывы ветра пытались его перебросить. Но тщетно. Кое-где долетали угольки и маленькие головешки тлеющие, но их тут же присыпали землей. Или, если не удавалось, накрывали чем угодно, чтобы отсечь доступ воздуха и в особенности ветра.

Впрочем, особо напряженной эта борьба не выходила.

Слишком широко.

Поэтому люди улыбались. Вот просто сидели и улыбались, глупо глядючи друг на друга. Кто-то нервно смеялся.

Шипов похлопал Льва по плечу.

— Цел?

— Да бог миловал.

— Бог ныне серчает… вон сколько людей без крыши над головой оставил. — заметил Ефим.

— Так это для ума прибавления! — назидательно произнес Лев.

— Это еще как? — удивился Шипов.

— Ну сколько раз Он, — поднял молодой граф глаза к безоблачному небу, — будет еще повторять — не надо строить деревянных домов в городах. Не надо. Вон — в 1815 году какой ужасный пожар, говорят, был. А этот, если бы мы эту просеку не сделали — еще страшнее получился бы.

— У людей нет денег на каменные дома, — улыбнувшись, словно ребенку, произнес Сергей Павлович.

— Зато они есть у Его Императорского Величества. Выделить под вашу ответственность. Застроить типовыми проектами домов. Кирпичных. И отдать людям в лизинг.

— Во что?

— В аренду с правом выкупа. Так-то благотворительность. Только под такое дело много всяких производств образуется. Те же заводики кирпичные да цементные. Разве плохо? И с них потом прибыток в казну пойдет. И жест какой. Люди точно приметят. И станут истово молиться за Государя-Императора, а не так — для вида. Что тоже ценно.