Железный лев

Страшная статистика!

Ужасная!

Именно для того, чтобы это все побороть с 16 апреля 1843 года Николай I и начнет легализацию проституции. С целью поставить девочек под контроль, прежде всего врачебный. Хотя разговоры об этом велись уже не первый год.

Молодой же граф решил подойти к этому вопросу с другой стороны.

Да, презервативы были известны человечеству с Древнего мира. Еще до наступления славных времен Античности. Изготавливаясь из разных подручных материалов, в первую очередь кишок, например, овечьих. В какое-то время даже не извлекая их из животного. Но настоящие, латексные презервативы появились лишь в 1855 году и были поначалу толстыми.

Очень толстыми.

Прям натурально с велосипедную камеру.

Но Лев каким-то чудом в прошлой жизни видел научно-познавательный ролик. И в памяти отложилось, что если резину развести пожиже каким-нибудь растворителем, то формочки можно в нее просто окунать. Получая на выходе тонкостенные, цельные изделия.

Понятно — это не предел, а только лишь начало долгого пути. Однако и такой вариант выглядел чрезвычайно полезным… выигрышным. Пусть даже не солдат, то хотя бы для офицеров. Их ведь вон сколько лет и сил готовить, а потому глупо терять таким бестолковым образом.

Так что, собрав волю в кулак, Лев Николаевич изготавливал варианты изделий и вдумчиво экспериментировал, стараясь подбирать совсем новеньких проституток. Еще не успевших собрать себе букет инфекций.

Ну а почему нет?

Он мог себе позволить. Опекуны на это ему специальное содержание выделяли, как и двум другим старшим братьям. Карты, пьянки и беспорядочная половая жизнь была частью светской изнанки.

Лев ее, конечно, избегал.

Но лишь частью, дабы не выглядеть «белой вороной». Вступать в антагонизм к местному обществу и противопоставлять себя ему — дурная затея. Он хотел его возглавить и развернуть в нужную ему сторону, а не героические воевать с ветряными мельницами. Что накладывало определенные последствия. Хотя, конечно, он не увлекался…

Наконец, он довершил начатое.

И хлопнув молодуху по мягкому месту, поинтересовался:

— Как звать?

— Фатима, — игриво ответила она.

— Молодец, Фатима. Хорошо, Фатима. Наука тебя не забудет, Фатима. Ступай, Фатима.

После чего направился к столику, чтобы самым детальным образом записать свои наблюдения. Ну и спать было пора. В особняк. Чтобы не нарушать семейные ритуалы своими прогулами.

Да, он все больше обрастал возможностями и даже финансами. Однако по законам Российской империи был еще всецело в руках своих опекунов, которые могли ему устроить веселую жизнь. Если бы пожелали. Поэтому и он не манкировал теми вещами, которые для тетушки носили принципиальный характер. И проспать завтрак… это был залет, который бы ему потом дорого обошелся…

— Лёва-Лёва, — покачала головой Пелагея Ильинична, когда он в очередной раз не выспавшийся вышел к завтраку. — А я ведь вас, молодой человек, знакомила с прекрасной дамой.

— Милая, — тронув ее за руку, вмешался дядя, — ты разве не видишь? Наш мальчик проводит научные изыскания.

Сказал предельно серьезно. И лицо такое — хоть скульптуру высекай. А глаза выдавали — вон — смеются.

— Это теперь так называется? — скривилась тетушка.

— Наука требует жертв! — патетично воскликнул Лев Николаевич.

— Вы молодой человек главное научные исследования эти домой не берите. А то совсем стыд потеряли. Как только Анне Евграфовне в глаза смотрите?

— Тетушка, ну что вы такое говорите? У нас с Анной Евграфовной любовь куда более сильная и искренняя, то есть, к деньгам. Зачем ее портить этим физиологическим непотребством? Что вы так на меня смотрите? Вы разве еще не слышали? На минувшей неделе Игнат отгрузил целый пуд стальных булавок в столицу.

— Ох, Лёва, что вы такое говорите? Ну какие булавки?

— Какие? Отличные! Самые лучшие! Игнат как снег сойдет — заводик ставить малый будет. Конечно, не свечной, но и это дело прибыльное, надежное.

— Мальчик мой, дама страдает, а вы о булавках… — покачала головой Пелагея Ильинична.

— Это печально, — максимально серьезно ответил молодой граф. — Действительно, об одних булавках думать слишком пошло. Надобно уже переходить к новым фасонам корсетов.

— О БОЖЕ! — голосом, полным отчаяния, воскликнула мадам Юшкова.

— Я Анне Евграфовне завтра же эскизы передам.

— Какой же вы балбес, Лёва. — покачала головой опекунша.

— Прошу заметить — малолетний. — назидательно подняв палец, добавил племянник. — И намеков ваших не понимаю.

— Все вы понимаете, молодой человек.

— Я буду все отрицать! Это наветы! — шутливо выкрикнул Лев Николаевич и расплылся в улыбке. А дядюшка не выдержал и засмеялся. Общение именно с этим племянником ему сильно напоминало его собственную юность, когда он только начинал службу в лейб-гвардии Гусарском полку…

Немного еще побалагурив и поев «любимой» овсянки, Лев Николаевич отправился к себе в комнату, чтобы нормально выспаться. Завтра его ждала новая комиссия… совершенно неожиданная — из Санкт-Петербургского университета прибыла. И желала проверить знания студента, что так лихо сдает экзамены экстерном в далеком, провинциальном городке. Но их можно было понять. После статей Лобачевского, в которых Толстой фигурировал соавтором, слишком много вопросов накопилось к молодому дарованию. И из той же столицы это все выглядело если не подлогом, то какой-то мутной комбинацией.

Лично Остроградского Михаила Васильевича прислали.

Уж кого-кого, а его ни у кого язык не повернулся бы обвинить в сговоре или протежировании Лобачевскому. После того инцидента с Гауссом он его тихо и молчаливо ненавидел, наверное. Так что, если что-то будет не так с этим Толстым — точно глаза не закроет.

И взяткой тут не разрешить ничего.

Дело-то личное.

Поэтому Лев Николаевич планировал предстать перед высокой комиссией в как можно более свежем, отдохнувшем виде. Ибо валить будут. Мучать. Терзать.

Собственно, Лобачевский считал так же. Поэтому подготовил ему те каверзные вопросы, которые обычно применяет профессура. О которых сам знал. И пояснил про каждый.

Вообще, ситуация выглядела странно.

Из столицы уже приехало полста разного рода проверяющих. Большая часть из которых казались совершенно безобидными. Например, один из них должен был снять карту города с наибольшей точностью, пометив на ней выгоревшие дома и всю картину пожара — откуда-куда шел и так далее. Ну и действие Шипов с командой.