Железный лев

Дубельт посмотрел на губернатора, но тот лишь развел руками, а потом спросил:

— Лев Николаевич, вам же вернули украденное. Там точно несколько тысяч. А вы в карты не играете и долгов не имеете. Да и по актрисам да певичкам не гуляете. На что вам деньги?

— Действительно, Лев Николаевич. Для чего? — поддержал его Дубельт.

— У меня планы-ураганы, как и свойственно молодым натурам. Алексей Крупеников выделил денег на плотину и агрегаты заводика селитряного на Киндерка. Архиепископ Владимир нашел средства на паровые машины еще одного селитряного заводика. Но на этом я останавливаться не хочу. В мыслях и иные производства ладить да ставить.

— Тут? В этой глуши? — удивился управляющий третьего отделения.

— Да, Леонтий Васильевич.

— Здесь сложно найти рабочих и инженеров. Трудно что-то привезти и вывезти. Ради чего? Почему именно тут?

— Отечественная война показала, что враг может и до Москвы дойти. Ежели сильный. Поэтому я не считаю разумным жизненно важные для страны производства ставить в полосе вероятного поражения. По моим мыслям все земли западнее Днепра и Двины — суть предполье. Там нельзя держать ничего кроме сельского хозяйства и мелкого ремесленничества. Далее, до Москвы — полоса угрозы, где можно только второстепенные заводы с фабриками иметь, которые не жалко и потерять. А здесь, в Поволжье — лучшее место для наиболее ценного. Сами видите — водный путь все связывает воедино. Есть свои еда, сырье, топливо. Вон — с Урала сюда и руды всякие вести сподручнее, и лес, и иное. С Каспия — нефть. Ну и так далее. Для всякого же внешнего врага тут самое трудное в уязвлении место. Кроме того, чем выше степень ремесленного и фабричного передела продукции в здешних местах произведенной, тем ниже ее себестоимость. Только здесь мы можем создать заводы с фабриками, которые бы с европейскими бодаться смогут[1].

— А столица? — чуть подавшись вперед, спросил Дубельт. — Чем вам столица не угодила?

— Нет. По двум причинам. Первая — это логистика. Подвоз топлива, еды и сырья в Санкт-Петербург — чрезвычайная задача. Оттого оно все будет дороже, чем здесь. Выше издержки. Вторая — высокая уязвимость для десанта.

— Вы хоть представляете, какие силы защищают столицу, молодой человек?

— Давайте представим. Война с Англией. Королевский флот высаживает десант в районе Петергофа и Выборга. Каждый отряд достаточно сильный, чтобы гарнизон столицы вынужден стоять в городе, не зная, откуда придется удар. То есть, занимая композицию Буриданова осла. Которая разрушается через выделение англичанами полка-другого легкой кавалерии и направления его к Новгороду. Через что будет совершенно расстроено снабжение столицы. Сколько она продержится, всецело отрезанная от подвоза еды?

Дубельт промолчал.

Шипов тоже.

Ответ был очевиден, но давать его не хотелось никому из них.

— Или другой вариант. Война с Портой. Наши войска на Балканах и Кавказе теснят врага. И тут Австрия, подзуженная Англией, внезапно объявляет нам войну. С целью ослабить наше присутствие и влияние на Балканах. Мы вводим против нее все резервы. И тут включается Пруссия, стремясь забрать себе Царство польское, ибо нуждается в сельскохозяйственных угодьях для дальнейшего своего развития. Против нее уходит вся гвардия из столицы, и прочие. И тут Швеция решает, что настал ее час…

— Довольно! — излишне резко произнес Дубельт. — К чему эти устрашения? К тому же едва ли возможные?

— В 1812 году границу нашей державы перешла объединенная Европа. А в остальные годы мы неоднократно видели, как англичане собирали против французов самые неожиданные, а порой и немыслимые коалиции. Так что Леонтий Васильевич, не такие уж и невозможные устрашения. А рассказал я их вам, объясняя, почему тут, на Волге надобно поднимать промышленность, но никак не в западных губерниях и не в столице. Да, я сгущаю тучи. Это правда. Но разве в моих рассуждениях есть принципиальный изъян?

— Каким именно производством вы хотите заняться?

— Всяким. Покамест хочу создать здесь достаточное производство для покрытия всяких нужд нашей державы в доброй селитре. Чтобы избавить Россию от необходимости ее закупать.

— У вас большие амбиции, Лев Николаевич.

— Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом.

— Чем же он плох?

— Стараться не будет.

— Возможно. Да-с. Вы знакомы с господами Герценом и Хомяковым? — резко сменил тему Дубельт.

— Да, конечно. Александр Иванович и Алексей Степанович как-то навещали меня, представившись сотрудниками научных журналов. Впрочем, разговоры все вели на разные политические темы. Впрочем, это все оказалось пустым. Они как дети, ей-богу.

— Даже так? — усмехнулся Леонтий Васильевич. — А как же их убеждения? Неужели вас совсем не тронули?

— Герцен — обычный демагог, жаждущий славы. У него нет убеждений. А Хомяков… он глубже, но все равно, жует православие, словно корова свою жвачку. Из-за чего довел ее до совершенно несъедобной кашицы.

Дубельт улыбнулся.

И попросил Льва Николаевича подождать за дверьми, поблагодарив за разговор.

— Занятный молодой человек, — произнес он, когда закрылась дверь.

— Все, как я вам и говорил.

— Там с этой селитрой действительно что-то толковое?

— Видимо, да. Я беседовал с профессорами и адъюнктами университета. Они и сами в восторге. Сейчас этим вопросом весь университет занимается. Купцы городские оживились и активно участвуют. По ним прямо видно — учуяли выгоду, притом немалую. Да и сам Лев Николаевич молодец — сумел вокруг этого дела сплотить всех значимых фигурантов Казани и ее округа. Вон — даже епархия наша изыскала деньги. Вы полагаете, что она на это пошла бы, будь история пустой?

— Так-так… угу… — постукивая пальцами по столу, произнес Дубельт.

— Вы не судите его строго. Сами видите — юн еще.

Леонтий Васильевич Дубельт усмехнулся.

И уставился в листок, на котором было выписано то, что молодой граф успел уже сделать. Начиная от ДОСААФ с лотереей и заканчивая всей этой возней с селитрой. К слову, очень грамотно разведенной.

Управляющий Третьим отделение оценил то, как Лев Николаевич «раскидал» владение и заинтересованность. Вот плотина и заводик при ней. Им, по сути, владел бы дом Крупениковых — самых влиятельных купцов Казани. Которые одни стоили всей остальной торговой части города. И связи имели немалые. Тут. На местах. Или, к примеру, подключение епархии. Да и где-то там мелькали интересы университета, пусть не такие явные.

Крупный игрок, пожелавший бы отнять все это производство, оказался бы в очень неприятной истории. Деньги тут не такие уж и большие, чтобы серьезно драться и бороться. С наскока же не взять, равно как и малыми силами. Выходило так, что попытка отнять производство селитры у молодого графа привела бы к прямой, лобовой конфронтацией со всей Казанью.

— Что-то он не по годам прыткий. — наконец, произнес Дубельт.

— Все так, Леонтий Васильевич. Но прыгает-то он в нужную для державы сторону.

— Вы знаете, как он связан с этим стряпчим?

— Увы, — развел руками Шипов. — Откуда?

— Вокруг смерти этого воришки слишком много мистики. Ваша супруга до ужаса боится Льва Николаевича. Почему?

— Боится?! — удивился губернатор. — Она пыталась… хм… стать его доброй феей.

— Даже так? Интересно. И почему ей это не удалось? Может, ему женщины не интересны?

— Кондомы он испытывал лично и вдумчиво. В домах терпимости. Нет. Дело не в этом. Лев Николаевич просто… для него такой поступок был неприемлем.