Женщина, которая…

Эх, за парочкой не успела. Пока включала аварийку и выбирала, возле кого парковаться, влюбленные вместе с букетом хризантем исчезли в недрах шустрой бежевой «семерки», а к Лене подошел длинноволосый юноша. Челка на пол-лица, то ли девочка, то ли мальчик – с первого взгляда не понять. Рюкзак с множеством застежек и ремешков болтается на одном плече.

– На Московский вокзал. Подбросите?

Пахнул в лицо банановой жвачкой. Улыбка – доверчивая, словно авансом, сверкнула в темноте драгоценным жемчугом, блестящие глаза – в каждом зрачке по маленькому зеркальному отражению всех ближайших фонарей.

– Сотку дашь?

– Я без денег. Подбросите?

– Извини, нет.

– Ну что вам стоит, вы же все равно в ту сторону едете?!

Халявщиков развелось! Вот они, плоды, взращенные на просмотре шоу «Дом чудес». Лена, собираясь тронуться, уже включила передачу, но среднего рода красавчик, стоя над душой, продолжал канючить.

– Какая вам разница? Посадите бедного студента!

– Я заработать выехала. Закрой дверь, говорю, неужели непонятно?! – даже газанула чуть-чуть для острастки. Хорошенькая мордашка померкла, фонари в зрачках разом потухли. От звука хлопнувшей двери Лошадушка испугалась, вздрогнула и, обиженно рыкнув, рванула прочь.

Ну вот, всех нормальных клиентов из-за него потеряла, всех увели, пока разборки устраивала. Хотя нет, стоит один, видимо, ее дожидается. С виду молодой, но невзрачный, бесцветный, точнее, блеклый какой-то, словно пылью припорошенный.

– На Искровский.

– Сколько денег дадите?

– Двести.

– Хотелось бы триста.

– Двести пятьдесят, эт самое, здесь, типо, ехать всего ничего.

Лена кивнула. Все равно с такого клиента больше не снять.

– ОК, садитесь.

Успеть бы домчаться до заправки «Петроль», что на Дальневосточном. Бензиновая стрелка уже на опасном уровне, но лампочка сигналит не постоянно, а это значит, – несколько километров в запасе у нее есть. Лошадушка, милая, не подведи! Лена прибавила звук магнитолы. Детский, баюкающий голосок Новеллы Матвеевой утешал и волновал одновременно.

Любви моей ты боялся зряНе так я страшно люблю!Мне было довольно видеть тебя,Встречать улыбку твою!

Может, зря не взяла мальчишку с рюкзаком? Прав он был, все равно мимо вокзала пришлось ехать. Впрочем, почему бы ему, молодому и здоровому, не пройтись пешком несколько метров, если до вокзала рукой подать? Странный юноша, очевидно, не привык к отказам, разозлился, хлопнул дверью. Обычно так хлопает тот, кого заслуженно обидели или не оправдали его надежд. Кто-нибудь видел на дороге голосующую пожилую бабульку, слезно уговаривающую водителя бесплатно подвезти ее к церкви, например, или в поликлинику? Пешком пойдет или предпочтет остаться дома, в одиночестве!

Когда же наш мимолётный гость.Ты умчался, новой судьбы ища,Мне было довольно того, что гвоздьОстался после плаща.

Однако разворчалась про себя, как та самая старая бабка, нет бы наслаждаться песней, а парень, сидящий рядом, между тем что-то спросил.

– Что, простите?

– Переключите, это самое, на «Радио шансон», третий раз повторяю.

– Я не люблю шансон, путать педали начинаю. Кстати, не обижайтесь, но деньги я всегда вперед беру. С вас двести пятьдесят.

– Тогда, типо того, выключите совсем! С пятисот сдача будет?

Не сбавляя скорости, Лена поменяла вынутые из сумочки две сотни и полтинник от предыдущих пассажирок на одну солидную темно-красную бумажку и прибавила газ. Успеть бы заправиться, не обсохнуть бы в пути.

Туман, и ветер, и шум дождя,Теченье дней, шелестенье лет…Мне было довольно, что от гвоздяОстался маленький след.

На площади Восстания, перед Московским вокзалом – круговерть из автомобилей, автобусов и такси. Мигают рекламы, огромный, ярко освещенный экран под крышей одного из центральных фасадов то празднично вспыхивает салютом в виде аляпистых цветов, как будто сейчас готовых упасть на головы запоздалых пешеходов, то, мерцая искрами, медленно гаснет, то вдруг начинает буднично вещать о пользе импортного кефира. Второй час ночи, а Гончарная, как всегда, плотно забита транспортом. Невозможно вспомнить ни дня, когда на ней не было бы ремонта. Дома, всегда огороженные лесами, сужали и без того узкий проезд, порой рабочие в ярких жилетах что-то копали, отняв у водителей участок проезжей части. Опять же автомобили, поглощавшие вокзальный народ, мешали проезду. Иной таксист в ожидании, пока приезжие утрамбуют его багажник сумками и тюками и усядутся сами, невозмутимо включал аварийку посередине улицы, тормозя весь поток.

«Ну двигайтесь же! Вперед! Вот бараны, столпились и ни с места!»

Не такая уж узкая и тесная, эта улица являлась круглосуточной городской пробкой, из которой машины вылетали только после поворота на Полтавскую. А за поворотом – еще один, «под стрелку». Стой и жди, когда эта стрелка загорится, а бензин-то – на исходе, мигает тебе сигнальной лампочкой, неровен час, встанешь намертво. Вот смеху будет! Сзади тут же засигналят, заклаксонят, а она, беспомощная и жалкая, будет стоять с канистрой, глядя на несущихся мимо счастливчиков, ловить частника, который согласится отвезти ее на заправочную станцию и обратно. Но перед этим ей придется извиниться перед бесцветным, с амбициями, пассажиром и вернуть ему заветную, темно-красную купюру.

«Хватит, довольно! Мысли материальны, потому их пора направить в приятное русло. В какое? Нет, только не о Кострове. И пора наконец прекратить нервно дергать коленом!»

Мало кто знает, что Гончарная – это несостоявшийся Невский проспект. Город еще только возводился, и задуманная Петром Первым Большая першпектива должна была ровным лучом соединять Адмиралтейство с Александро-Невским монастырем. Просеку стали пробивать одновременно: с одной стороны – пленные шведы, с другой стороны – монахи. Но в месте состыковки получился излом. Вернувшийся из-за границы Петр разгневался и для выпрямления луча повелел строить новую дорогу, от Лиговского проспекта к Троицкому собору монастыря. Работы начались, но после смерти царя разладились. Старую Невскую першпективу оставили главной дорогой, а новую, в один пролет, улицу назвали Гончарной, в честь гончарной слободы.

– Что, простите?

Кажется, пассажир опять что-то пробормотал, а она не расслышала.

– У вас клапана, типо того, стучат, говорю. Серьезные проблемы с двигателем.

– Вам показалось, молодой человек. Это у соседней «Ауди» глушитель орет.

«Господи, помоги! Когда же она вырвется с этой, в тиски зажавшей транспортный поток, улицы?» Наконец тронулись. «Не подведи, Шади!» Лошадушка в благородном порыве дернулась, потом еще раз, чихнула и… заглохла.

Черт! Главное, спокойствие. Включаем хладнокровие, выключаем зажигание, несколько секунд передышки… Не слушая обеспокоенного пассажира, бормочущего что-то про инжектор и карбюратор, поворачиваем ключ и… заводимся! При выезде на Полтавскую улицу обходим неповоротливых баранов слева, осторожно, но нагло берем правее, еще правее и наконец поворачиваем под стрелку. Впереди – широкий проспект, а главное, мигающие желтым светом светофоры весело пропускают всех без задержки.

Ну не может Лена промчаться по мосту Александра Невского, не взглянув туда, вдаль и вдоль темной ленты Невы, покрытой возле берегов белеющими, неровными пластинами колотых льдин. Не может не полюбоваться на Финляндский мост с воздушными пролетами ярко подсвеченных арок, их зеркальным отражением в неподвижно застывшем черном глянце тяжелых невских вод.

После моста появилась уверенность, что до заправки она долетит без проблем, вот если бы еще не колдобины… «Ой, блин!»

Пассажир, недовольно оттопырив губы, закачал головой.