Жизнь человека

«Писатель стоял у моря…»

Писатель стоял у моря, Задумчивый и прямой. И слушал, как, гальку моя, Ритмично шумит прибой. Покачивались некруто Суденышки на волне, Но думалось почему-то О юности, о войне. Не будничная забота Владела им с головой. И думалось отчего-то О женщине молодой. А волны катились с гамом, Напором и куражом. Они выпускались самым Невиданным тиражом.

Книги

Если в ваших

личных библиотеках есть книги, которые вы уже прочли, просьба передать их в библиотеку жэка. Из стенной газеты «Дом, в котором мы живем», 1974 г.

Теперь бы уже никто К сему не прибегнул крику. Как кожаное пальто, Теперь они любят книгу. Но все-таки не о том Стихи. И не на потеху. Я свой уважаю дом, И жэк, и библиотеку. Есть книги, что я прочел, И, думается, недаром. Но я из породы пчел, Летающих за нектаром Все в тот же цветущий луг, Где был уже многократно, Свершая все тот же круг — Туда и опять обратно.

«Не всем моим собратьям удалось…»

Не всем моим собратьям удалось Продраться сквозь свое косноязычье, Как сквозь чащобу рвется рослый лось, А сквозь листву — выщелкиванье птичье. Не всем дал бог опомниться скорей — Как бы ожженным творческою плетью — От юной инфантильности своей, От зрелого несовершеннолетья.

«С обывательской точки зрения…»

С обывательской точки зрения, Принимаемой без оглядки, И выводится нечто среднее, То, с которого взятки гладки. Перемешано, перемолото И зерно его и полова. Дорожает на рынке золото. Обесценивается слово.

Икона

В современном интерьере, Где богемское стекло И цветочки на портьере,— Вдруг иное расцвело. …Желтый луч на землю падал, Свод струился голубой, И стоял апостол Павел С аурой над головой.

Икона и ее владелец

Изумляет разность блика Совместившиеся здесь Чистота святого лика И уверенная спесь. Эта старая икона Мне напомнила сильней Ситуацию угона Самолета наших дней.

Боги

Мифологии греческой боги, Разъярившись, метали огни. Кто, мешая, вставал на дороге — Никого не щадили они. Нет, не только ленивое барство Молодых крепкотелых богов, Но злопамятность, хитрость, коварство В дивных кущах иных берегов. Принимая блаженство и отдых, Не блюли интересы ничьи, Превращая себе неугодных В телок, скалы, деревья, ручьи.

Чтение

Что за привычка — читаешь Сразу же несколько книг. Эту небрежно листаешь, В ту основательно вник. В третьей дошел до средины И отложил навсегда. Строго не будем судимы. Это никак не беда. Или все тянешь и тянешь И понимаешь ясней, Что вспоминается та лишь, Давняя, схожая с ней. Новую вот на неделе Взял — и четыре строки Необъяснимо задели, Как задевают стихи.

Коля Глазков. Штрихи к портрету

Был он крупен и сутул. Пожимал до хруста руки, Поднимал за ножку стул, Зная толк в такой науке. Вырезал стихи друзей, Что порой встречал в газете, И с естественностью всей Им вручал находки эти. Не растрачивал свой пыл На душевные копанья, А Якутию любил И публичные купанья. Пил грузинское вино — Большей частью цинандали,— И еще его в кино С удовольствием снимали. …Это беглые штрихи К бытовому лишь портрету. Ибо главное — стихи, Жизнь дающие поэту. Краткий бег карандаша, Откровения услада И — добрейшая душа Иронического склада.

Письмо от Сухова

Приречный гром, в девятый раз проухав, За рощами нашел себе приют. Но пишет мне сегодня Федор Сухов О том, что соловьи еще поют. И словно бы душе моей побудка,— Негаданно берущая в полон, Прибавленная Федей незабудка Отвешивает сдержанный поклон. А он зовет — туда, где в травах тропка. Он говорит: «Когда ж приедешь ты? А то мне даже чуточку неловко, Что я один средь этой красоты…»

«В жизни каждый — и не раз…»

В жизни каждый — и не раз Претендует на вниманье, Ибо хочется подчас Нежности и пониманья. Но стоит антициклон Над землей Нечерноземья. Ранит душу пыльный склон. Погибает в почве семя.

«Путь мой единственный, где ж он?..»

Путь мой единственный, где ж он? Молодость наша, прости. Был я со всеми процежен Сквозь этой жизни пласты. Пробы — на смелость, на ересь — Сквозь этой жизни слои. Но сохранил я, надеюсь, Качества только свои… Слезы волнения вытри Или сквозь слезы взгляни. Счастье, что в некоем фильтре Не потерялись они.

На встрече

Четыре поэта-ифлийца. И сорок прошло уже лет С тех пор, как ударил в их лица Холодный военный рассвет. …Так брат постаревший у брата О жизни расспрашивать рад. Но что их сближает? Утраты. Единая горечь утрат. И в старом московском пейзаже, Что в пыльное смотрит окно, Все новое нынче… И даже Твардовского нету давно.

Однополчане

Два товарища давних, два ратника, Обжигая сверканьем седин,— Оба сняли пальто аккуратненько, Даже сбросил ботинки один. И сидят они около столика, На котором случайная снедь,— Три внезапно воскресших соколика, Не успевших, верней, умереть. Слишком многое начисто выжжено. Но из пепла того и золы Как-то даже светло и возвышенно Три зеленых восходят стрелы.