Жизнь человека

В спорте прозвища как в деревне, И традиции эти древни. Каждый ловко и прочно зван: Слон. Михей. Косопузый. Жбан. Так заходит сосед к соседу Длинным вечером на беседу. Эта явная теплота Между близкими принята. Оборачиваясь на кличку, Что с годами вошло в привычку, Усмехаешься: «Молодежь!..» И опять от ворот идешь. Потому что взяты ворота… В этом все-таки было что-то: Гусь. Чепец. Пономарь. Стрелец… А играет-то как, стервец!

Аэропорт

Аэропорт в работе и в заботе. Но сколь неодинаков интерес — Лететь ли вам, иль вы кого-то ждете, Иль сами опускаетесь с небес. Вы чуточку задумались с устатку. Но разное волненье в вас живет — Спешите ли по залу на посадку, Идет ли на посадку самолет.

Баллада об окопах. Лето 1941 -го

Исходит от дворов Вечернее мычанье. А за деревней ров Хранит в полях молчанье. Он хмуро ждет врага. Дождется ли? А надо б! — Чтоб вскинуть на рога Своих гранитных надолб. Но как не наяву, Тут звук, подобный вою,— Неужто на Москву? — Течет над головою. И снова тишина Сгустившихся потемок. И песня не слышна, И разговор негромок. Как будто в небесах, Где прокатился рокот, О ваших голосах Догадываться могут. Но вот уже и спят, Чуть свет вставать готовы, Ровесницы солдат, А может быть, и вдовы. А эти пацаны, Смеявшиеся живо, Какие видят сны За месяц до призыва? В полях сгорел закат. Усталые лопаты, Что у крыльца стоят, Мерцают как лампады. Мигает маяком Звезда за пеленою. И пахнет молоком, И пылью, и войною…

Баллада о московском затемнении

Грозные ночи Москвы — Помнится каждая ночка: Улицы, крыши, мосты,— Черные — ни огонечка. Тьма над столицей одна: Ни фонаря из-под арки, Ни делового окна Или беспечной цигарки. Всюду главенствует мрак, Ибо имеется мненье, Что нарушает лишь враг Строгий закон затемненья. Помниться ль будет в веках Или же только в начале?.. Но нарушалось — и как! — Жесткими теми ночами. Но озарялось как днем — Синим прожекторным светом, Желтым зенитным огнем, Бьющим без устали следом. Вспышкой машины чужой, Рухнувшей в страшном увечье. Вставшим за каждой душой Заревом в Замоскворечье. Всё получили сполна Люди московского тыла. А постепенно война Дальше на Запад катила. Осточертело давно Жить в затемнении лютом. Но озарялось оно Каждым бесстрашным салютом.

Сумерки

Уже с огнями бортовыми Воздушный лайнер… А внизу Влачит наполненное вымя Корова и ведут козу. И ждут поленья укорота,— Стоит, расслабившись, пила. Пора поливки огорода. Разнообразные дела. И в голубом пространстве полом Не много взоров соберет Над речкой и туманным полем Распятый в небе самолет.

После битвы

Долго еще до конца. Ближе куда от начала. И впереди у бойца Снова дорога лежала. Но в городах и в глуши, Возле огней одиноких,— Камень свалился с души Многих, и многих, и многих…

В конце войны

Не то чтобы стройный рассказ Из жизни тогдашнего тыла, Но я представляю сейчас Примерно, как там это было. Все ближе победная весть. Девчонки в смятенье высоком. Не голод, но хочется есть, Да бьет возбуждения током. Соленый огурчик один Запутался в длинном укропе. А мы — среди чуждых равнин Давно уже в старой Европе. А здесь громыхает салют. Снимают защитную штору. Болтают, что скоро сольют Мужскую и женскую школу.

«Помогите маленьким и старцам…»

Помогите маленьким и старцам, Страждущим от боли и беды. Доблестному воинству и штатским, Сытым и опухшим с лебеды. Равно находящимся под знаком Эпидемий разных и зараз. Помогите людям и собакам, Голубям и коршунам — зараз. И пускай, исполнено значенья, В ближние и дальние места Долетает доброе свеченье Красного и синего креста.

Десант

Как нас мотало! — Словно какой-нибудь бедный детсад. В дрожи металла Плыл над землею воздушный десант. Вес парашюта, Боекомплекта, продуктов, гранат Был почему-то Неощутим средь небесных громад. Ясным и прочным Помнился мир, что, кренясь под крылом, Будто бы в прошлом, Встал на ребро в развороте крутом. Там тебя ранит, И санитары — восславим их труд! — В сумерках ранних, Если застонешь, тебя подберут. Нету их рядом Здесь, где гуляет иная война. Врежет снарядом По самолету — и все, и хана. Дайте побуду С вами, любимые, год или день. Глины по пуду Будет тащить на ботинках не лень. Линия фронта Словно цигарками тлеет внизу… В секцию Фонда Мира — и я свою лепту внесу. Жесткие сроки, Рваный перкаль на сосновом стволе. И эти строки, Что вот сейчас у тебя на столе.

История

Когда, забыв свое нахальство, В крестах и в свастиках начальство, То, что в развалинах нашлось, Все подписало и сдалось; Когда на площадях Берлина Россия-матушка бурлила, Придя от тех сожженных нив,— Среди неслыханного гула История перевернула Страницу, палец послюнив.

Школьный музей

Благородство школьного музея. Как всегда, ни фондов и ни смет. Пишут дети, ищут чей-то след, Сами прозревая и мудрея. Потому им брезжит встречный свет… В этом их учительниц секрет.

Перед службой

Захотелось напоследок Наглядеться на соседок, На далекий синий лес, На холодный свет небес. Словно там не будет леса Или даже интереса К небу, женщинам — всему, Что так нравилось ему.

«Холодная равнина…»

Холодная равнина. Обломки старых слег. Да смерзшаяся глина — Там, где раскидан снег. Негреющее солнце Над зимнею травой… Пробитое суконце Шинелки фронтовой.

Разжалование сержанта

В минуты эти роковые Забыв пути своих забав, Разжалованный в рядовые За самоволку и за баб,— Кто он сержантам и старшинам, Чьим наставлениям не внял, И тем солдатикам безвинным, Которых сам вчера гонял? В мгновенье ока обезличен, Торчит пред всеми напоказ И в строй встает уже без лычек, Комбата выслушав приказ. Война еще на середине, И что с ним будет впереди? Дожди такие зарядили, Что и господь не приведи. Опять команда прозвучала, Дорогу новую суля. И — служба с самого начала Пошла. Но только не с нуля.

В сорок четвертом

Едва сошел с трамвая — Навстречу патрули И, душу обрывая: — А ну-ка, подрули! Ты, чучело, откуда? Позоришь! Внешний вид!..— Он смотрит, дело худо, И вякнуть норовит: — Да я из той метели. Бумага вот моя. Домой на две недели Из госпиталя я…— В ответ: — Читать умею, И не нужны очки. Не думай, что умнее Других,— пришей крючки!.. — Домой пустили, братцы. Ну, как не подчинюсь? Мне только бы добраться, А там я починюсь. Да я пройду дворами, К вокзалу в аккурат. Мой поезд под парами,— Талдычит им солдат. И страшно, чтобы сдуру Мальчишки-патрули Его в комендатуру Сейчас не повели.