Жнец и Воробей

— Не сомневаюсь.

— Правда? Говоришь так, будто сомневаешься.

Он смотрит на автодом и пожимает плечами.

— Ступеньки какие-то ненадежные… — когда его внимание возвращается ко мне, на губах появляется слабая улыбка, а глаза на ярком солнце кажутся почти небесными. — Вот в тебе я ни капли не сомневаюсь. Ну, в том, что ты сама сможешь о себе позаботиться, конечно.

Я прикусываю губу, подавляя усталую улыбку, хотя он не заметил бы. Его взгляд мечется между темным салоном автодома, гравием под ногами и его машиной, словно он только и ждет, чтобы уехать.

— Док, я бы на твоем месте все-таки немного засомневалась, — говорю я, поймав его взгляд, когда он снова обращается ко мне. — Но я как-нибудь выкручусь. Спасибо, что вернул мотоцикл. Вот только помочь тебе его разгрузить я не смогу.

— Я сам справлюсь, — говорит он, и я киваю, благодаря, крепче сжимая костыли и снова сосредотачиваясь на входе в автодом. Там наверняка духота. Дороти стояла и пеклась на солнце, а я мечтаю стянуть с себя куртку, остаться в трусах и вырубиться спать до завтра. Добравшись до ступеньки, прислоняю костыли к боку автодома и хватаюсь за внутреннюю ручку. Док держит дверь, и я с трудом затаскиваю себя внутрь, шипя от боли, когда ударяюсь гипсом о выступ.

— Всё в порядке, — выдавливаю я. Доктор Кейн смотрит на меня изучающе, пока я опираюсь на здоровую ногу, поворачиваясь к нему, и его лоб хмурится от моей вынужденной улыбки. Тянусь обратно к двери за костылями, но вместо этого неуклюже сбиваю их, словно кегли.

— Ну, — говорю я, глядя, как они валяются внизу, насмешливо выглядывая из-под автодома. — Это, мягко говоря, было не очень.

— Не лучшее начало, да.

— Я справлюсь.

— Вижу.

— Ты не особо помогаешь.

Моя саркастичная шутка, кажется, возвращает доктора Кейна из его мыслей в реальность.

— Прости, — шепчет он едва слышно. Бережно придерживает дверь и наклоняется, чтобы поднять костыли. Его выцветшая серая футболка натягивается на спине, пока он тянется под автодом. Четкие мышцы очерчивают его позвоночник, а широкие плечи хорошо видны под тонким хлопком.

Я сглатываю, когда он выпрямляется и оказывается прямо передо мной. Я немного выше него, стоя на небольшом пороге в автодоме, но он всё равно, кажется, занимает собой всё мое поле зрения.

— Спасибо, — говорю я немного дрожащим голосом. Обхватываю один из костылей и пытаюсь вытянуть его, но он не отдает. — Я справлюсь.

— Да, я слышал. Но в моем доме тебе будет проще, — выпаливает он вдруг. Его глаза расширяются, как будто эти слова вырвались у него случайно.

— Эм… что…?

— Я хотел сказать… тебе стоит приехать ко мне. Здесь, — говорит он, указывая на мой дом, — совсем неудобно. Ты кое-как сюда залезаешь.

— Нужно просто привыкнуть.

— У тебя даже кондиционера нет.

— Вообще-то есть… — ну, если Дороти едет и окна открыты. И когда она сама захочет. Что бывает редко.

Док хмурится на меня с подозрением. На мгновение мне кажется, что я случайно озвучила свои мысли.

— А как насчет душа?

— Уверена, они заполнили бак, прежде чем уехать, — отвечаю я, оглядывая территорию за его плечом. — А когда он опустеет, можно воспользоваться общим душем, вон там.

Доктор Кейн поворачивается вслед за моим взглядом, разглядывая небольшой деревянный домик с надписью «ДУШ», зеленая краска которого выцвела так же, как и трава вокруг.

— Выглядит очень безопасно.

— Там убивают людей только по выходным.

Доктор Кейн поворачивается ко мне, смотря настороженным взглядом.

— Нужно следить за раной, и через неделю снять швы, — говорит он. — Справишься?

Я подавляю заверения, которые в лучшем случае будут полуправдой. С каждой секундой всё больше нервничаю, представляя себя в главной роли в фильме ужасов под названием «Кемпинг Принцессы Прерий: Ужасное убийство Роуз Эванс», но мне совсем не хочется, чтобы парень, которого я едва знаю, понял это. МакСпайси, конечно, горяч и кажется искренне милым, но я привыкла заботиться о себе сама. Мне и так тяжело признать, что я не могу двигаться, как прежде, без постоянных напоминаний о том, что мне нужна помощь.

— Роуз… — он изучает мое лицо, как будто ищет что-то, как будто оценивает варианты и возможные пути. Чем дольше длится тишина, тем больше я хочу её заполнить. Когда я меняю положение, чтобы поставить распухшую ногу на ступеньку позади, он резко вдыхает. — Мэттью Крэнвелл.

Я пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица. Но мы оба знаем, что он застал меня врасплох.

— Кто? — спрашиваю я с задержкой.

— Мэтт Крэнвелл, — повторяет он. — Ты его знаешь?

Я сглатываю. Качаю головой.

Даже при ярком солнце на его лице появляется тень. Доктор Кейн не отводит взгляда, когда я пытаюсь разорвать эту связь и отвернуться. Он по-прежнему стоит там, загораживая весь проем, вытягивая всю энергию, которая искрится между нами в знойном воздухе.

Эта застывшая секунда длится так долго, что я успеваю представить вси мысли и обвинения, которые наверняка сейчас проносятся в его голове. Он наклоняется ближе, и его голос становится ледяным шепотом:

— Он это с тобой сделал?

Хочу отступить. Но не двигаюсь. Хочу покачать головой, но не могу заставить себя сделать это. Я словно олененок, парализованный страхом, когда его находят в высокой траве.

— Подозреваю, что ты не единственная, кому он причинил боль, — его футболка натягивается на бицепсах, и мышцы кажутся напряженными, когда он проводит рукой по волосам. Прядь падает на нахмуренный лоб. — Расскажешь мне, что произошло той ночью на самом деле?

Каждый вдох настолько неглубокий, что едва ощущается. Мое сердце бешено колотится в груди. Я даже не могу покачать головой, хотя это может решить, окажусь ли я в полицейской машине.

Будь сильной. Будь сильной, будь сильной, будь сильной. Ты водишь чертов мотоцикл в металлической клетке перед сотнями людей в этом дурацком цирке. В этом гребаном Шаре смерти, ради всего святого. Не плачь, Роуз Эванс. Не вздумай, блять, плакать.

Но я всё равно, сука, плачу.

Одна слезинка скатывается и обжигает щеку. Морщинка между его бровями разглаживается, когда он наблюдает, как я раздраженно смахиваю её пальцами.

— Мне пора. Спасибо, Док, — говорю я и пытаюсь закрыть дверь. Но он не дает это сделать.