Жнец и Воробей
Шрифт:
Ее лицо смягчается, и я уже во второй раз задаюсь вопросом, не озвучил ли я свои мысли вслух. Словно прочитав их, она говорит: — Не смотри так испуганно, Док. Просто становлюсь немного странной, когда нервничаю, а ты в такие моменты строишь из себя доктора. Я же шучу.
— Знаю…
— Но ты, наверное, уже сто раз пожалел, что пригласил меня в дом, да?
Может быть.
— Нет.
— Думаю, ты хотел сказать «возможно». Не парься, с кукурузными детьми я справлюсь, поверь, — говорит она и улыбается, крепче сжимая костыли и двигаясь к лестнице.
— Стой, — хватаю её за запястье, даже не успеваю подумать,
Разжимаю пальцы, высвобождая её запястье, но ощущение этого прикосновения пульсирует на моей коже.
Я открываю дверь. И на мгновение она останавливается. Потом, с быстрой нервозной улыбкой заходит внутрь.
— У тебя мило, — говорит Роуз, входя в гостиную, стук костылей звучит, как мелодия. Она коротко улыбается мне через плечо. Как будто что-то притягивает её, она подходит к журнальному столику и наклоняется, чтобы взять вязаную подставку. Это первое, что я связал крючком. Рисунок далек от идеала. Некоторые петли больше других.
Мне интересно, что она сейчас чувствует, когда рассматривает эту кремовую пряжу. Держа её в руках, она проводит взглядом по мягким диванам и креслам, затем по простой кухне, которая всё ещё дышит атмосферой 50-х, несмотря на свежую краску и столешницы, а потом по обеденному столу, где лежит всего лишь одна салфетка.
Боже мой.
Смотреть на свой дом чужими глазами — это… обескураживает. Просто одна грёбаная салфетка. И гениальная вязаная подставка. О чем, интересно, она думает?
Наверное, то же самое, что и братья. Впервые понимаю, что, может, они и правы. Лаклан не ошибся. Я застрял на пике стадии «грустной Золушки».
— И правда мило, — повторяет Роуз, ставя подставку на место.
— Думаешь?
— Ага, — отвечает она. Когда поворачивается ко мне, её улыбка кажется искренней. Может, немного грустной. Она выдавливает улыбку поярче и говорит: — И правда, очень уютно. Выглядит как настоящий взрослый дом. Подходящий доктору МакСпайси Кейну.
Я фыркаю и ставлю её сумку рядом с диваном, направляясь мимо неё к кухне.
— Зови меня Фионн.
Роуз пробует произнести моё имя. Я поворачиваюсь и вижу, как она смотрит на меня, её тёмные глаза прикованы к моим, словно в поисках чего-то.
— Прости, если я нарушаю твою жизнь. Порчу твой изысканный стиль или что-то в этом роде.
— Ничего такого, — несмотря на её учтивые слова, тут особо нечего нарушать. Сейчас, когда она внезапно появилась, я осознаю, насколько скудной стала моя жизнь. Какая-то серая. Только работа. Спортзал. Ещё больше спортзала и работы. Ежемесячный визит к раненым бойцам в «Кровавых братьях». Мои немногочисленные контакты с внешним миром — это Сандра и её клуб вязания «Швейные сестры» по четвергам, и то я начал ходить туда всего пару месяцев назад. Хотя, этого я и хотел, когда переехал сюда. Не вязания, а одиночества. И все-таки, сейчас впервые думаю, что, может, зря я этого добивался.
Я прочищаю горло, будто это поможет избавиться от вопросов.
— Хочешь что-нибудь поесть?
У Роуз громко урчит в животе, раньше чем она успевает ответить.
— Было бы здорово, спасибо.
Я достаю блендер из шкафа и ставлю на стол, потом ищу в морозилке замороженную зелень. Роуз добирается до стола, опираясь на костыли. Поднимаю взгляд, когда она отодвигает стул
и садится с вздохом. Она кладет больную ногу на соседний стул и закрывает глаза, откинувшись назад, чтобы помассировать шею, и из-под футболки видна полоска кожи на животе. Я слишком долго избегал даже малейшего намёка на романтические отношения, раз уж этот крошечный кусочек кожи привлекает всё моё внимание. Отворачиваюсь, хотя это сложно. Начинаю резать апельсины, чтобы сосредоточиться.— Как долго ты здесь живёшь? — спрашивает она, раздается какой-то шорох. В руках у неё колода карт, края которых уже помяты от частого использования.
— Чуть больше четырех лет, — отвечаю, наблюдая, как она кивает и кладет карты на стол. — Раньше я жил в Бостоне.
— У тебя Бостонский акцент?
— Нет, я родился в Ирландии.
Она кивает снова и переворачивает карту, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть.
— Уехал в юном возрасте. В тринадцать, да?
Рука с апельсинами останавливается перед блендером. Я наклоняю голову.
— Откуда знаешь?
Роуз смотрит на меня и игриво улыбается.
— Магия.
Я собираюсь задать ей вопрос, но она отвлекает меня и опускает взгляд на карту.
— Или просто удачная догадка. Подумала, что ты достаточно взрослый, чтобы сохранить акцент, но ещё слишком молод, чтобы его потерять. Тринадцать подходящий возраст, — она переворачивает вторую карту и начинает тихонько напевать.
— Таро? — спрашиваю я, и она кивает, не смотря на меня. — Этим ты занимаешься в цирке?
— Да, отчасти. Но в основном я Воробей в клетке, — говорит она театрально, расставляя руки как в выступлении. Она посматривает на меня в ожидании реакции. — Я катаюсь на мотоцикле в «Шаре Смерти», — хочу задать ей кучу вопросов, но она снова переводит тему на меня. — Так, ты решил сбежать в Небраску, чтобы избежать романтических отношений?
Я хмыкаю, беря морковку и начиная её чистить.
— Дай угадаю. Ты уловила холостяцкую ауру дома. Это из-за вязаной салфетки?
— Нет, но на счет нее у меня тоже есть вопросы.
— У меня складывается впечатление, что у тебя много вопросов, — говорю я, бросая морковку в блендер и наблюдая, как Роуз смотрит на третью карту и качает головой. — А откуда ты узнала об этом?
Роуз сверкающим взглядом пронзает меня насквозь. Как будто пробирается через слишком тонкие преграды, за которыми я пытался спрятаться. Я не просто чувствую себя под наблюдением. Я ощущаю, что меня видят по-настоящему. И после напряжённого момента, она расслабляется, как будто нашла то, что искала.
— Магия, — отвечает она, с легкой грустной улыбкой берет карты и возвращает их в колоду. — Ну и как поживаешь? Убежав из Бостона.
— Не знаю, — медленно начинаю очищать другую морковку. Я ощущаю её взгляд, тяжесть её пристального внимания. Она просто ждёт дальше. Внутри меня происходит борьба — хочется ответить развернуто, но я этого не делаю. — А как насчёт тебя? Как там в цирке?
Роуз смеётся, но в этом звуке я ощущаю разочарование.
— Не очень. Все уехали.
Подняв взгляд, я вижу, как она немного покачивается на стуле, изящно постукивая пальцами, потом достает из кармана что-то похожее на белый кристаллический амулет в форме птицы. Она делает жест, словно разрезает воздух перед собой, а потом осторожно кладёт предмет на свою колоду. Хотя мне и хочется спросить её об этом, я сдерживаюсь, её присутствие и так сбивает меня с толку, и я не хочу углубляться в разговоры о кристаллах и предсказаниях.