Жнец и Воробей

Я прочищаю горло, пытаясь прийти в себя, и спрашиваю:

— Во сколько лет ты пришла в «Сильверию»?

Улыбка Роуз тускнеет, словно теряя яркость.

— В пятнадцать.

— Совсем юна, — отмечаю я, и она кивает. — Почему так произошло?

— Мне больше некуда было идти, — Роуз пожимает плечами, пряча кристалл и перемешивая карты. — Когда «Сильверия» приехала в город, я потратила половину своих сбережений и провела там целый день. На следующий день я потратила вторую половину. На третий день пришла к Хосе и умоляла его взять меня на работу. Он не согласился и не отказал. Когда они начали собираться в дорогу, я уселась с одним из участников команды, — она с радостью смотрит на меня, сдувая прядь волос с лба. — Я работала, он меня кормил. Я доказала свою стойкость, и он платил мне.

— То есть, ты просто… ушла из дома?

— Нет, — говорит она. — Я просто ушла.

Я хочу спросить, что это значит, но свет в её глазах на мгновение гаснет. Я смотрю, как она переворачивает карту и напевает задумчивую мелодию.

— Тебе там нравится? — наконец спрашиваю я, не зная, стоит ли углубляться в её прошлое, когда в настоящем достаточно путаницы.

— Обычно всё круто. Я путешествую. Люблю нашу труппу. Вижу новые города. Знакомлюсь с новыми людьми. Но это не так круто, когда случается нечто подобное, — говорит она, указывая на свою ногу.

— Часто такое происходит?

— Нет. Не со мной.

— А то, что произошло с Мэттом Крэнвеллом?

В комнате вдруг становится совершенно тихо.

Я мог бы ощутить наше биение сердец в воздухе, если бы просто протянул руку. Роуз ничего не говорит. Даже не моргает. Я не могу понять её выражение лица, но часть меня уже хочет перемотать время обратно и забрать эти слова. Я не знаю эту девушку. Всё, что произошло, не имеет ко мне отношения. Не буду лезть в её жизнь. Я предложил ей свой дом без всяких условий. Без всяких раскрытий секретов.

Я уже хочу извиниться, когда Роуз вдруг говорит:

— Не совсем. Нет.

Я удерживаю на ней взгляд, затем киваю и возвращаюсь к блендеру, чтобы сделать смузи. Приготовив, достаю два стакана и наполняю их густой жидкостью, после чего направляюсь к столу, беря с собой металлические трубочки. Отодвигаю стул от стола, где лежит одна салфетка, и чувствую, как её глаза следят за каждым движением.

— Извини, это не моё дело, — говорю, когда передаю ей смузи, хотя она не шевелится и продолжает смотреть мне в глаза.

— Я живу в твоем доме. Ты имеешь право знать, кто находится у тебя под крышей.

— Послушай, — произношу я, обхватывая стакан, чтобы не дотронуться до неё. Этот внезапный порыв удивляет меня. — У меня были некоторые подозрения по поводу Крэнвелла. Когда вижу его, интуиция подсказывает о том, какой он человек. Понимаешь? Боже, доктор не должен так говорить, — качаю головой и откидываюсь назад, изучая её лицо. Тёмные глаза. Пухлые губы сжаты, как будто она старается удержать в себе мысли, которые крутятся в голове. — Просто… я это чувствую. Он опасный человек. И если он сделал…

— Ты был прав, — вдруг говорит она. — Когда ты спрашивал у меня. Это я его в глаз ткнула, — выдает Роуз и так пучит глаза, что я чуть ли не смеюсь. Я никогда не встречал никого, кто мог бы выразить так много с помощью взгляда. Теперь же её карие глаза выглядят так, будто полны страха.

— Я так и думал, — отвечаю я. Невероятно, но её глаза становятся ещё больше, а на щеках появляется розоватый румянец. — Аромат пина-колады стал подсказкой. Но права точно всё расставили по местам.

Роуз сглатывает и кивает. Но улыбка не появляется на её лице, несмотря на мою шутку и улыбку.

— Я лучше пойду. Не хочу создавать проблем или заставлять тебя чувствовать себя некомфортно в своем же доме, — когда Роуз начинает поднимать ногу, я ловлю её за запястье.

— Останься. Пожалуйста.

Я ощущаю натяжение её сухожилий и пульсацию её сердца на своих пальцах. Роуз готова бежать, или, точнее, ковылять из моего дома. Я должен её отпустить. Если бы я был благоразумнее, то отвёз бы её в полицейский участок. Или хотя бы обратно в тот жуткий кемпинг. Но вообще не хочу.

Она всё ещё смотрит на меня с настороженностью, но, наконец, чуть расслабляется.

Я не отпускаю её, когда спрашиваю:

— Он причинил тебе боль, Роуз?

Она не говорит, просто кивает. Едва заметно соглашается. И это движение вызывает в моей крови пожар. Единственное, что удерживает меня на месте и не позволяет поддаться тёмному желанию расправиться с ним — это она. Её тёплая кожа под моей ладонью. Запах, витающий в воздухе — легкий оттенок корицы, сахара и шоколада с пряностями.

— Он не видел моего лица. Я была в шлеме, и визор был опущен, — шепчет она, смотря на свою ногу, потом снова поднимает взгляд на меня. — Это была бейсбольная бита. Никакой аварии.

— Он ударил тебя? Чёртовой бейсбольной битой? — удивлённо спрашиваю я. Роуз кивает. — Почему же ты не вызвала полицию?

— Я не хотела усложнять жизнь его жене, Люси, — говорит она, пожимая плечами и отворачивая взгляд, будто не хочет поддерживать контакт. — Если она не вызвала полицию, значит, есть причина. Возможно, она не готова. Или боится последствий, — Роуз смотрит мне в глаза, и на этот раз её взгляд полон решительности. — Он бьёт свою жену, Док. И я не жалею о том, что сделала. Была бы возможность сделать это снова, я бы убедилась, чтобы он не добрался до больницы.

Она говорит это с такой уверенной решимостью, что я не сомневаюсь ни на минуту в её искренности.

Моя кровь становится вязкой, как лава, стекающая по венам.

Я видел Люси Крэнвелл всего однажды в своей клинике, когда она привела ребенка с инфекцией шесть месяцев назад. Она была спокойной, стеснительной и вежливой. Я бы и не запомнил ее, если бы не одно замечание, которое она сделала, когда достала свой телефон, чтобы отправить смс. Оно врезалось мне в память, но тогда я не знал, почему, поэтому просто отмахнулся.

«Мне нужно написать Мэттью», — произнесла она, бросив на меня извиняющий взгляд. «Ему всегда интересно, где я».

Отпускаю руку Роуз и провожу ладонью по лицу.

Мое внимание приковывается к двери, словно она зовет меня выйти. Сесть в грузовик и ехать, не останавливаясь, пока не я окажусь у Крэнвеллов. А дальше…?

Я прогоняю эти мысли, прежде чем они уведут меня в безумство. Они как лозы, которые закручиваются и захватывают меня в опасную жизни, из которой нет выхода. Я наблюдал это у своих братьев, Лаклана и Роуэна. Я чувствую, как те же импульсы сжимают меня внутри. Но научился прятать эти желания в коробку, где они будут увядать, оставаясь забытыми.