Жнец. Возрождение
Шрифт:
– Кто там?
– О, Васнецов! А ты что тут делаешь? А, зелье варишь? Просветления разума? Ну да, ну да!
Денис напрягся, но постарался ничем не выдать своего удивления.
– Витор Витольдович? А Вы… Инспектируете?
Ответом ему послужили лишь звенящие благодаря плитке на полу шаги.
Денис принялся соображать, что могло привести директора в учебную лабораторию Медногора в такой час. Может, Верону потерял? Или, наоборот, проверяет, как она занимается с вечно приносящим проблемы учеником?
– А где Верона Вергардовна? – подтверждая мысли Дениса, поинтересовался директор.
– Она… Вышла за руническим букварем. Я попросил помочь мне в изучении изначального языка, сам не справляюсь!
Отговорка была бредовой,
Денис не совсем понимал, что тут делает директор, зачем он пришел, а главное – когда уйдет. Но поинтересоваться вслух не хватило духу. Оставалось лишь молча наблюдать за посинением своего зелья – благо время еще оставалось.
Шаги за спиной стихли. Денис выпрямился и почувствовал тяжелое дыхание у себя на щеке. Скосив взгляд он увидел, что директор также склонился над колбой и внимательно рассматривает ее содержимое. Как будто жаждет там картины грядущего разглядеть.
– Витор Витольдович? – шепотом позвал Денис.
– А? А, что? – вздрогнул директор и выпрямился.
Денис, оторвавшись наконец от созерцания колбы, повернулся к директору. Какой-то он был странный. Денис переключил зрение – возможно, в объеме что-то не заметил? Но картинка была точно такой же – никаких возмущений и искривлений пространства. Отчего же где-то под левым ребром внезапно заныло чувство тревоги?
– Вари, вари, Васнецов. Недолго осталось!
Директор словно вынырнул из своего оцепенения. Кивнул в сторону колбы и ободряюще хлопнул Дениса по плечу.
Что-то кольнуло, как будто на руках директора оказалась колючка. Денис вздрогнул, но тут же все прошло.
– Не отвлекайся! Уже скоро! – директор указал на вьющийся почти черный туман и вышел из кабинета, ничего больше не добавив.
Денис проводил директора взглядом. Он и до этого считал его слегка чудаковатым. А теперь лишний раз убедился в своей правоте.
Таймер снова пискнул. Тридцать пять минут осталось позади. Денис взглянул на алый порошок цветка папоротника в ступке. Даже в таком состоянии то и дело по крупицам пробегали искры – цветок чувствовал соседство нежити и ему это не нравилось.
– Ничего, скоро отправишься мне разум просветлять! – пообещал Денис папоротнику.
Неожиданно по телу пробежала волна озноба. Как будто кто-то приоткрыл дверь и в комнату ворвался ледяной сквозняк. Денис оглянулся – подумал было, что кто-то еще заглянул на огонек. Но лаборатория была пуста. А все окна и двери оставались плотно закрытыми. Озноб между тем становился все сильнее. Волны парализующего холода накатывали откуда-то со спины и растекались по телу, сковывая и обездвиживая его. Денис потянулся за телефоном, но не смог даже разогнуть руки. Казалось, что тело деревенеет. С каждым ударом сердца из него уходило тепло, уступая место неземному, потустороннему холоду. Денис прищурился и разглядел, как откуда-то из объема на него надвигается, шевеля белесыми щупальцами, леденящий туман.
Таймер в очередной раз запищал. Пошла тридцать седьмая минута. Туман в колбе заклубился быстрее, отчего там образовалась миниатюрная черная дыра. И оттуда на него взирал Хаос – бездушный и беспощадный.
– Помогите! – попытался крикнуть Денис, но из горла вырвался лишь непонятный сип. И язык, и голосовые связки – все замерзло. Денис чувствовал, как превращается в бесчувственное бревно. Только мозг продолжал лихорадочно соображать, пытаясь найти выход из ситуации. Но выхода не было. Он не мог шевелиться, он не мог кричать. И противный таймер снова пискнул, оповещая о начале сороковой минуты. Если за ближайшие две минуты он не закинет папоротник в колбу – Морфей вырвется на свободу и поглотит его.
Денис собрал всю силу воли в кулак и попытался подняться. Но все, что ему удалось – немного сдвинуть стул. На этом оставшееся тепло его покинуло. Денис продолжал видеть, слышать и понимать все происходящее
вокруг. Все его внимание теперь сосредоточилось на пульсирующей бездне в колбе, которая неотрывно глядела сейчас в его душу. Откуда-то издалека до него долетел торжествующий смех, но Денис не был уверен, что это не почудилось ему.Вот таймер пискнул в последний раз. Черный туман медленно пополз по стенкам колбы вверх. Нерешительно, словно проверяя каждый следующий сантиметр на прочность. И, не встречая никакого сопротивления, продолжал свой путь по горлышку вверх. Время словно остановилось. А точнее – сошлось в эту темную точку пространства, всосалось в абсолютное ничто – центр Хаоса. Добравшись до края горлышка туман замер и резко скользнул вниз.
Робкий отблеск надежды шевельнулся в душе Дениса. Но в следующее мгновение послышался тихий треск – толстое стекло колбы как в замедленной съемке покрылось паутинкой трещин.
Денис успел подумать, как глупо победить норлаха и встретить смерть от ошибки в зельеварении. Он решил не закрывать глаза, чтобы видеть ту, что явится срезать его колос. А может, их будет несколько?
Денис вспомнил эфемерных полудниц и полуденный жар на мгновение коснулся щеки, согревая его.
Хлопок двери разорвал эту тонкую нить, что протянулась от Дениса туда, к истоку Смородины. Звон разбившейся колбы подобно грому вспорол напряженную тишину. Денис успел заметить расплескавшийся по белой плитке чернильный мрак. И острый янтарный взгляд, пронзивший Дениса до глубины души. Неведомая сила подбросила тело вверх и потянула куда-то в непроглядную темноту. Последнее, что запомнил Денис – что-то тяжелое, тисками давящее грудь. В следующее мгновение мрак из колбы полностью поглотил его сознание.
Глава 18. Атака Морфея
Ёлька торопилась. Клубок в кармане вибрировал все сильнее, чувствуя приближение станков. Вот позади осталась лестница учебного корпуса, вот закончился коридор первого этажа. Теперь взбежать по боковой лестнице на самый верх, практически на чердак, а оттуда по потайной уже вниз, в подземелья.
Этот маршрут был с раннего детства знаком любому Ткачу. Или Кармину. Или Геро. Пока старшие усердно выполняли свой долг, дети, поколение за поколением, боролись со страхом, исследуя загадочные подземелья. Именно здесь кто-то впервые встречал домового или лешего. Именно тут находили то, что потерялось сотни лет назад. И теряли заново то, что найдут еще через сотни лет.
Ёлька всегда любила эти подземелья. Несмотря на близость опасности, которая буквально дышала тебе в затылок. Несмотря на холодное дыхание Нави, касающееся стен и сводов. Несмотря на тяжелый взгял Хаоса, который нет-нет, да и улавливался в отражениях лужиц и рос.
За поворотом послышался знакомый треск, и Ёлька прибавила шагу. Сегодняшняя смена ткачей заступила на дежурство три часа назад. Что же могло произойти, что всех остальных решили собрать?
Повеяло сыростью и, несколько ударов сердца спустя, чуткий слух уловил шум бегущей воды. Водяной Страж, как и тысячелетия назад, хранил вход к станкам.
"Никто не войдет. Только Ткач откроет двери" – каждый Ткач знал этот голос, едва различимый в гуле падающей воды. В давние времена у Водяного Стража полегло немало искателей приключений и охотников за Судьбой. Только истинный Ткач мог пройти сквозь водную преграду и выйти сухим из воды. Но это было далеко не последнее испытание, поджидающее каждого, кто решит пробраться к станкам. Ёлька попыталась припомнить все ловушки, спрятанные по пути в главный зал, где с Великой Прялки спускались нити, и не смогла. О каких-то она знала с детства, но позабыла. Какие-то еще предстояло открыть. Пока что ей, как и всем ткачам, проходящим обучение, разрешалось посещать только двадцать первый зал. Выпускников допускали в двадцатый, где они и сдавали свой первый настоящий экзамен. А дальше начинался путь, что называется, по карьерной лестнице в самое сердце залов, ко входу к Прялке. И к тайному Знанию.