Жнецы Грез

Он хотел сказать про Дядь Колю и про льдинки, но настороженный мозг напрочь отказался передавать эту мысль в речевой центр. При этом Дима ощутил давно позабытый укол из юношества. Укол особой сыворотки с эффектом недоверия к самому любящему тебя человеку. Мама, в общем-то, и не хотела ничего слышать:

– И хорошо! Сын! Димка! Забей, или как там у вас говорят? У тебя отличная квартира, с начальником все в поряде, ищи жену - не хочу! Когда я внуков-то подержу?
– спросила она, вскочив со стула.

– Да! Вот именно, мам - не хочу! Знаешь? Один мой друг, а, по совместительству, начальник, часто говорит: "Все мы родом из детства..." Уж не знаю, чья эта фраза изначально, но мне кажется...

– он задумался на секунду.
– Кажется, что я оттого и застрял! Уж семь лет все работаю, да играю в игры! Что у меня оттого и есть постоянное ощущение собственной... чужеродности всему этому, что ли? Потому, что я не помню откуда я родом, не помню детства. Я дерево, которое потеряло корень и не может понять куда ему расти! Я не могу тянуться к солнцу, потому что без привязки к земле меня мотает из стороны в сторону. А может, я вообще валяюсь трухой на земле и гнию давно, понимаешь?

Мама слушала и с умилением смотрела на свое дитя взглядом: "Какой же ты у меня еще глупыш!" Дима пожалел о своем откровении, интерпретировав этот взгляд, как: "Что за сентиментальщину ты мне тут заливаешь? Тебе - двадцать пять!" А когда закончил, она сказала шелковым голосом:

– Глупенький, да здесь ты родился!

Сын смотрел на нее с недоверием.

– Отец потому так долго и добивался перевода именно сюда. Он хотел вернуться домой.
– она рассмеялась.
– Нет, ты и впрямь глупыш! Как, по-твоему, здесь, в этом городе оказались твои бабушки и дедушки? Переехали вместе с нами?

Эти слова упали кошмой на очаг сомнений Димы. Он вспомнил плюшки и топленое в печке молоко, что делала баба Катя и рассказы деда Егора про Сталинград. Вспомнил нравоучения бабы Лары и заговорщическую ухмылку деда Яши, предлагавшего ему тяпнуть водочки, пока она не видит.

Впрочем, плотная ткань этих доводов совсем не долго могла сдерживать языки пламени, все громче трещащие: "Возвращайся... пора домой..."

А мама продолжала:

– Сынок, пожалуйста, успокойся и живи себе, как живется. Недаром масоны говорят: "Делай, что должно, и будь, что будет." Ты дома. Работай и...

– Серега!

Дима оглянулся на часы. Половина первого бесцеремонно отшвырнула мысли о Потемках за кулисы, ненадолго освободив место насущным вопросам.

– Что?
– не поняла мама.

– Я ж ему не отзвонился!

Он вскочил. Рука уже сжимала телефон.

– Слушай, мам, мне бежать надо. Давай коробку, я пошел.

Мама, казалось бы, сразу повеселела:

– Вот и правильно, молодец!
– хлопнула она в ладоши, тоже поднимаясь.
– Знаешь? У моей коллеги дочка одинокая твоего возраста. Может...

Дима сверкнул на нее глазами:

– Прекрати, пожалуйста. Какой-то классик еще сказал: "Всему свое время." Или это народная поговорка?

Мама пожала плечами. Он махнул рукой:

– А... Неважно! Даю тебе честное слово, что ты...

– Да-да... Буду первой, кто узнает о твоей избраннице.

Две трети семьи Чудовых улыбнулись друг другу. И от этого обоим стало легче, пусть и ненадолго. Мама прокачала головой фразу: "Люблю тебя, засранец!" и они вышли в прихожую. Дима ковырялся со шнурками, пока мама гремела чем-то в кладовке.

Увидев коробку, Дима сразу же вспомнил, как бережно собирал ее. Какая-то общая болезненность, с которой черная дыра выпустила два предыдущих воспоминания, исчезла. Лишь мимолетный четкий укол в области груди: там - все! Там -

Возвращайся домой...

истинный он! Мама заметила перемену в его взгляде и спросила:

– Что в ней?

У Димы пересохло во рту.

– Там мои вещи из Потемок... их вещи... Я... мы переезжали сюда и я... собрал их в отдельную коробку, а потом...

– Стоит ли ее открывать, сын? Может, лучше сжечь?

– Ты что!?
– он выхватил ее из рук матери и добавил.
– Мне... жаль, что я забыл. Все забыл! Я сам решу, что с ней сделать, ок?

– Пообещай мне ни в коем случае не делать глупостей, сынок.
– устало проговорила мама. - Ты жил там очень давно и теперь это не имеет никакого значения, слышишь?

Мама щелкнула пальцами перед сосредоточенным лицом сына.

– Ты слышишь!?

– Да, да, мам! Не делать глупостей, конечно! Люблю тебя, мама! Пока!

Это было далеко не первое и не последнее обещание, которое он нарушил. Хотя, что это значит: "Не делай глупостей! Думай, потом делай!" Глупость, сколько над ней ни думай, таковой быть не перестанет.

***

Он приехал домой. Серега сказал, что подъедет через час и Дима пытался отвлечь себя от раздумий о Потемках, друзьях, Байроне и льдинках просмотром Южного Парка и поеданием магазинных пельменей. Расправившись с ними и устав от матерных острот Эрика Картмана, Дима уселся было за барабаны, но навязчивая сосредоточенность мыслей

Давай, Пандора! Открывай!

на коробке ничуть не помогала скоординировать движения конечностей и держать ритм.

– Тьфу ты!
– он со злостью отбросил палочки. Стараясь не смотреть на коробку в углу, он схватил ноут и удалился на кухню. Но даже безграничной фантазии сценаристов игр не хватило, чтобы отвлечь Диму. Минут за пятнадцать он исклацал мышкой по всем ярлыкам, загрузил и поиграл в каждую из них. К счастью, этого времени хватило. Раздался звонок домофона.

Ростом с Диму, но гораздо более плечистый лысый Серега в классических варенках и толстовке с красноречивым "shutdafuckup" на груди с ходу вручил коллеге тысячу и они прошли на кухню.

– Ну, чего? Домик Карнберга будем делать вместе!
– сказал он, раскладывая листы проекта на столе, и улыбнулся.
– Вспомним старые добрые деньки, когда против мира ржавых труб этого города были только ты и я, без всяких славян и василичей!

– О, круто!
– с неуверенным энтузиазмом ответил Дима.