Жнецы Грез
Шрифт:
Серега, заметив это, с шумом опустил свой наслюнявленный любимый карандаш плашмя на стол.
– Так! Закуривай и рассказывай!
– потребовал он.
Когда-то Дима думал, что никогда не сможет воспринимать своего начальника, как друга. Но со временем все произошло само собой. За годы поездок на пассажирском кресле его "витары" между ними состоялось немало интересных разговоров.
Казалось бы, совсем недавно Дима, подталкиваемый собой и родителями, с отличием поступил в Нахимовское училище. Однако, его уверенность в правильности выбора стези испарилась буквально через неделю после курса молодого бойца и он, не дав присяги, забрал документы и срыл оттуда, вызвав негодование командования и родителей. Поступать на вышку в этом городе
В восемнадцать лет очень легко перечеркнуть все и начать с чистого листа. В конце концов, жизнь - это затяжной полет на аэроплане в поисках окончательной посадочной полосы, верно? И ты, молодой и горячий пилот, видишь с высоты своего всезнающего возраста все полосы. А сделав выбор в пользу одной из них, бросаешь свой самолет в крутое пике - вперед! К мнимой мечте! К двадцати пяти, ты открываешь глаза и только тогда осознаешь, что пике ушло в штопор и пора бы ухватиться за штурвал, выровнять горизонт. К сорока, справившись с управлением, ты понимаешь, что высота уже не та. И изначальной цели либо не видно, либо отсюда она уже не выглядит столь привлекательной. А в шестьдесят ты совершаешь вынужденную посадку там, где получится, потому что топливо и силы на исходе. И дай Бог каждому, чтобы шасси сработали.
К определенной точке в своих скитаниях по жизни человек всегда прилетает с каким-то багажом собственных переживаний и заморочек. Кто-то с баулами "очень нужного барахла", кто-то с изящным саквояжем, набитым черт знает чем. Кто-то с рюкзаком за плечами с кучей диковинок в только ему известных потайных кармашках. Кто-то тащит больше, кто-то меньше, кто-то старается тащить все и сразу. Есть, конечно, и те, кто все бросил и летит налегке. Про таких еще говорят, что они достигли просветления. За их исключением, всем очень трудно найти еще одного пилота, с которым захотелось бы поделиться своей ношей, какой бы легкой или тяжелой она ни была. А главное, чтобы этот человек искренне желал взять на себя твой груз, порой, не прося ничего взамен. Если ты имеешь хоть малейшее понятие о чести, то сам отплатишь ему той же монетой. А через какое-то время вы оба поймете, что на лету поперебрасывали в багажные отделения друг друга слишком много, и стало уже невозможно разобраться - где чье добро... или зло. Стало ли легче вам по отдельности? Скорее всего - нет. Только вот никаких "по отдельности" уже нет и быть не может. И, если уж посчастливилось встретиться с таким человеком, - надо держаться за него, что бы ни случилось. Потому что тебе повезло. Ты нашел друга.
Так, вопреки рабочей иерархии, произошло и у Димы с Серегой.
Потому Дима и рассказал ему все, что вспомнил, без утайки: про Сашку-Гнома, Машку-Мэри, льдинки, фиолетовый
Возвращайся домой...
свет, фразу о Сердце. Именно так, с большой буквы "С". Отодвинув в сторону папку с проектом они сидели за столом друг против друга. Рассказ Димы так же подслушивали и вечные безмолвные участники подобных сцен - сигареты и кофе. Когда он закончил, Серега какое-то время безучастно покрутил в пальцах камешек, ткнул окурок в блюдце и сказал:
– Дим! Ты хоть сам себя слышишь? Какие Потемки? Какие льдинки? Что за Дядь Коля?.. И где остальная часть, - он протянул камень Диме, - этой хрени?
– Я не знаю!
– он
лжец, лжец, Дима ! Конечно, в коробке!
убрал его обратно в нагрудный карман.
– Все это гребаный бред! Но переживания и... реалистичность - просто зашкаливают, понимаешь? Я замучался уже себя щипать, чтобы проснуться!
Серега с сомнением глянул на друга и долго молчал.
– Тащи ноут.
– Что? Зачем?
– недоумевал Дима.
– Шел двадцать
первый век.– драматичным голосом начал он.
– Дима ничего не знал о существовании социальных сетей...
– Твою мать! Точно! Как я сразу не догадался?
– Что бы ты без меня делал?
– М-да!
– ноут приземлился на стол.
– Фамилии Сашки и Машки своих помнишь?
– Да, кажется, помню...
– Поехали тогда.
Они прочесали все популярные соцресурсы, перепробовали все варианты прозвищ, но тщетно: похожих лиц среди людей с фамилиями Меканский и Герц - не было. Вытяжка над плитой еле справлялась с пропитанным смолой воздухом. Обе стрелки часов упали на отметку три. Увидев это, Серега занервничал:
– Слушай, мне к Карнбергу надо за ключом, а потом еще в одно место за город. Со мной поедешь?
– позже он будет корить себя за этот вопросительный знак. Если бы он настоял тогда, может, все обернулось бы иначе.
– Нет... Я поищу еще как-нибудь. Или спать лягу - авось, поможет...
Серега пристально посмотрел на друга.
– Давай так. С завтрашнего дня ты и я выходим в Светлово...
– Проект! Мы так и не посмотрели...
Серега махнул рукой и сгреб папку со стола.
– Теперь уже либо сегодня после восьми, либо завтра - это не суть. Домик там не очень большой, но работать будем с элитными материалами. При хорошем темпе можем управиться за две с половиной недели. Карнберг дает три недели и доплачивает по десять процентов за каждый день раньше этого срока. Если не успеваем - минус пятьдесят процентов!
– Да что за бред?
– возмутился Дима.
– Это Карнберг! Чертов безногий фриц... А если накосячим чего-нибудь - вообще можно из города валить... и из страны. Сам знаешь...
Он посмотрел на друга. Городскую легенду о той ночи в декабре двухтысячного знали все. Рассказывали по-разному, но сводили к одному: с Карнбергом шутки плохи. Тогда на него и двух охранников налетел какой-то отморозок из фабричного округа с арматурой. Неповоротливые верзилы через пару секунд лежали с проломленными черепами, а Карнбергу он с криками: "Где мои деньги!?" раздробил коленные чашечки. Дальше история разветвлялась на десятки вариантов. От предположения, что Карнберг прикинулся мертвым, а когда наглец нагнулся над ним, чтобы послушать, сначала откусил ему ухо, а потом до смерти забил той же арматурой (что, даже учитывая перебитые конечности, было наиболее вероятным - мужик он был здоровый), до совсем нелепых версий. По одной из них в дело вмешались мифические московские партнеры местного строительного магната, с которыми у него была намечена встреча. И с тех пор ему, по ничем не подтвержденным данным бульварной желтизны, и приходится плясать под их дудку.
– Знаю.
– сказал Дима.
– Сделаем.
– Вот и отлично.
– Серега хлопнул по коленям и встал.
– Как только сдаем обьект - сразу же... СРАЗУ ЖЕ! Едем ко мне, качаем флешку-другую отменного музла, берем навигатор, заезжаем в магаз за провиантом, и вперед по дорогам нашей необьятной, мать ее так, Родины...
– они переместились в тесную прихожую.
– Мне, в конце концов, тоже надо развеяться... Ложка есть у тебя?
– Куда?
– Дима протянул ему обувную ложку.
– Блядь, на Камчатку! Не тупи, Дим! В Сумерки, или как их там, гребаный ты кровосос!?
Дима открыл было рот, но слова увязли в подкатившем к горлу комке мокроты. Его друг все равно не дал бы ему ничего сказать:
– Молчи нахер, ясно? Я еду с тобой и точка.
– Но Василич и Славян...
– Походят в платке.
– Серега смотрел на него, будто на идиота из коррекционного класса, которому приходится изо дня в день талдычить одно и от же.
– У меня давно в бардачке лежит пара. Голубенькие такие.
Он левой рукой защелкнул полный удивления рот Димы и протянул правую. Дима потряс ее. Их позы, вскинутые уголки ртов и прищур глаз претендовади на неплохую немую сцену из какого-нибудь нуарного фильма, но: