Жрица богини Маар

— Нет слов, которыми вы можете смягчить злодеяния, — сурово начал Правитель. — Как вы попытаетесь исправлять содеянное? Господин Далибор?

Посол сарехов осторожно поднял голову, но даже не сел на пятки и на Императора не посмотрел.

— Мы найдем виновных и накажем их. Это позорное поведения для сареха. Виновные будут наказаны! Клянусь тенями моих предков!

Он говорил громко, ожесточенно, уверено. Но я чувствовала, что именно это Правителю не понравилось.

— Господин Квиринг? — не дав никакой оценки словам сареха, так же сурово сказал Император.

Даркези ответил твердо, но казался не воинственным, а подавленным.

— Мы окажем всяческое содействие стражам. Сами тоже будем искать виновных и передадим их в руки блюстителей закона. Верю, что наказание будет справедливым.

Слова посла даркези были совершенно невозможны для шумных, резких в суждениях сарехов. Прислушиваясь к отклику господина Далибора на них, я почувствовала, что он презирает господина Квиринга, добровольно переложившего вынесение приговоров для соплеменников на плечи тарийцев.

Но, главное, Императору этот ответ понравился больше самоуверенного высказывания сареха.

— Вы можете проводить свои дознания, — отрезал Правитель. — Обязаны содействовать стражам. Обязаны выдать преступников, кем бы они ни оказались.

Послы, все еще не осмеливающиеся поднять глаза на Императора Адмия, кивали.

— Никакого самоуправства, — Правитель говорил тихо, но в пустом зале каждое его слово усиливалось эхом и звучало зловеще. — Никакого самосуда. За него ответите головами. Не как послы, а как преступники.

Послы вжимали головы в плечи и, казалось, вот-вот распластаются на полу. Император еще кривил губы, смотрел сурово, но его злость понемногу шла на убыль. Повинуясь жесту Правителя, в разговор вступил господин Нагорт.

— Ущерб, причиненный городу, от разбитых окон до лечения стражей, воинов и пострадавших горожан, будут восстанавливать ваши общины. В равных долях, — сложив руки домиком, первый советник четко, уверенно и громко озвучивал остальные требования Императора. — Стражи смогут зайти в разрушенные храмы ваших общин. Опросить, арестовать, обыскать. Любая попытка чинить им препятствия будет караться тройной вирой.

Я довольно кивнула. Тройная вира — тридцать золотых монет — слишком высокая цена за бесполезное противодействие стражам. Можно рассчитывать, что расследование завершится быстро.

— В трехнедельный срок ваши общины должны полностью восстановить внутреннее убранство Храма, — продолжал господин Нагорт. — И устранить внешние повреждения, если такие имеются. Если это не будет сделано вовремя, вашим общинам не позволят восстановить храмы ваших божеств или построить новые в течение последующих ста пятидесяти лет.

После этих слов я почувствовала, что буря в душе Гаримы стала постепенно успокаиваться. Доверенная расслабила сцепленные пальцы, вздохнула свободней. Нет, она не простила и не могла простить. Вера и служение Маар были смыслом ее существования, кристалл — величайшей драгоценностью, Храм — единственным домом. Не удивительно, что погром она считала личным оскорблением, которое нанесли ей иноверцы. Возложенные на послов обязательства лишь притупляли злость, но не более.

Потому что оставалось еще одно неупомянутое сокровище, которое нельзя было восстановить, — человеческая жизнь, заключенная в золотой скорлупе нашей с сестрами магии. Я ждала, что первый советник заговорит и о нем, и не ошиблась.

— Мы все знаем о жестоком и циничном убийстве лекаря Снурава в Храме, — продолжил господин Нагорт. — Бессмысленно пытаться выдавать убийство за казнь. Убийцу ждет суд и ритуал. Со своим монархом можете не советоваться, господин Квиринг. Судебное разбирательство начнется уже завтра.

— Я полностью подчиняюсь вашим решениям, — тихо ответил даркези.

— Мы от вас не ждали иного, — уголок рта первого советника дернулся, приобнажив зубы в оскале. Господина Нагорта сложившаяся ситуация ярила, и сановнику становилось все трудней это скрывать.

— Поговорим через три недели, когда ваши общины возместят причиненный Храму и Ратави ущерб, — голос Правителя звучал сухо и жестко. — Если подобное вчерашнему повторится, я изгоню обе общины из страны.

С этими словами, не дожидаясь ответов послов, Император Адмий встал. Беседа была окончена, находиться в зале советов дольше, чем необходимо, он не считал нужным. Когда мы с сестрами вышли вслед за Правителем, я обернулась на замерших в тех же унизительных позах послов. Они не посмели шелохнуться, пока не остались совершенно одни за закрытыми дверями. Тогда я поняла, почему Император не принимал их в тронном зале. У такой встречи было бы куда больше свидетелей. Гораздо больше свидетелей унижения послов дружественных государств.

— Я надеюсь, им хватит времени все восстановить, — вздохнула Гарима, удобно устраиваясь в куббате.

— Если нет, Император их вышвырнет, — хмыкнула Абира. — Город от этого не потеряет.

— У Съярми есть полное описание всех ламп и курильниц, скамей, подсвечников… — словно не услышав сестру, продолжала Доверенная. — Еще я видела в архиве книгу с росписями. Нужно найти, послам это может пригодиться. Хотя я на их месте для восстановления росписей наняла бы тарийских мастеров.

— Они даже должны это сделать, — вставила я. — Сарехам роспись стен вообще чужда, а у даркези другой подход. Они рисуют на сухой основе, а тарийцы — на мокрой. Из-за этой разницы восстановленный кусок будет казаться заплаткой.

— И откуда ты все это знаешь? — искренне удивилась Абира.

— Книги, — я пожала плечами.

Передающая, предпочитавшая прогулки по городу чтению, лучезарно улыбнулась и сменила тему.

— Твой сарех вспомнил что-нибудь полезное?

— Нет, — я покачала головой. — Но он постарается.

Абира заговорила о незавершенном ритуале. Теперь, когда больше не нужно было расходовать силы на неизвестный обряд, она жалела, что не удалось ничего выяснить. Лицемерные и полуправдивые слова раздражали, но я помалкивала, не хотела ссориться. В разговоре снова прозвучали имена послов, и Передающая предложила заехать в лавку, купить сластей. Сказала, нужно себя хоть чем-то побаловать после стольких волнений.

В нашей любимой лавке чудесно пахло выпечкой, горячим медом, кленовым сиропом, ванилью, корицей и еще десятками разных пряностей. Мы выбирали долго, неторопливо, потом остались выпить чаю. Я винила во всем усталость и духоту, но смесь насыщенных ароматов в тот день неприятно кружила голову, мысли становились тяжелыми и будто путались в вязком времени. Из лавки я вышла больной, с жадностью глотала горячий, пропитанный пылью воздух и заставила себя сесть в куббат. От боков и крыши шел жар, легкий ветерок, появившийся во время движения, не приносил облегчения.