Злодейка в быту

От неожиданности я оступаюсь и чувствую, как кто-то поддерживает меня со спины. Миг спустя до меня доходит, что стрела никуда не летит. Наконечник хищно поблескивает металлом, топорщится белоснежное оперение, а древко зажато в руке… флейтиста, который и не дал мне упасть.

Я чувствую, как мои глаза широко распахиваются.

— Прекрасная фея, вы могли пострадать. Пожалуйста, будьте осторожнее. — За легким укором мне чудится не ирония, а издевка.

Его объятия становятся крепче. Не дав мне опомниться, флейтист вместе со мной плавно опускается на землю и только после этого отводит от меня стрелу, опускает ее наконечником вниз.

— Юйлин…

— Папа?!

Как давно он пришел и как много видел?!

Флейтист моментально отстраняется и приветствует отца глубоким поклоном, как младший старшего.

— Господин заклинатель…

— Я всего лишь странник, министр Тан. — Флейтист выпрямляется.

— Вы помогли моей дочери, господин заклинатель. Я в долгу перед вами. — Отец тоже складывает руки перед собой.

— Министр Тан, я не смею. Я пришел, чтобы выразить вам свое почтение, однако вижу, что сейчас не лучшее время для этого. Позвольте спросить: кто посмел штурмовать ворота вашей резиденции и направлять оружие на юную госпожу?

— В столице бунт, господин заклинатель. Я сожалею, что вы стали свидетелем столь неприятной картины.

— О чем вы, министр Тан? Беспорядки в городе не ваша вина. Это вина зачинщика, который должен ответить перед справедливым судом. Я убежден, что простые люди не должны страдать из-за алчных амбиций негодяя, не знающего уважения к своему отцу. Я чувствую себя обязанным вмешаться.

— Но…

Флейтист исполняет очередной поклон, почтительный и элегантный. И под перелив невесть откуда заигравшей мелодии — флейты в его руках нет — он исчезает, словно растворяясь в воздухе под затухающий перезвон.

Вот же.

— Дочь, объяснись.

Я пожимаю плечами:

— Что ты хочешь от меня услышать, пап?

— Не притворяйся. Я, по-твоему, слепой, не видел, как он на тебя смотрел?

— Как?

Папа окидывает меня тяжелым взглядом с головы до пят и скрывается в переднем павильоне. Я медлю — пытаюсь понять, что папа подразумевал. Разве флейтист смотрел на меня как-то по-особенному? Не заметила.

Догнав папу, я хочу подхватить его под здоровую руку, чтобы он мог опереться, но он отмахивается и садится за пустой стол. Одышка выдает, чего папе стоило дойти до переднего двора. Лучше бы лежал.

— Где-то здесь лежит доска, Юйлин. Мы с тобой давно не играли. Принесешь?

— Да, папа, — понуро соглашаюсь я. Насколько в иномирной жизни мне не нравились шахматы и шашки, настолько же в этой мне не нравится игра вейци. Отец приглашал для меня учителя, преподававшего первому принцу. Увы, в отличие от принца я оказалась бездарной ученицей.

Зная, что игра для меня мучение, папа все равно настаивает. Неужели он рассердился только из-за того, что флейтист позволил себе коснуться меня? Очевидно, что иначе бы я упала со стены!

Я честно пытаюсь вспомнить уроки, но уже через десяток ходов становится понятно, что папины белые фишки теснят мои черные. Вот был бы у меня телефон с сетью, я бы могла запустить игру на максимальном уровне и повторять ходы искусственного интеллекта, то-то папа бы удивился. В реальности же я проигрываю, а папа требует еще одну партию и еще.

В какой-то момент я смиряюсь с происходящим. Может, я все неправильно понимаю? Может, папе нравится выигрывать, как бы по-детски это ни звучало? Как-то само получается, что я впадаю в легкое медитативное состояние, вслушиваюсь в щелчки фишек.

— Зачем ты поднялась на стену, Юйлин?

Так папа зол из-за этого?

Вообще-то, сама могла догадаться.

— Я прогнала толпу у ворот.

— Если бы не доброта господина заклинателя, тот лучник бы тебя… застрелил, Юйлин.

От его спокойного тона меня пробирает озноб.

— Прости… — выдыхаю я, обхожу стол и опускаюсь на пол рядом с его креслом. — Мне жаль, что я тебя напугала.

— Тебе жаль, что ты меня напугала, Юйлин? Что ты по-глупому рискнула своей жизнью, тебе не жаль?

Не вижу смысла спорить. Мое решение, возможно, не самое лучшее, но, если бы не мое рисковое вмешательство, мятежники бы проломили ворота, пробили защиту и ворвались на территорию поместья. Да, мы с отцом успели бы укрыться в убежище, созданном как раз на такой случай, и ушли бы через тайный ход. Но вот старые слуги точно бы не спаслись.

— Мне жаль, — соглашаюсь я.

Папа треплет меня по волосам, а я вдруг замечаю, что из-под верхнего слоя его одежды выглянул кулон, с которым папа, сколько я себя помню, никогда не расставался. Кулон начинает светиться режущим голубым светом и вдруг резко покрывается паутиной трещин, раздается хруст, и кулон превращается в облачко серой пыли.

Глава 36

Схватившись за воротник, папа меняется в лице. Он суетливо ощупывает пустой шнурок, наконец сдергивает его, подносит к глазам и безвольно роняет. Выглядит так, словно потеря кулона напугала его больше, чем летящая в меня стрела.

— Кажется, Небеса тебя берегут, доча.

— Что?

— Неважно, неважно. — Папа настолько выбит из колеи, что повторяется. Ссутулившийся, растерянно оглядывающийся в сторону ворот, сейчас он совершенно не похож на министра.

Я хочу спросить, что происходит, но папа поднимается из-за стола.

Значит, партию мы не доиграем. Я начинаю убирать фишки в чаши, разделяя по цвету, но папа жестом показывает оставить и идти за ним.

— Па-а-а…

— Дочь, ты помнишь, где вход в убежище? Помнишь ключ?

— Разумеется. — Нужно с помощью ци начертить подряд два иероглифа, как и с замками на сундуках, только другие. — Пап, что произошло?

— Неважно.

— Ты позеленел, когда кулон рассыпался, и говоришь, что мне не о чем беспокоиться?! Серьезно?!

— Юйлин.

От неожиданной резкости я вздрагиваю. Папа одернул меня как расшалившуюся малолетку. Перед глазами встает сцена из моего детства, как я спряталась от кормилицы и выбежала на передний двор к важным гостям, запнулась о порог и, растянувшись, сбила с ног служанку, как раз подававшую чай. Позорище… Но сейчас-то всё по-другому!

— Пап, я не знаю, почему ты считаешь, что скрывать что-то очень серьезное лучше, чем предупредить. Пусть так. Только не говори не беспокоиться, ладно?