Злые вихри

Внезапная страсть къ Алин, такъ щедро раздленная ею, накормила и напоила его, осуществила всю ту красоту, по которой изнывалъ онъ, наполнила собою его одиночество, дала ему, наконецъ, не призрачную, а живую жизнь. Преступная страсть! Значитъ жизнь -- преступленіе! И совсть его молчала...

Теперь, еще больше истерзанный, одинокій, голодный -- онъ очутился передъ старымъ соблазномъ.

Алина хорошо его знала, говоря, что еще неизвстно куда воображеніе унесетъ его. Онъ ужъ вьявь видлъ передъ собою далекія заглохшія аллеи своего Снжковскаго парка. Онъ ужъ переживалъ вс дни и минуты своего былого преступнаго счастья,

Когда, посл обда, онъ велъ ее подъ руку, черезъ слабо освщенныя комнаты, въ уютный уголокъ дальней гостиной, гд теперь пылалъ каминъ, и куда она приказала податъ имъ кофе,-- она не могла не чувствовать трепетъ его руки. Лицо его оставалось холодно и строго.

– - А знаете ли, въ город сегодня только и разговоровъ, что о вчерашней исторіи у Вилимской,-- говорила она. Эта маленькая княжна возбуждаетъ всеобщее негодованіе: скажите, что вы такое сдлали съ нею? что вы ей говорили?

– - Конечно, ничего,-- отвчалъ онъ, едва соображая, о чемъ это она говоритъ.-- Я обмнялся съ нею нсколькими самыми банальными фразами. Я видлъ ее въ первый разъ, и меня представилъ ей Вово.

– - А между тмъ вы играете главную роль во всемъ этомъ... vox populi... Впрочемъ, я вовсе не желаю васъ исповдывать... Лишній грхъ на вашей душ, и только. Я думаю, вы имъ и счетъ потеряли со времени нашей разлуки.

Онъ поднялъ на нее глаза и не опускалъ ихъ. Она выдержала его взглядъ.

Внесли кофе. Потомъ стало какъ-то особенно тихо, только потрескивали дрова въ камин и мерцающія полосы теплаго свта ходили по комнат.

Молча просидли они дв-три минуты и оба чувствовали что вотъ сейчасъ начнется послдняя ихъ битва.

– - Вы заговорили о моихъ грхахъ, кузина,-- самъ испугавшись своего глухого голоса, едва шевеля внезапно высохшими губами, прошепталъ Аникевъ:-- неужели вамъ интересно это? Или, можетъ быть, вы хотите мн, какъ старому другу, исповдаться въ вашихъ?

Это былъ дерзкій и грубый вызовъ; но ихъ прошлое давало ему на него право. Разв не слыхалъ онъ отъ нея самыхъ важныхъ святыхъ и безумныхъ клятвъ, какія только, подобно вспышкамъ разряжающагося электричества, произносятся, между вздохомъ и поцлуемъ, въ иныя минуты! Онъ никогда не освобождалъ ее отъ этихъ клятвъ.

И теперь, когда она глядла на него прежними глазами, вспоминала о прошломъ и снова брала себ его душу -- онъ могъ требовать отъ нея отчета.

Главное же, она сама признала его право и нисколько не смутилась его грубостью. Онъ сказалъ именно то, что ей такъ хотлось отъ него слышать, безъ чего ей трудно было начать.

Она близко склонилась къ нему, опустила голову и въ то же время подняла на него свои чудные глаза, въ которыхъ отражалось пламя камина.

– - Я могу исповдаться не только передъ вами, но и передъ всми, потому что «такихъ» грховъ у меня нтъ...

– - Смотри мн въ глаза, смотри!-- вдругъ прошептала она и прежде чмъ онъ могъ понять смыслъ этихъ словъ, крпко обняла его шею руками, пряча лицо на груди его.

Она уже знала теперь, наврное знала, что- онъ попрежнему въ ея власти и не найдетъ въ себ силу оттолкнуть ее.

– - Алина... вдь, это безуміе!-- разслышала она.

Что-жъ! или она ошиблась? Онъ силой разнялъ ея руки, отстранилъ ее и поднялся съ мста.

– - Зачмъ это?-- сверкая глазами, сказалъ онъ.-- Ты хороша, ты можешь опьянить кого угодно... Я человкъ... могу быть и звремъ... Ты хочешь посмотрть, правду ли я плъ вчера, что «въ этой чаш отражается краса неба и ада»?..

Она поблднла; но щеки ея тотчасъ же покрылись румянцемъ. Ей даже пріятно было, что онъ ее оскорбляетъ; вдь, она знала и понимала теперь, глядя на него, сколько мученій принесла ему.

– - Нтъ, ты опять поторопился, Миша,-- кротко проговорила она, беря его за руки и заставляя ссть на прежнее мсто:-- ты и тогда не хотлъ ничего слушать, не хотлъ понять меня. Но ты долженъ, наконецъ, понять... Дай мн сказать все, не перебивай меня... Ты мн говорилъ тогда, что я вдругъ тебя разлюбила, что я испугалась скандала и продала себя за деньги, за положеніе въ обществ, за титулъ. Еслибъ это было такъ -- я не стала бы скрывать этого теперь отъ тебя, да и не говорила бы съ тобою. Но это неправда...

– - Неправда?!-- повторилъ онъ.

– - Я не о себ только думала, я спасала любовь твою, которая для меня была и есть все. Вдь, я ужъ не ребенокъ была, когда тебя полюбила... мн минулъ двадцать одинъ годъ... жизнь, вспомни, не легкая выпала, надумалась, наплакалась, всего было!.. Мы встртились съ тобою оба голодные, оба холодные... намъ обоимъ надо было такъ много... Мы не могли не полюбить другъ друга... Разв когда-нибудь, хотя въ мысли мимолетной, я могла упрекнуть тебя за мое паденіе?! Паденія не было, было счастье! Только тебя одного я могла любить, только тебя одного я любила въ жизни...

– - Алина, ради Бога не играй ты мною!-- почти простоналъ онъ, уже не скрывая своего безсилія, съ ужасомъ и невдомою надеждой вслушиваясь въ слова ея.

Она продолжала крпко сжимать его руку.

– - Когда прошелъ первый бредъ, когда, помнишь, ты узжалъ на дв недли изъ Снжкова, я оглянулась, я обо всемъ, обо всемъ передумала... Я хорошо поняла тебя, и ужаснулась за наше счастье. Я знала, что если соглашусь: ухать съ тобой за границу, то все кончится очень скоро. Что-жъ? Я позора что ли испугалась? или того, что ты меня бросишь? Я знала, что насъ ждетъ проза, самая ужасная проза и въ конц-концовъ бдность. Ну, а твое счастье съ прозой и бдностью -- несовмстимо.

– - Поэтому надо было бросить меня, какъ собаку, а самой превратиться въ grande dame, продавъ себя... такому человку!..

– - Положимъ, въ конц-концовъ твоя жена согласилась бы, на разводъ, положимъ, мы нашли бы возможность обвнчаться... Что-жъ было бы дальше? Мы превратились бы въ супруговъ, не обезпеченныхъ и въ то же время вчно стремящихся къ поэзіи, красот, роскоши. Въ конц-концовъ мы только бы измучили, истерзали другъ друга. Можетъ быть наша любовь и не умерла бы, я думаю даже, что н;ъ, но умерло бы счастье этой любви, и она превратилась бы въ жалкаго больного уродца, надъ которымъ бы мы вчно терзались, отравляя себя и доходя до отчаянія... Ну, скажи же мн, что это только мои фантазіи, что въ моихъ словахъ нтъ правды!

– - Если въ нихъ правда, мы съ тобою очень жалкіе люди.

– - Можетъ быть; но разъ мы таковы, что-жъ тутъ длать! Да и не унижай себя напрасно. Настоящій художникъ, такой какъ ты, все же выше самаго великаго мщанина! Но, вдь noblesse oblige... злая завистливая волшебница является со своимъ роковымъ подаркомъ, и этотъ ея подарокъ родившемуся художнику -- вчная жажда и голодъ, вчная неудовлетворенность души, погоня за убгающимъ счастьемъ. Или ты забылъ, какъ плъ мн про это въ Снжков? Да я-то помню, я никогда не забуду этой твоей легенды. Ты довелъ меня до слезъ тогда! почти до припадка этою своею легендой. И я поняла, тебя слушая, до какой степени ты несчастенъ, и я поклялась тогда дать теб сколько можно счастья... я навсегда отдалась теб съ той минуты.