Злые вихри

– - Вотъ и я,-- затрещалъ онъ, звонко цлуясь съ Аникевымъ:-- сегодня везд умираютъ со скуки... я отбылъ свою повинность, и скоре къ теб... Уфъ! усталъ! Sais-tu, je file du mauvais cotou... право! начинаю уставать... и здсь вотъ, подъ ложечкой, что-то неладно...

– - Просто объдаешься разными вредными гастрономическими штуками; позжай въ деревню, шь простоквашу -- и все какъ рукой сниметъ,-- отвтилъ Аникевъ съ невольной, старой симпатіей глядя на это «погибшее, но милое созданіе», какъ онъ мысленно называлъ его.

Еще нсколько минутъ передъ тмъ Аникевъ съ неудовольствіемъ и даже негодованіемъ думалъ о появленіи Вово. Ему, посл того, что съ нимъ только что случилось, хотлось быть одному и хоть немного разобраться въ себ, успокоиться. А тутъ эти откровенности, опять вся старая исторія... И какъ будто что-нибудь изъ этого выйдетъ!..

«Ни о чемъ я съ нимъ говорить не буду!» -- ршилъ онъ.

А между тмъ оказывалось, что именно одиночество было въ такомъ состояніи хуже всего, что появленіе Вово сейчасъ же его оживило, измнивъ ходъ и направленіе мыслей.

Вово подобрался поближе къ пріятелю, услся съ ногами на низенькій диванъ, вынулъ изъ жилетнаго кармана маленькую, золотую эмалированную бонбоньерку и принялся грызть заключавшіяся въ ней мятныя лепешечки и какія-то разноцвтныя крупинки.

– - Ты знаешь, Миша, я не хитеръ и подкрадываться не умю,-- сказалъ онъ: -- а потому начну прямо: вдь, я сегодня былъ... tu sais o`u? Chez Лидія Андреевна!

Аникевъ вопросительно взглянулъ на него.

– - Ну да, былъ и не раскаиваюсь. Ты хочешь видть Соню, n'est ce pas? Такъ вотъ что: подемъ завтра вмст... Лидія Андреевна проситъ тебя объ этомъ.

Лицо Аникева вспыхнуло, но тотчасъ же и поблднло.

– - Если я поду туда, такъ единственно для того, чтобы взять Соню и ужъ больше не отпускать ее,-- неожиданно для самого себя проговорилъ онъ.

– - Voyons, tu ne feras pas de sottises!-- перебилъ его Вово.-- Скандалъ ничему не поможетъ и потомъ... вдь, надо же подумать о двочк... съ ней надо быть очень, очень осторожнымъ.

Аникевъ безсильно опустилъ руки. Онъ и безъ Вово отлично понималъ, что это такъ, что Соню нельзя подвергать никакимъ сценамъ.

– - Скажи мн, видлъ ты ее? Какая она? Здорова? Боже мой, неужели она совсмъ меня позабыла?-- вдругъ почти простоналъ онъ. хватая Вово за руку.

– - Сегодня я не видалъ ее, врно, или училась, или гуляла съ гувернанткой.. Но я видлъ ее недавно. Прелестная двочка... Ты не волнуйся, пожалуйста... надо все хорошенько обдумать...

Онъ подробно и очень живо, ничего не пропуская, передалъ Аникеву свое свиданіе и разговоръ съ Лидіей Андреевной. Это было ему очень трудно, такъ какъ вчная привычка «благировать», все обращать въ шутку, въ легкую насмшку, сильно ему мшала. Но, такъ какъ это было дло «Миши», онъ постарался не пересолить и отлично вышелъ изъ затрудненія. Аникевъ будто самъ присутствовалъ при этомъ свиданіи, видлъ передъ собою живую Лидію Андреевну.

– - Разумется, если ты напугалъ ее моими денежными длами, она станетъ сговорчивй,-- усталымъ голосомъ проговорилъ онъ, когда Вово кончилъ свой «отчетъ»:-- только это совсмъ не то... Я не могу, пойми, ни за что не могу идти къ ней. Это вовсе не капризъ и не вопросъ самолюбія...

Онъ замолчалъ, не договоривъ, и опустилъ голову.

– - Я никогда не могъ понять и не понимаю, зачмъ ты женился!-- воскликнулъ Вово.-- Какъ это могло случиться?!. Повидимому, ты женился по любви, вс тогда это говорили, да и какъ объяснить иначе! Вдь, Софья Михайловна и слышать не хотла, отказала теб въ благословеніи... И если ты все же поставилъ на своемъ... Et d'un autre cot'e -- между тобой и Лидіей Андреевной ничего общаго: огонь и вода. И это въ глаза бросалось, всякій дуракъ видлъ...

Аникевъ поднялся и въ волненіи заходилъ по комнат. Но вотъ онъ остановился передъ Вово, тяжело дыша и съ померкшими глазами.

– - Бываютъ ошибки, которыя, дйствительно, ужасне всякаго преступленія!-- сказалъ онъ.-- Такія ошибки наказываются жестоко, вчной, безсрочной каторгой... да что я -- каторгой! нтъ, засадятъ тебя за такую ошибку въ темный ящикъ, и сиди... а если вздумаешь вырваться, еще хуже будетъ, никуда не уйдешь, нигд не скроешься . Я никому не говорилъ и не говори объ этомъ... вспоминать страшно и противно... ну что-жъ... слушай.

Он опять заходилъ по комнат. Онъ говорилъ, почти безсознательно, отрывисто о томъ, что вызвалъ изъ своего прошлаго, что воскресло теперь передъ нимъ въ образахъ, съ почти осязательной матеріальностью.

– - Никто не повритъ, какимъ наивнымъ, ничего не знающимъ въ жизни существомъ былъ я тогда!-- говорилъ онъ.-- Право, мн казалось, что дурные люди, клевета, интриги, зло ради зла -- существуютъ только въ романахъ... Это нелпо, а между тмъ было именно такъ... Я врилъ всему, что мн говорили... Когда она говорила мн, что не можетъ безъ меня жить, что умретъ, если я уйду отъ нея,-- я ей врилъ. Самъ же я очень скоро почувствовалъ, что не только не люблю ее, но что она мн физически антипатична. Я ршился и сказалъ ей, что изъ нашего знакомства ничего не выйдетъ, что жениться на ней не позволитъ мн мать, отъ которой я совсмъ завишу въ денежномъ отношеніи, потому что самъ ничего не имю. Я ушелъ, но она не оставила меня въ поко, она писала мн отчаянныя письма. Я встртилъ ее на улиц, не знаю, случайно или нтъ... Она шла и среди бла дня, при всхъ, плакала. Она была тогда такая хрупкая будто фарфоровая, жаловалась на боль въ груди, на слабость, избалованная, блоручка, почти ребенокъ... только что кончила курсъ и вынуждена была давать уроки... Вотъ она и шла съ урока... и плакала... Мн стало ее такъ жалко, такъ невыносимо жалко, что я не могъ уйти... И я вернулся къ ней. А черезъ мсяцъ я ужъ долженъ былъ на ней жениться, потому что мн говорили, что она скомпрометирована мною, да и самъ я это видлъ. Она вовсе ничего не требовала, она говорила, что готова быть моей служанкой, только, чтобъ я не гналъ ее, чтобы позволилъ ей жить со мною... Ты видишь, что я долженъ былъ жениться!

– - Я вижу, что тебя ловко поймали и провели!-- воскликнулъ Вово, раздувая ноздри и моргая глазами, какъ всегда это длалъ, когда былъ золъ.

– - Ну, что ужъ объ этомъ!-- перебилъ его Аникевъ.-- Быть-можетъ, и она, и вс они, поступали безсознательно. Я не виню ихъ. Только это была такая мука, моя свадьба! Я шелъ, какъ на казнь... Любовь скрасила бы все, а тутъ, въ этотъ ужасный день, даже моя жалость ослабла. Я чувствовалъ себя совсмъ одинокимъ. Мать сначала просила, умоляла меня не жениться, но когда я написалъ ей, что это неизбжно, она объявила, что знать меня не хочетъ, что я ей не сынъ, что она никогда не проститъ меня... Она все еще надлась остановить меня, и я сознавалъ ея правоту, врность ея материнскаго предчувствія. Но я не могъ пойти назадъ и не сдлать того, что почелъ ужъ своимъ долгомъ. Да, это была пытка! Жалость молчала при вид спокойствія и довольства невсты. Оставалось только сознаніе своей гибели, одинокости, безнадежности и... я скажу теб все, Вово, и ты-то поймешь меня. Это моя мелочность, конечно! но, вдь, человкъ не можетъ быть не собою, а другимъ существомъ... Дло въ томъ, что окончательно меня придавливала тогда вся обстановка, вс лица, которыхъ я видлъ и слушалъ, все, что вокругъ меня длалось и говорилось, все это сренькое, приличное мщанство, казавшееся мн отвратительнымъ кошмаромъ... Любовь скрасила бы все! Что такое недостаточность? Она можетъ быть все же не оскорбительной, даже изящной. Но это «приличное» петербургское мщанство... чтобы все было «мило», «какъ у людей»... оно рзало меня, рзало! Конечно, я мелоченъ...

– - Не мелоченъ, а просто художникъ!-- съ очень серьезнымъ, даже строгимъ, совсмъ не своимъ лицомъ сказалъ Вово:-- au diable! si je te comprends! Ну, нтъ, я бы изъ церкви, отъ внца сбжалъ, parole!

– - Не сбжалъ бы, ты честный человкъ, Вово!

– - Да честнымъ-то, Миша, надо прежде всего быть относительно себя, а ты вотъ съ собою сдлалъ самую что ни на есть возмутительную и глупую подлость... Мало ли ихъ здсь, этихъ скромницъ, готовыхъ сейчасъ же повиснуть на ше, чтобы превратиться въ une dame comme il faut... Такъ на всхъ и жениться!?.. Еще если бы по-японски, на боле или мене короткій срокъ, но контракту -- `ea passe encore...

– - Не болтай!-- остановилъ его Аникевъ:-- я не винилъ и не виню ее за все, что было до свадьбы. Если я не могъ любить ее, не ушелъ во-время, а потомъ поддался жалости, это ужъ мое дло, моя судьба. Но вотъ, въ первый же день, она закапризничала и сдлала мн сцену. Этого я не ожидалъ! Скоро я увидлъ, что между нами совсмъ нтъ ничего общаго, что мы не понимаемъ другъ друга, какъ существа съ двухъ разныхъ планетъ...

Онъ остановился и на лиц его мелькнуло выраженіе испуга, смшаннаго съ отвращеніемъ.