Злые вихри

Съ мужемъ она сошлась, и жили они прекрасно, во взаимномъ согласіи.

Они открыли секретъ семейнаго счастія, заключавшійся въ періодическихъ и продолжительныхъ разлукахъ.

Мужъ служилъ, длалъ военную карьеру, получалъ то одно, то другое назначеніе, переселялся съ свера на югъ, съ востока на западъ. Марья Эрастовна слдовала за нимъ, нисколько не смущаясь такой кочевой жизнью. Но вотъ, что-то неуловимое,, хоть и чувствуемое обоими начинало пробгать между, женой и мужемъ, какая-то тнь охлажденія, недовольства, скуки. Тогда Марья Эрастовна, недолго раздумывая, укладывалась и узжала къ себ въ деревню, все равно -- лтомъ или зимою, иногда на нсколько мсяцевъ, иногда на годъ, даже больше, смотря по внутреннему «самочувствію».

Каждый разъ посл такой разлуки супруги встрчались съ восторгомъ и будто вновь переживали молодость, будто вновь знакомились другъ съ другомъ.

У Марьи Эрастовны было двое дтей; но этого счастья судьба ей не дала: дти, ужъ не маленькія, умерли въ нсколько часовъ отъ страшнаго дифтерита. Марья Эрастовна мужественно пережила свое горе: только никогда его не забывала. Ея дти навсегда остались для нея живы, такъ что даже странно было ее слушать, когда она о нихъ говорила.

Между тмъ ея мужъ быстро подвигался по служб, получилъ большую извстность въ послднюю войну, и посл двадцатипятилтней супружеской жизни, умеръ заслуженнымъ и всми уважаемымъ генераломъ.

Марья Эрастовна, уже почти старуха по годамъ, но здоровая, моложавая и полная энергіи, осталась одна, безъ семьи и безъ близкихъ родныхъ. Единственный ея братъ, старый холостякъ, совсмъ неизвстно почему безвыздно жилъ во Флоренція, въ купленномъ имъ тамъ за безцнокъ старомъ палаццо.

Марья Эрастовна была очень богата, а такъ какъ деньги всегда любятъ присоединяться къ деньгамъ, то она вдобавокъ получила посл мужа внушительную пенсію и аренду.

Наконецъ, умеръ и ея братъ, оставивъ ей, какъ единственной своей законной наслдниц, гораздо боле чмъ милліонное состояніе.

Что кругленькая генеральша богата -- это знали вс: но никто и не подозрвалъ размровъ ея богатства. Сама же она о своихъ длахъ никогда ни съ кмъ не говорила.

Она продолжала, и по врожденнымъ вкусамъ, и по привычк вести кочевую жизнь. Въ Петербург у нея былъ собственный большой доходный домъ близъ Владимірской, и тутъ, въ третьемъ этаж, издавна находилась ея квартира, комнатъ въ десять, если чмъ и поражавшая -- такъ единственно простотою. Она прізжала въ Петербургъ иногда среди зимы и оставалась до лта, но случалось и такъ, что вдругъ, проживъ недли три, неожиданно для нея самой, уложится и детъ то въ одно свое имніе, то въ другое, а то куда-нибудь за границу и, по большей части, въ такія мста, куда обыкновенно, никто даже и не здитъ.

Петербургскія родня давно ужъ всми способами подбивала Марью Эрастовну обратиться къ дамской благотворительной дятельности и предлагала ей устроить предсдательствованіе въ разныхъ «кружкахъ» и «обществахъ». Однако, кругленькая генеральша, съ присущимъ ей веселымъ упорствомъ, всегда и отъ всего отказывалась, позволяя себ даже подтрунивать надъ дамской благотворительностью.

Разсерженные родственники, а главное, родственницы, не разъ готовы были объявить ее Плюшкинымъ; но для этого не хватало достаточныхъ основаній,-- Марья Эрастовна, хоть и довольно просто жившая и одвавшаяся «какъ бдная учительница», скупости все же не выказывала и, чтобы только отъ нея отвязались, давала благотворительницамъ значительныя суммы на ихъ «кружки» и «общества».

Новыхъ знакомствъ генеральша заводить не любила, старыхъ у нея было не особенно много, въ родственныхъ домахъ, начиная съ дома Хрепелевыхъ, ее встрчали не безъ почета: ея странный видъ, безцеремонная рчь и «вульгарныя» манеры прощались ей ради ея богатства и возможности оказаться въ числ ея наслдниковъ. Она со всей своей дальней, хоть и многочисленной родней была всегда ласкова, добродушна, но до сихъ поръ никому не оказывала явнаго предпочтенія и не допускала съ собою никакихъ интимностей. Въ этомъ отношеніи она была кремень, а при слишкомъ назойливыхъ поползновеніяхъ на ея свободу просто исчезала, сказывалась ухавшей.

Къ маленькой княжн Хрепелевой она благоволила, какъ и вс, знавшіе Ninette, и даже одинъ разъ подарила ей прелестную блую пушистую собачку съ черными умными глазами и въ дорогомъ ошейник. Этотъ подарокъ произвелъ значительное впечатлніе, такъ какъ Марья Эрастовна никому не длала никакихъ подарковъ, ни взрослымъ, ни дтямъ.

Когда Нина, на слдующее утро посл чтенія «Крейцеровой сонаты», пріхала къ генеральш и откровенно разсказала ей все, она должна была выдержать своего рода бурю. Марья Эрастовна съ покраснвшимъ лицомъ, въ ситцевомъ капотик, измряя свою небольшую простенькую спальню частыми шагами коротенькихъ ногъ бранилась по военному.

– - Ай-да княжна!-- говорила она, разводя руками.-- Нечего сказать, умница! Дура-дурой! Изъ мухи слона сдлала,

– - Mais, ma cousine...-- начала было Нина.

– - Это еще что такое?-- крикнула Марья Эрастовна.-- Что я теб за кузина! Нечего французить, меня этимъ не задобришь... Я теб не кузина, а тетка, двоюродная тетка, а ты мн двоюродная племянница... Я теб старуха, а ты мн глупая двченка -- такъ и знай!

Нина поняла, что вся эта брань и военный тонъ -- только ради сохраненія приличій, а что въ глубин сердца тетушка вовсе не сердится и не считаетъ ее настоящей дурой. Поэтому она стала цловать Марью Эрастовну и пустила въ ходъ вс свои ужимки, доставившія ей удовольствіе получить въ подарокъ прелестную собачку,

Марья Эрастовна, однако, не сдавалась.

– - Не стрекози!-- опять крикнула она и даже топнула ногой.

Отъ такого никогда неслыханнаго ею, но весьма образнаго глагола Нин стало совсмъ весело.

Она очень смшно передала сцену появленія госпожи Хазенклеверъ съ извстіемъ, что «старьши тфорникъ требувайтъ фитъ».

– - Такъ что-жъ, ты воображаешь -- это я должна скрывать тебя отъ полиціи?-- сказала Марья Эрастовна.-- Ты заварила прескверную и преглупую кашу, а я должна ее расхлебывать! Вмсто того, чтобы придти въ себя и вернуться домой, ты хочешь перебраться ко мн? Такъ?

– - Да, и если вы меня прогоните -- я не знаю, куда пойду, но знаю, что домой не вернусь добровольно... Если же меня вернутъ силой -- я опять убгу. Въ этомъ я даю вамъ слово,--печально и спокойно проговорила Нина, внезапно остывая и блдня посл своей веселости и возбужденія.

– - Да, вдь, ты совсмъ сумасшедшая!-- также спокойно, и пристально глядя на нее, сказала Марья Эрастовна.

– - Такъ ужъ прибавьте: сумасшедшая безнадежно,-- шепнула маленькая княжна.

Марья Эрастовна позвонила, велла горничной подать кофе и стала подробно разспрашивать обо всемъ. Выпивъ свою чашку, она сказала Нин:

– - Слушай... теб нечего возвращаться на Васильевскій островъ, напиши записку этой Ольг, я пошлю человка, и онъ привезетъ оттуда твои вещи. А ты сиди здсь. Я сейчасъ поду къ твоимъ и ужъ знаю, что буду говорить... пожалуйста, не учи меня и въ это не вмшивайся... Сиди здсь смирно и жди. Постой... Пойдемъ-ка, я теб покажу твою комнату...

Она провела Нину въ простенькую, какъ и вся квартира, но уютную, веселую маленькую гостиную.

– - Вотъ тутъ теб кровать поставятъ, тутъ туалетъ... ничего, сойдетъ?-- объяснила она и вдругъ подошла къ Нин, обняла ее и крпко поцловала.