Золото Стеньки

— Он и о будущем тебе рассказывал?

Тут на меня уставили буквально все, но я даже ухом не повел, смотрел лишь на атамана.

— Не рассказывал, обсуждал, — он помотал головой. — О будущем говорили, о походе, как его лучше сделать и куда потом идти.

— В Паншин городок?

— Или туда, или в Качалин, — подтвердил Разин. — А там уже и дальше бы думали. Кто же знал, что персы с открытыми дверями ночевать будут?

Я понимающе кивнул. Персы действительно слишком расслабились — ну и огребли по полной программе. Если уж они своим могучим флотом не смогли справиться с казачьими стругами — значит, недостойны именовать себя каспийской державой. Сначала пусть гарнизоны в городах поставят, моряков толковых обучат, а уж потом приходят. Иначе один «Орёл» при правильно использовании мог навести в тех краях такого шороху — мама, не горюй. Бутлер ещё и Баку отвоюет, если ему достаточно огневого припаса дать.

— Ладно, я понял… теперь ты, Григорий Иванович.

И вернулся на свой табурет.

* * *

Мне, конечно, было жаль, что Разин не назвал имя своего осведомителя при царском дворе. Да и не осведомитель это был, а некий серый кардинал, который управлял казачками по своим нуждам, заставляя и Россию отвлекать на них силу. Но я никак не мог даже представить, кому и зачем это может быть нужно — хотя под подозрением были и поляки, и шведы, и крымчане, и турки. Всем им в целом было выгодно, если бы большая страна по соседству занималась не внешней экспансией, а внутренними проблемами, тратя на это серебро и теряя людей. Впрочем, я надеялся, что Ордин-Нащокин сможет добыть сведения у этого Яковлева — а заодно спросит у того, за какую мзду тот решил продать свою лояльность. Но это будет позже — когда Попов доставит Разина в Москву, а оттуда отправят очередное посольство на Дон.

Ну а пока меня увлек рассказ Разина о золоте. В этом случае он ничего не скрывал, и я вполне понимал, почему — это золото было как в поговорке: близок локоток, да не укусишь.

В прошлом году близкий друг атамана по прозвищу Кривой отправился из Черкасска к запорожцам. Путь не самый дальний, но требует определенной осторожности — если не рисковать и обходить кочевья Едикульской орды, то на этом пути приходится забирать далеко к северу, проходя через солеварни у Бахмутской сторожи. До Днепра Кривой добрался без проблем, сделал там свои дела — про них Разин ничего не знал и Кривого не расспрашивал. А на обратном пути ему пришлось забирать южнее, опасаясь разъездов царских стрельцов и верных России казаков. Добрались до реки Миус, по ней спустились на долбленках вниз, до впадения безымянной речки с востока, и пошли вдоль неё, прикрываясь водой от возможного набега кочевников. Именно на этой реке они и наткнулись на хутор, где обитали золотодобытчики, мывшие драгоценный метал в стекавших с гор ручьях.

Кто именно жил на хуторе и откуда они прознали про золотое место — неизвестно. Кривому было не до расспросов, а старатели встретили пришельцев неласково. В стычке казаки потеряли половину своей ватаги, но обитателей хутора положили всех; про женщин и детей Разин ничего не знал, да и Попов не настаивал на непременном ответе. Схему с месторасположением хутора Кривой составил и нужные отметки на неё нанёс — он собирался предложить совместный промысел своему приятелю. Но когда добрался до Черкасска, до которого от того хутора было меньше ста верст, то узнал, что Разин ушел за зипунами. Разумеется, собрал охочих людей и двинулся следом, догнал на Каспии, успел рассказать о находке и показать образцы, но потом сложил голову в битве у Свиного острова.

Так получилось, что в той битве погибли почти все казаки, чтобы были в золотом походе с Кривым, остался один — тот самый плюгавый Горилко, который метался в горячечном бреду после ранения и ничего рассказать не мог. Я этого казака честно осмотрел, посоветовал всё-таки не пожалеть на него водки и давать побольше малинового взвара. Правда, рана меня смутила — она была слишком воспаленной, так что на выздоровление этого хранителя тайны я посоветовал Попову не рассчитывать. Рисунок со схемой, как добраться до хутора, хранился у того же Разина — десятник его поначалу отложил в сторону, решив, что это какие-то бессмысленные каракули. Но мы вместе смогли его расшифровать и очень условно привязать к местности.

Задача получалась нерешаемой. Этот хутор стоял в серой зоне между едикульской ордой и территорией, которую почитали своей донские казаки. Постоянного населения там не было, даже соль в Бахмутской добывали набегами. Впрочем, от того места и до Бахмутской было верст сто, а уж до обжитых мест на севере и того дальше — до Белгородской засеки надо было ехать верст четыреста, а до Воронежа и того дальше. Это действительно была пустыня — ни населения, ни городов, ни сёл, только такие потайные хутора каких-то беглецов неизвестно откуда, или с России, или из Польши. Бежали туда, кстати, и из Крыма, но реже.

В общем, дешевле было покупать золото у китайцев, как и поступил в нашей истории Петр. Освоение этих земель может затянуться на многие годы и стоить столько, что никакое золото и никакое серебро не оправдает затраты. [2]

Но Попов всё равно упаковал Разина и этого Горилку, которого довезти не надеялся, погрузился на оборудованные фальконетами струги — и в сопровождении полусотни кремлевских стрельцов отбыл в Москву, на доклад к государю.

А мы с Трубецким остались встречать астраханских воевод и готовить ценности к перевозке.

* * *

Бывшего царицынского воеводу Унковского я сдал руководству Астрахани по описи — был один, один и ушел. Сам астраханский воевода князь Иван Семенович Прозоровский в Царицын решил не плыть, послал своего брата Михаила Семеновича и второго воеводу князя Семена Ивановича Львова. Встретившись со мной, они скисли, на вопросы о том, почему пропустили Разина и его казаков, отвечали уклончиво, а потому мне пришлось брать организацию местного управления на себя.

Теперь в Царицыне был новый воевода — Львов, который явно не был доволен тем, что его назначили в менее значимую крепость, чем Астрахань, где и на купцах можно было нажиться, и устроиться вполне по-человечески. Но спорить со мной он не рискнул, да и в целом за ту неделю, что мы провели вместе, показал себя знающим управленцем. Собственно, от него мне было нужно всего две вещи — наладить службу в крепости, чтобы надежно запереть переволоку от несанкционированного проникновения, и хоть как-то разобраться с пленными.

У казаков потери были серьезные, но в целом большинство из них не получило во время битвы ни царапины. Вот эти семь сотен Львов и должен был куда-то пристроить. Я вообще никакого совета ему дать не мог — просто не представлял, что с этим отрядом делать, Трубецкой выступал за каторгу в Сибири, то сбивался с мысли, когда ему задали вопрос — как эту толпу туда доставлять. В итоге Львов посоветовался с Прозоровским-младшим и принял поистине соломоново решение.

Мои сотники уже проделали какую-то работу по сортировке этого полона, так что мы знали, на ком из казаков много крови, а кто вообще весь поход махал вёслами. Вот последних выделили в отдельную группу, усадили на самые завалящие струги — и отправили вверх по Царице на Дон с наказом не возвращаться, а нести назначенную государем службу. Ну и деньжат им малость подкинули — чтобы было чем оплатить волок.