Золотое дно (сборник)
Шрифт:
там не выкопан косик, с кулака налог не взыскан, на
кого вину взвалить?» Ну и дальше таким манером. Дол
гий стих-то был. Ему и не занравилось, что при всех
прочитал: мол, подрыв Советской власти. А при случае
и капнул, куда след.
— А с флагом-то все правда, значит?— неискренне
переспросил бухгалтер.
— А пошто нет-то. Правда, значит. Висит, весь вы
горел, как тряпица худая. Я и снял, положил к Ване
на стол, мол, не гоже такой флаг над сельсоветом дер
жать, Советскую власть
по-худому.
Мартын вдруг умолк, поскучнел, брови поникли на
морщинистом лице, и седые кошачьи усы увяли. Он за
ерзал на подставке, крытой солдатским сукном, и ска
зал глухо:
— Я, пожалуй, на сегодня уйду.— Опираясь сильны
ми ладонями о столешню, легко спустился на пол,
сразу очутившись где-то в подстолье, и, глухо откашли
ваясь, покатил к дверям. У порога остановился, про
щально взмахнул костыльком, словно на смерть уходил,
и у всех при взгляде на короткое безногое тело что-то
мучительно стронулось в сердце, и каждый подумал на
себя, не он ли чем обидел Мартына Петенбурга.
Бухгалтер надел черные сатиновые нарукавники и
начал выкладывать из ящиков папки, обрастая и исче
зая за ними. Аня неотрывно глядела в окно на Марты
на Петенбурга, который отсюда казался квадратным и
сплющенным; он перебирался через рытвины, опираясь
на костыльки и подволакивая грузное тело вместе с
тележкой. Солнечные лучи падали косо вниз, и четыре
подшипника, заменившие ноги, резко отсвечивали и
казались зеркальными.
63
жалуй, ужилась,— вдруг сказала Аня, но все промол
чали, только экономист Витя оторвал от бумаг голову
и удивленно заморгал белыми ресницами.— Мне ма
мушка сказывала, какой он добрый был. Как в море
рыбакам уходить-, так свои бродни отдаст, босиком в
воду заходит, сам карбас отталкивает. Чудак он был,—
говорила она о Мартыне Петенбурге, как о мертвом.—
Раз за сеном поехали по реке в верховья. Он хоть и
председатель, а со веема за веревку тянул, бурлачил.
Только однажды в конце пути пропал, его не сразу и
хватились. А там мыски долгие, река-то крутит очень,
а если напрямик, посуху, то совсем рядом. К избушке
подходят, видят: костер дымит, у огня какая-то баба.
По одеже-то признали сразу, будто Натаха Качегова,
но она же и в упряжи в лямке стоит. Андели, как испу
гались, думали, блазнит, черт пугает; подошли ближе —
так со смеху и повалились, где стояли. Осподи, так это
Мартын, председатель! Из клади Натахино платье тай
ком уволок, переоделся и вроде бабы всех встречает.
У него уж и варя готова, только садись да ешь.
Весельятут было... Они ведь все, Петенбурги, первые на де
ревне щеканы-говоруны. Тот же Мартын было подсме
ялся над Тяпуевым. Шел по деревне, видит: под забо
ром, значит, валяется распьянцовская душа Сима Кап-
шаков — тот и не просыхал никогда, там и спал, где
сон застигнет. Видно, кто-то для смеху жердиной сверху
пригрузил, чтобы ветром Симу не сдуло иль не насту
пил кто. Ну Мартын зашел в сельсовет и говорит Вапе
Тяпуеву: «Ваня, чего у тебя нищета под гнетом лежит?»
Все, кто был там, со смеху пали... За свой язык и от
страдал, наверное, Мартын Конович. Уж больно пря
мой был. А прямых завсе ломают.
7
Они столкнулись нос к носу; если бы Мартын Петен
бург чуть загодя его увидел, то отвернул бы в соседний
переулок и задами уволокся как-нибудь на свою поветь.
Но тут, занятый своими мыслями, катился Мартын по
мосткам, машинально объезжая щели, и спохватился,
только когда увидел перед самым носом ноги в светло
64
рые суетливо пытались обойти стороной калеку, но от
ступить прочь с мостков, видно, не хватало решимости,
а может, их владельцу мешала гордость, и потому они
замялись и застыли, раскинув носки сандалет и чуть
скособочившись на задники. Петенбург поднял лицо и
в седом благообразном человеке едва признал Ивана
Павловича, хотя мысленно подумал сразу, что это он,
городской и новый в этих местах человек.
— Извиняйте,— отрубил коротко Мартын, намере
ваясь толкаться костыльками дальше. Но Иван Павло
вич уже оправился от смущения, пронизывающие глаза
его наполнились тем превосходством, которое обнару
живает в себе порой человек здоровый и при полных
телесных достоинствах, когда встречает того, кто не
имел этих достоинств от рождения или растерял на
длинном жизненном пути.
Иван Павлович свою мягкую интеллигентную ладонь
опустил неожиданно на плечо Мартына Петенбурга: ны
не это было ему весьма удобно, и даже забылось сразу,
что во времена давние был Петенбург «верстой ходя
чей», а Ваня Тяпуев едва доставал ему до плеча; те
перь Иван Павлович оформился телом и даже стал
выглядеть человеком роста почти среднего, да и М ар
тын укоротился вдвое и едва доставал до груди бывше
му милиционеру. Иван Павлович прочувствовал свое
нынешнее состояние, а потому как он еще ни разу не
видел Петенбурга ополовиненным, то и невольно услы
хал в себе спокойную жалость, которая и заглушила в